Александр Розен - Почти вся жизнь
Дома Иван Николаевич растопил печурку и стал поджидать жену.
— Не сердись, Ванечка, я опоздала, — сказала жена, снимая пальто. — Меня и Зою — ты ведь знаешь Зою? — просил задержаться заведующий. Верно, неудобно было отказываться? Ты побрился, Ванечка? Я очень рада. По радио говорили: обязательно надо бриться, это очень полезно. Сейчас я согрею нам суп. Сегодня суп из сухого картофеля.
Иван Николаевич посмотрел на жену. Впервые за это время он увидел, как она похудела. Ноги стали совсем тонюсенькие, лицо заострилось. Он подошел к жене, взял ее за руки, заглянул в глаза. Глаза были те же, что и раньше, как много лет назад, когда она еще не была женою Ивана Николаевича, а он ухаживал за нею.
Ему показалось невозможным, чтобы другой человек так заглянул ей в глаза, как он это сделал сейчас, и он подумал, что, может быть, он и не умирал, а другой человек, появившийся в Новый год или накануне его, умер в тот момент, когда Иван Николаевич исполнил просьбу жены и слабыми еще руками расколол доски. Иван Николаевич ткнулся головой в плечо жены и заплакал.
— Ваня, Ваня, — испуганно сказала жена. — Что ты, Ванечка? Ты болен. Ляг. Я сейчас дам тебе супа.
— Нет, я здоров… — сказал Иван Николаевич. — Я не знаю почему, но я здоров.
— Но ты плачешь, Ванечка. Что-нибудь случилось?
— Я больше не плачу, — сказал Иван Николаевич. — Знаешь что, ты посиди, а я накрою на стол.
Иван Николаевич вынул из комода чистую простыню, накрыл ею стол и поставил графинчик с полученным к Новому году вином. Затем он поставил на стол две рюмки и разлил вино.
— С Новым годом! — сказал Иван Николаевич.
— С Новым годом, Ванечка! — ответила жена.
Был уже март тысяча девятьсот сорок второго года.
1942Дорога в Ленинград
Рано утром Левкин получил наряд на перевозку дров.
— Поедешь на склад, потом в детдом, — сказал заведующий гаражом.
— А бензин? — спросил Левкин. — Больше чем на пятнадцать километров не хватит. До склада восемь километров, и со склада на Кировский — семь. А с Кировского до гаража как буду добираться?
— Нет больше горючего, — сказал заведующий гаражом и вздохнул. — Если хочешь знать, так в этом детдоме нет ни одного полена. Тебе понятно?
— Агитатор, — заметил Левкин раздраженно. — Мне понятно, что бензину не хватит.
После этого разговора Левкин съел весь свой суточный паек хлеба, запил кипятком и поехал на склад.
Он наотрез отказался грузить дрова. Длинные доски грузил складской бухгалтер, человек пожилой. Грузил долго.
— Ну, хватит волынки, — заметил Левкин. — Больше досок машина не возьмет.
— Так ведь наряд на детдом, — ответил бухгалтер. — Они там уже мебелью топят…
Начинало темнеть, когда Левкин привез дрова в детдом. Он постучал в дверь. Вышла закутанная в платок женщина. Она даже не посмотрела на Левкина.
— Дрова… — Ее почерневшие губы вдруг улыбнулись неожиданно мягко. — Вот хорошо!
— Только, гражданочка, давайте поскорее. Как тут у вас с рабсилой?
— С рабсилой? Какая же у нас рабсила?
— Так я и знал, — сказал Левкин. — Прикажете шоферу за грузчика встать?
— Нет, нет, что вы! — воскликнула женщина и посмотрела на дрова так, словно боялась, что их сейчас увезут.
Она приоткрыла дверь, и Левкин слышал, как она крикнула:
— Дети, ребята, дрова привезли!
Сразу же выбежали дети, тоже закутанные в платки. Видны только глаза.
— Можно брать дрова? — спросил Левкина мальчик лет десяти.
Мальчик уже взялся за доску, ребята стали ему помогать.
— Не мешайтесь под ногами, — сказал Левкин резко. Он отогнал ребят, выгрузил доски и внес их в дом.
— Большое спасибо, — сказала женщина.
Левкин помолчал с минуту.
— Детей-то кормите?
— Кормим, — отвечала женщина, не глядя на Левкина.
— Так, так… Ну, будьте здоровы!
Сев в машину, Левкин обнаружил, что бензин стоит на нуле. И думать было нечего добраться до гаража. Кое-как он доехал до колонки, в будке увидел мастера.
Заправочный мастер сидел за столом, положив голову на руки. Он спал. Левкин разбудил его.
— Горючего не хватило!
— Нету бензина, — сказал заправочный мастер.
