Евгений Поповкин - Семья Рубанюк
— Начнет плакать да благословлять, — сказала Нюсе Оксана. — А Петру это хуже ножа.
— Какой дорогой пойдем? — спросила Нюся. — Поспешать надо, а то, гляньте, какая хмара поднимается…
— Давайте лугом, — предложила Оксана. — Там цветов… усыпано все.
— Тебе, абы цветы, — усмехнулась Нюся, — и на Лысую гору к ведьмам не поленишься.
Шли узенькой топкой дорожкой, вьющейся в масляно-зеленой луговой траве. Влажно золотилась густая россыпь куриной слепоты и махорчатых головок одуванчиков. С огородов струились горячие запахи бузины, укропа, конопли.
Оксана, словно прощаясь с вольной девичьей порой, озорничая, бегала по лугу, отыскивала в траве цветы и вскоре набрала большой букет.
Поворачивая к огородам, Нюся покосилась на оживленное, счастливое лицо Петра и со вздохом сказала:
— Леша доведается, что я с вами до сельрады ходила, даст мне… Жалко его…
— А если бы он был сейчас на моем месте? — сказал Петро. — У нас с ним так получилось: или у меня сердце разрывается, или он горюет.
— Дивчат вам в селе мало?
— Хлопцев тоже много, а вот лучше Грицька для тебя нету?
Оксана подкралась сзади, надела Нюсе на голову венок.
— Тебе не замуж, а в детские ясли надо, — проворчала та. — Иди ты, бога ради, как люди ходят.
Оксана, передразнив степенно вышагивавшую подругу, оглянулась на Петра. Перед поворотом к майдану она поманила его пальцем, шепнула на ухо:
— Такой подружки, как Нюська, никогда у меня не будет… Родней сестры.
— Славная дивчина. Хорошо, что ты дружишь с ней.
Они обнялись и от мысли, что есть на свете такие хорошие люди, жарко расцеловались. Нюся оглянулась, всплеснула руками:
— Глянь на них! Времени вам не хватает обниматься? Дождь вот-вот припустит.
Петро и Оксана взялись за руки, догнали ее. В конце ближнего от луга переулка их обогнала, обдав запахом бензина, грузовая машина. Из кабинки высунулась голова школьного товарища Петра — шофера Якова Гайсенко.
Он затормозил, поджидая, протер тряпкой ветровое стекло.
— Ты что же, Яша, ни разу не зашел? — сказал Петро, подойдя к машине.
— Горючее к жнивам перевозим. Дыхнуть некогда.
Яков покосился на праздничные наряды девушек и Петра, спросил:
— Куда это вырядились в будний день?
— Приходи завтра на свадьбу, — пригласил Петро.
— На которой же? — переводя взгляд с одной девушки на другую, поинтересовался Яков с ухмылкой.
— С венком невеста. Не видишь разве? — засмеялась Оксана, показав на Нюсю.
— А сейчас в сельраду? Ну, завтра беспременно приду гулять, — пообещал Яков.
Он дал газ, машина, покачиваясь и дребезжа железными бочками, завернула к усадьбе МТС.
— Сейчас похвалится хлопцам, — сказала Нюся. — Увидите, Леша прилетит.
Предположение ее оправдалось. Шагов за сто до сельсовета Оксана оглянулась и увидела всадника, который скакал к ним наметом. Она дернула Нюсю за рукав:
— Летит твой брат.
— Вот же шустрый!
Алексей, в промасленном комбинезоне, в еле державшейся на макушке кепке, осадил подле них коня, спрыгнул. Нюся и Оксана испуганно смотрели на зажатый в его руке шведский ключ. Алексей перехватил их взгляды, удивленно посмотрел на свою руку, сунул ключ в бездонный карман спецовки.
— Куда, Леша, поспешал так? — ласково спросила Нюся. — Глянь, конь ужарился.
Не удостаивая ее ответом, Алексей сказал Петру: — Отойдем в сторону. Хочу спытать тебя кой о чем.
— Не ходи! — крикнула Нюся. — Что это тебе, Леша, другого времени нету?
Петро внимательно посмотрел на бледное от быстрой езды лицо парня, на опущенные уголки его обветренных губ.
— Идите, дивчата, я догоню, — сказал он и, положив руку на плечо Алексея, отошел с ним к каменной школьной ограде..
Низкая багрово-синяя туча закрыла рваным сизым крылом солнце, и на улице сразу стало пасмурно и прохладно.
— Дождь сейчас урежет, — подняв голову, проговорил Алексей.
Он перевел глаза на Петра, сдавленным голосом попросил:
— Дай закурить, забыл свой кисет…
Петро протянул ему коробку с папиросами, закурил сам. Алексей жадно затянулся.
