Иван Щеголихин - Снега метельные
Интереснее других читал доцент Беспалов, анатом, худощавый, смуглый, и по всеобщему мнению, красавец мужчина, однако «не-при-ступ-ный», как говорили студентки, любит только свою анатомию.
«Посмотрим!»— решила Ирина.
В один прекрасный день Беспалов читал лекцию об органах движения и, чтобы оживить тему, решил провести эксперимент.
— Для того чтобы вы лучше представили, что такое центр тяжести и равновесие, я позволю себе прибегнуть к вашей помощи.
Ирина сидела в первом ряду, прямо напротив кафедры, и Беспалов попросил ее подойти к нему.
— Вам нетрудно будет нагнуться и поднять с пола бумажку?— предупредительно спросил доцент.
Ирина повела плечом.
— Я занималась гимнастикой.
— Отлично.
Беспалов попросил ее стать вплотную к стене, касаясь ее спиной и пятками, положил перед ней на пол листок бумаги и попросил поднять его. Ирина, не скрывая самодовольной улыбки, ловко нагнулась и... упала головой вперед, боднув доцента в живот и хватаясь за полы его пиджака. Беспалов придержал ее за плечи.
— Благодарю вас, иллюстрация удалась вполне,— сказал он без улыбки, неизменно корректно и, выждав, когда студенты перестанут смеяться, пояснил результат, не обращая больше никакого внимания на Ирину.— Как видите, стена помешала перемещению центра тяжести, и человек потерял равновесие.
У Ирины весь день горели щеки. Она была оскорблена, возмущена тем, что доцент выставил ее на посмешище всем, да к тому же еще сильно схватил за плечи. Какой заботливый! И без его помощи, слава богу, она удержалась бы на ногах!
В отместку она решила больше не ходить на его лекции. Всю неделю копила решимость, распаляла себя — не пойду, не пойду, пусть знает!— а потом вдруг перед самой лекцией трезво подумала: «Да ведь он и не заметит моего отсутствия. Сидят перед ним человек двести амфитеатром, все в белых халатах, на одно лицо. Он даже фамилии моей не знает...»
Она пошла на лекцию, заняла свое место в первом ряду и все два часа смотрела на него прямо и придирчиво. Как всегда, он аккуратно, если не сказать по-пижонски, одет, сорочка наглажена, очередной новый галстук. Руки у него сухие, пальцы длинные, и на тыльной стороне кисти темные волоски.
Ирина вздохнула — не к чему было придраться. Тем более, что в институт, об этом все давно знают, он приезжает на собственной «Победе».
На зачет по остеологии («Пошли сдавать кости»,— говорили студенты) не явилась лаборантка, и Беспалов пригласил в кабинет Ирину.
— Пожалуйста, помогите мне,— очень любезно попросил он.— Задача для вас нетрудная — записывать фамилию студента, выдавать билет и проставлять номер. Сможете?
— Смогу,— улыбнулась Ирина. И добавила со значением:— Только сегодня, надеюсь, я не рухну к вашим ногам.
— Нет, нет, что вы!— притворно возмутился он. И тут же добавил:—Теперь моя очередь.
Ирина вспыхнула, и чтобы скрыть смущение, отвернулась, разглядывая кабинет. Он показался ей похожим на средневековую келыо — из-за черепов. Узкая длинная комната с одним окном в дальнем конце, а обе стены, справа и слева, разлинованы стеллажом, а па полках расставлены не книги, а черепа, виском к виску, желтые, бурые, белые. Ирина слышала, что коллекция черепов Беспалова уникальна, он собирал ее много лет, готовясь к защите диссертации.
Во время зачета, а длился он часа четыре, Беспалов был любезен с Ириной, хотя и говорил с ней мало и не позволил ни одного живого, так сказать, слова —только по делу.
«Хоть бы улыбнулся,—досадовала Ирина.— Ведет себя так, будто это я сама к нему сюда напросилась...»
Помня о том, что в конце концов ведь и ей придется тянуть билет и отвечать, Ирина с напряженным вниманием слушала ответы студентов. Она уверена была, что не засыплется, ответит не хуже других, но ей хотелось придумать что-нибудь такое-этакое, удивить его, раззадорить, показать ему, что хотя он и доцент, а вот не властен над ней, студенткой. Захочу, отвечу, а захочу не стану отвечать. «Я утомилась, знаете ли, у вас здесь душно, мозги расплавились...»
Вот и вышла последняя студентка. Ирина подобралась, приготовилась к поединку и выжидательно посмотрела на Беспалова.
— Устали, конечно,— участливо проговорил он.— Вы мне очень помогли, спасибо. Где ваша зачетка?
Такого поворота Ирина не ждала, растерялась, молча подала зачетку. Да и что скажешь в таком положении: дескать, не надо мне никаких скидок, дайте билет, все честь по чести? Принципиально, да глупо. Бестактно, по меньшей мере, так ей казалось.
