Людмила Уварова - Лики времени
Она поглядывала на его профиль, прямая линия носа, длинные, загнутые ресницы, как бы готовые каждую минуту улыбнуться губы. Смазлив? Да, конечно, даже красив. Ну и что с того?
«Как я могла, — продолжала думать Светлана. — Как это меня угораздило связаться с ним? И теперь тоже, балда стоеросовая, еду зачем-то в какое-то кафе, где соберутся нужные для него люди и буду играть роль любящей жены, а он — любящего мужа. Фу, до чего противно!»
Она даже сморщилась, словно от нестерпимой боли, тут же мысленно приказала себе:
«Спокойно! Раз согласилась — выполняй! И, главное, не теряй кураж!»
Празднование защиты диссертации в кафе «Снежинка» прошло так, как и предполагала Светлана. Собрались сплошь немолодые, много старше Славика люди, с солидными немолодыми женами, стол был отличный, много закусок, зелени, фруктов. То и дело кто-нибудь поднимал тост за «нашего дорогого Станислава и его очаровательную жену», кто-то даже крикнул «горько», но, к счастью, никто не поддержал, и возглас этот увял на корню. Собравшиеся много ели, пили, и все дружно хвалили Славика, какой он чудесный, благородный, добрый, умный и так далее в том же роде…
А Светлана с застывшей, деланной улыбкой выслушивала восхваления Славику, а попутно и себе самой, чокалась с бокалами, которые протягивались к ней со всех сторон, и чувствовала себя, как ей казалось, хуже уже невозможно.
Но этого мало. В конце вечера, перед тем как разойтись, Славик «выдал» речь, полную неизъяснимой нежности и благодарности ко всем тем, кто пришел в этот вечер поздравить его. И уж на этот раз не пожалел высоких сравнений, посвященных душевным и деловым качествам каждого гостя в словах, видимо, хорошо загодя отрепетированных и подготовленных.
А затем пришлось выступить Светлане. Гости дружно потребовали:
«Пусть скажет супруга нашего дорогого диссертанта!»
Славик прошептал:
— Свет, умоляю, не подведи…
Она встала, оглядела чужие лица, до того чужие, что стало как-то даже не по себе. И хоть бы одно лицо показалось мало-мальски симпатичным!
Она вобрала в себя воздух, как бы собираясь нырнуть в воду, и начала:
— Большое спасибо всем вам за то, что пришли на наш вечер!
«О, лицемерка, — не замедлила она обругать самое себя. — Дрянь, притворщица, и как только не совестно?»
— Мы с мужем очень рады видеть вас всех здесь, вместе с нами…
«А что, если сказать прямо, вот так вот: чего вы пришли? Ведь мы с ним давно уже не муж и жена, мы полностью чужие, и вообще, убирайтесь отсюда да поскорее!!»
— Надеюсь, мы еще не раз увидимся все вместе…
Последние слова ее потонули в аплодисментах.
— Душечка моя, молодчина, — Славик восторженно смотрел на нее. — Ты умница, я перед тобой в долгу!
Кто-то из гостей вдруг заявил во всеуслышание:
— Ваш отец может гордиться такой дочерью…
Кто-то другой подхватил:
— А вы можете гордиться таким отцом…
«Наверно, Славик сумел уже всем уши прогудеть моим отцом, — догадалась Светлана. — Может быть, даже возвел его в ранг главного редактора «Правды» или сочинил еще какую-нибудь высокую для него должность, на Славика это похоже…»
А вслух произнесла:
— Спасибо, спасибо…
Надо было еще выдержать ритуал прощания, мужчины целовали ей руку, женщины обнимали ее, и все говорили одно и то же: какая прелестная, счастливая, удачная пара, она и Славик, как отрадно глядеть на них обоих…
Наконец все кончилось. Официанты убирали со стола, в люстрах поубавили свет. Славик расплатился по счету, добавил на чай.
Лицо его лоснилось, он был доволен вечером.
— Теперь-то ты разрешишь мне уйти? — спросила Светлана.
— Я довезу тебя, — сказал Славик. — А хочешь, давай поедем к тебе, разопьем бутылочку, вспомним о былых временах?
Карие, медоточивые глаза его ласково глядели на нее. Может быть, он полагал, что все может повернуться обратно? Светлана сменит гнев на милость, и они снова заживут вместе?..
— Еще чего скажешь, — резко ответила Светлана, быстро, не глядя на него, повернулась, пошла к выходу.
Мимо проезжало такси с зеленым огоньком, Светлана вспомнила, у нее с собой деньги, отец просил ее купить «дворники» для машины. Она махнула рукой. Такси остановилось.