— Мне только до гаража. Видишь, какой случай…
— Нету горючего, нету.
— Да ведь до гаража должен я добраться… Как, по-твоему, солдату положено свое оружие бросать?
Заправочный мастер взглянул на Левкина исподлобья.
— Агитатор! — сказал он сердито. — Граммов четыреста тебе хватит?
— Давай, черт с тобой, — отвечал Левкин в сердцах.
Всю дорогу он придумывал, как покрепче выругать завгара за ужасный день, оскорбить его, но, придя в гараж, сказал коротко:
— Бензин стоит на нуле.
— Нет горючего, — вздохнул заведующий гаражом. — Я, Левкин, это знаю.
Та же судьба была и у товарищей Левкина — машины стояли в гараже и на улице, и снег покрывал их.
Дома Левкина ожидала новая неприятность. Перестало гореть электричество. В полной темноте он на ощупь нашел постель и лег.
Левкин был не из робкого десятка. Он любил свою профессию и считал, что шофер не может быть трусом. Не было еще бомбежки, которая заставила бы Левкина бросить машину.
Но сейчас — сейчас дело другое. Темно и холодно, И нечего есть. Да, это положение следовало серьезно обдумать.
В дверь постучали.
— Кто здесь? — крикнул Левкин.
— Это я, Колечкин!..
— Кто?
Человек вошел в комнату, пожужжал фонариком.
— Здравствуй, Левкин. Что, хвораешь? Не узнаешь? Забыл Колечкина?
Евгений Павлович Колечкин работал агентом в «Нарпите». Он получал триста рублей в месяц, но считал, что эта ставка создана не для него, всю жизнь занимавшегося разными комбинациями. Он не обращал внимании ни на снисходительный тон шоферов, ни на то, что его называли «жуком». Он считал себя умным человеком.
— Узнал, — сказал Левкин вяло. — Садись.
— Ну, как жизнь? — спросил Колечкин. — Что? Совсем ослаб?
Левкин ничего не ответил.
— Жаль, — продолжал Колечкин. — Я ведь к тебе не зря пришел. По делу. Есть тут одна работенка.
— Какая работа, — сказал Левкин. — Бензину нет.
— Вот еще! — воскликнул Колечкин.
— Что? Факт!..
— На другой стороне есть все, — сказал Колечкин.
Левкин не понял его, и Евгений Павлович объяснил. Надо ехать на другую сторону Ладожского озера. Там есть все. Ну, в общем, все, в чем нуждается человек.
— Лепишь? — спросил Левкин недоверчиво.
— Дорога проложена по Ладожскому озеру. Конечно, небезопасно, — прибавил Колечкин многозначительно. — Но…
— Бомбежки я не боюсь, — перебил его Левкин.
— Эх, Левкин, — сказал Колечкин. — Одно только — побыть за кольцом — и то удача. Представляешь себе? Настоящий шницель… Левкин, хочешь шницель?
— Хочу.
— И пива?
— Да, да… — сказал Левкин. Он вдруг засмеялся. Он увидел себя в теплом помещении, сидящим за уютным столиком и пьющим пиво.
— Все будет в порядке. Накладные здесь. — Колечкин хлопнул себя по карману. — Задумался?
— Надо поговорить с начальством.
На следующий день Левкин рассказал заведующему гаражом о предложении «Нарпита».
— Давай, Левкин, давай, — сказал заведующий гаражом. — Очень нужное дело. Я слышал про эту дорогу. — Он протянул Левкину руку. Рука была тонкая, сухая, горячая. Лицо желтое, припухшее у глаз.
«Неужели и у меня такое же?» — беспокойно подумал Левкин.
Он сутки отогревал машину и очищал ее от снега. Затем наполнил бак нарпитовским бензином. Колечкин сел рядом. Машина тронулась и вскоре попала в колонну.
Ехать было не трудно. До Ладожского озера Левкин отлично знал дорогу. Это были дачные места. До войны он часто ездил сюда летом, когда работал на легковой. Конечно, все эти места изменились. На верандах с разноцветными стеклами размещались штабы, в погребах вместо крынок с молоком стояли снаряды, а на крокетных площадках были врыты тяжелые орудия. Надо всем этим стоял густой и тяжелый морозный пар. Вероятно, от этого острого, бесснежного холода есть хотелось еще больше.
Невыносимо хотелось есть.
Но Левкина успокаивала мысль о том, что все это скоро кончится и на другом берегу Ладожского озера хватит еды. Там всего хватит, чтобы поддержать жизнь Левкина.
Его даже не раздражал Колечкин, который, сидя в углу кабины, беспрестанно что-то жевал.
Машина вышла на Ладожское озеро, и Колечкин сказал:
— Начинается самое главное.
— Понимаю, — ответил Левкин.