Он поставил зачет, расписался и даже поколыхал слегка ее зачетную книжку, услужливо выжидая, пока просохнут чернила, затем подал книжку Ирине.
— Спасибо... Я могу идти?
Он не ответил. Было уже поздно, за окном темнел скорый декабрьский вечер. Ирина понимала, что делать ей здесь больше нечего, пора уходить. Но ей не хотелось уходить, не хотелось — и все! И потом она еще кое-чего не выяснила. Кое-чего...
Беспалов, как это делают люди после долгого сидения на одном месте, прошелся по кабинету, делая медленные, длинные шаги, разминаясь.
— Интересное время — студенчество, не правда ли?— Похоже, он настроился поболтать. Раньше Ирина думала, что ему лет тридцать пять, не больше, но сейчас он устал и выглядел на все сорок.— Вы дома живете или в общежитии? А-а... Так-так... За трамваем студент бежит волком, в трамвай ломится медведем, а едет зайцем.
Он не улыбнулся, но явно рассчитывал на ее улыбку — как-никак шутка.
— Но это же старо, боже мой!—Ирина расхохоталась.— Как вы отстали от жизни.
Он все еще оставался доцентом, никак не хотел замечать в Ирине женщину. Ей хотелось поиграть с Беспаловым, пошалить.
— Зачем вам такая громада черепов? Как вы их собирали? Бульдозером, наверное?
Наконец-то он рассмеялся, и потом начал рассказывать довольно живо и интересно о наиболее ценных, с его точки зрения, экспонатах.
— Воо-он тот мне покажите, пожалуйста,— попросила Ирина, показывая пальцем в самый дальний угол.
Беспалов приставил к стеллажу зеленую, похожую на саранчу, стремянку, легко поднялся, потянулся за черепом. Ирина увидела его импортные, редкого узора носки и снова с досадой подумала, что даже к носкам его не может придраться. Почему-то ей хотелось именно придраться к чему-нибудь.
Он подал ей шершавый череп, пожелтевший, наверное, не за одно столетие, протянул ей так, как обычно подают цветы — медленно, благоговейно.
— Какой-то человек жил, думал, мечтал. Может быть, учился, и тоже медицине, со смертью боролся,— проговорила Ирина, глядя в пустые глазницы. Ей стало грустно...
В институтском подъезде он предложил подвезти ее на своей машине.
Ирина плохо помнила, о чем они говорили дорогой. Ей хотелось пошалить, и она шалила, а потом расхотелось, и она перестала. Но обратила внимание на то, что Беспалов ловко ввернул в свою речь что-то насчет своей холостяцкой жизни. Вроде бы к месту сказал, как будто мимоходом, просто так, но сказал дважды, это точно. Однако принимать это за намек Ирине не хотелось, она сегодня устала. В конце концов, он мог сказать об этом, просто заполняя промежуток в своей болтовне,— надо же развлекать попутчицу, если взялся везти.
На следующую лекцию по анатомии Ирина собиралась с особой тщательностью, сходила в парикмахерскую, дома долго маячила перед зеркалом, примеряя белый халат и накрахмаленную шапочку. В аудитории заняла свое обычное место, но перед самым звонком вдруг разволновалась и на глазах у всех неожиданно перешла в последний ряд.
«Человек потерял равновесие»,— вспомнила она лекцию о центре тяжести.
С галерки она пристально следила за Беспаловым, уверенная, что он ее не видит. Заметил ли он ее отсутствие в первом ряду? Сегодня он острил и отвлекался от темы больше обычного. Возможно, так ей показалось, она ведь не считала количество его острот на прежних лекциях. Просто на него нашло вдохновение.
Заметил или не заметил? Ирина избрала утешительный для себя вариант: заметил, но сделал вид, что ему безразлично. Из аудитории он вышел, как всегда, прямой, надменный, не обернулся.
«Бог знает, что ты о себе возомнила. Да он уже забыл про тебя! Мало ли у него всяких-разных, таких вот мимолетных встреч со студентками. Чего ради он должен именно тебя выделять из числа всех?..»— думала Ирина, а в глубине, в самой глубине сознания шевелился чертик: а кого же еще, если не меня? Не может такой воспитанный, такой умный человек говорить каждой встречной и поперечной о своей холостяцкой жизни.
Воспитанный, деликатный, человек науки... Так он и вел себя с ней, воспитанно, деликатно, и нечего городить семь верст до небес. Она помогла ему во время зачета, он ее поблагодарил, довез до дома. Воспитанно, деликатно, все чин чином. А если ты сама втюрилась в доцента Беспалова, так нечего его винить. Не ты первая, не ты последняя, в него весь курс влюблен. «Ишь, цаца какая самонадеянная!..»