— На Белорусский вокзал, — сказала Светлана. Не хотелось ехать домой, дома никого не было, отец уехал в Ригу, лучше отправиться к маме, на дачу, хотя бы немного очиститься, отмыться от этого дурацкого вечера. Ей повезло: только подъехала к вокзалу, как объявили о том, что через пять минут от третьей платформы отходит электричка со всеми остановками. Светлана заторопилась и не успела взять билет, не беда, вечером редко проверяют билеты, и пусть ехать придется долго, зато переночует на даче, на свежем воздухе, рядом с мамой, тем более что завтра в университет ей не рано утром, а к четырем, на собрание…
Проснулась она, как и всегда, около шести, так уж привыкла за все годы учебы сперва в школе, позднее в университете. Вскочила с постели, раскрыла ставни, комната мгновенно раскололась на свет и на тень. Светлана постояла немного, вдыхая в себя по-утреннему незамутненный, ясный и прозрачный воздух, глядя на бархатистую зелень елочки, растущей под ее окном, отец когда-то посадил эту елочку в честь ее, Светланина, рождения, выходит, они теперь ровесницы, на березовые пропитанные солнцем листья, на весь этот горячий, добрый, зеленый мир так, словно видела его впервые.
Вчера еще казалось, будто мыла наелась, перед глазами стояли улыбающиеся, распаренные лица гостей Славика, их руки с бокалами, протянутыми к ней, а сегодня утром, едва проснувшись, как бы омывшись свежестью раннего утра, она почувствовала: на сердце стало немного спокойнее, и вчерашний вечер представился уже в самом что ни на есть смешном свете.
Когда-то тетя Паша говорила:
— Заботу какую только переспать надобно, опосля, глядишь, утречком она легче покажется…
«Так и есть, — подумала Светлана. — Мне уже легче, нет этого неприятного ощущения, словно гадостный вкус во рту».
Она оделась, накинула на плечи спортивную ветровку и тихо вышла из дома.
Самое любимое место — железнодорожная насыпь за лесом. Еще тогда, когда Светлана была маленькая, она прибегала туда с окрестными ребятами, они обычно стояли наверху, ждали проходящих поездов и потом долго махали руками вслед мелькавшим вагонам. Она дошла до насыпи, сняла туфли, влажная от непросохшей росы трава ласково обняла ее ноги.
Вдруг словно кто-то стал быстро разматывать ниточку тугого клубка, вспомнилось то давнее, детское ощущение необыкновенной легкости, радостного и жадного ожидания, когда где-то далеко-далеко, чуть нарастая с каждой минутой, возникал знакомый шум приближавшегося состава, и вот он появлялся из-за леса, длинный, вертляво подрагивавший вагонами, дрожащий, расколотый пополам воздух, казалось, разлетался в разные стороны.
А она все махала рукой проходящим мимо вагонам, махала и улыбалась, и пассажиры, глядевшие из окон, тоже улыбались, а порой махали, и она долго-долго глядела вслед умчавшимся вагонам, на рельсы, освобожденно блестевшие под солнцем…
«А еще я любила смотреть на облака, — вспомнилось Светлане. — Они все время менялись и, казалось, походили то на собаку, то на цветок, то на слона с длинным-предлинным хоботом. Девчонки дразнили меня, говорили, что вечно мне все кажется, все, чего не бывает, а я стояла на своем… и мама понимала меня, мама всегда понимала, она говорила: «Свет у нас умный, если ей что-то кажется, значит, так оно и есть на самом деле». Мама поразительно трогательный человек, второй такой нигде не отыскать, папа — умный, образованный, как теперь принято говорить, эрудированный, прочитал множество книг, знает множество различных вещей, которые, наверное, мало кто знает, а мама трогательна, мама — ребенок и всегда была ребенком куда больше, чем я сама…»
Странно, что папа и мама, такие разные, полюбили когда-то друг друга и поженились. Светлана как-то слышала, папа сказал маме: «Твоя вторая главная профессия — ошибаться в людях». — «А какая же моя первая профессия?» — спросила мама. «Первая — быть женой и матерью». — «Что ж, — сказала мама. — И то хорошо, что в первой своей профессии я не сделала значительных ошибок». Папа засмеялся: «Ты у нас очень обидчивая». А мама сказала: «Не не очень, а совсем необидчивая…» Молодец, мама! Ну, кто еще так скажет?
* * *В день рождения Ады, второго августа, обычно бывал дождь, сопровождаемый громом.
— Ничего удивительного, — говорила тетя Паша, всегда приезжавшая в этот день помочь Аде. — Нынче ильин день, Илья-батюшка суров да гневлив, отродясь в свой день погреметь не позабудет!
Ольга утром уже успела побывать в больнице, Всеволожский снова попал туда, теперь уже в неврологическое отделение.