— Какие дела у тебя в сельраде? — спросил он.
— Идем расписываться.
— Не ходи, Петро.
— Это почему?
— Не ходи. Решу и ее и себя. Не могу я без нее, — глухо сказал Алексей. Он снова затянулся и сказал с доверчивой, униженной улыбкой: — Никакая работа в думки не лезет. С того часу, как ты приехал, — как полоумный.
— Слушай, Леша, — побледнев, сказал Петро, — эти разговоры ни к чему. Я думал, ты о серьезном хотел говорить.
— Стало быть, не отступишься?
— Да что ты, как на ярмарке! — вспылил Петро. — Вон Оксана. Пойди, если хочешь, сам с ней поговори.
На дорогу тяжело упали первые капли дождя, близко ударил гром, но Алексей будто ничего не видел и не слышал. Он уставился на Петра и все твердил:
— Брось Оксану. Слышь, Петро? Будь другом.
— Она не сапог, чтобы ее бросать. Не городи чепуху.
Алексей скривил потрескавшиеся сухие губы в презрительной улыбке:
— Что, ты себе честную деваху не найдешь?
Петро с расширенными глазами шагнул к нему.
— Ах ты ж… сволочь! Оксану оскорбляешь? Как ты смеешь?!
— Петро! — чужим голосом вскрикнула, подбегая, Оксана. Алексей, опасаясь удара, вобрал голову в плечи, рванулся.
Петро притянул его к себе.
— Чего вы сцепились? — хватая Петра за руку, крикнула Нюся. — Чисто маленькие.
Она с мужской силой оттащила его от брата и стала между ними.
— Попомнишь ты, Петро! — хрипло погрозил Алексей. — Не в последний раз встречаемся.
Он резко дернул за повод, вскочил на коня и с места перевел его на рысь.
Багрово-синее небо, казалось, сейчас совсем обрушится на село — так низко спустились грозовые тучи. Бледно-зеленые сполохи все ярче и быстрее озаряли хаты, гнущиеся от ветра деревья, завихрившуюся на дороге пыль.
Нюся схватила под руки Оксану и Петра. Еще не отделавшись от пережитого страха, она проговорила сквозь слезы:
— Говорила, давайте поспешать! Он спохватится, беды наделает.
XXIВсю ночь под воскресенье Алексей не спал. Он еще в сумерки заперся в своей коморе, притих. Нюся с вечера раза три подходила к дверям, стучала, но Алексей не откликался.
Под утро, не раздеваясь, он забылся часа на два. А когда открыл глаза, в маленькое окошечко лился яркий солнечный свет, золотил паутину в углу, блестел на лампах приемника.
Алексей встал, открыл двери. В теплом ясном воздухе высились тополи с блестящей после дождя листвой, сверкали прозрачные капли на кустах георгинов и роз, суетливо носились верещали во дворе воробьи.
Алексей сдернул с себя рубашку, умылся. Нюся увидела его в окно, прибежала к коморе. Алексей застегивал пуговицы на рубахе.
— Куда ты ее надеваешь? — прикрикнула Нюся. — Я тебе синюю выгладила. Эта ж, глянь, какая. Не стыдно перед людьми?
— Мне теперь ничего не стыдно.
— Потерял совесть?
Алексей молча стал перекладывать инструмент, раскиданный на верстаке, сгреб с полу в угол стружки.
— Чего это вы вчера схватились с Петром? Что ты ему такое сказал? — несмело спросила Нюся.
— Его спытай. Он же друг тебе.
— Нет, верно, Леша? Что сказал ему?
— Что надо, то и сказал.
— Тьфу на тебя, какой ты стал вредный! Ступай снедать. Ты ж не вечерял. А мне надо поспешать.
Нюся на полуслове умолкла, зная, что о свадьбе у Рубанюков Алексею напоминать не стоит. Она с большей, чем обычно, заботливостью собрала ему на стол.
— На гулянку пойдешь? — спокойно спросил Алексей, вставая из-за стола.
— Пойду. А ты дома будешь?
— А куда же мне? — Алексей презрительно сощурился. — В бояре до Петра?
Он вернулся в комору, повернул рычажок приемника. Из репродуктора сквозь хрип и попискивание пробивались то затухавшие, то вновь вспыхивавшие звуки: чужая гортанная речь, заунывное дребезжанье восточных инструментов, русский баян. Горячее дыхание жизни, которой земля жила в это обычное воскресное утро, настойчиво врывалось в низенькую комору.
Алексей, склонясь над матово-черным диском репродуктора, слушал, но ему было совершенно безразлично все, что происходило вокруг. Он вспоминал события последних дней, и гнетущая тяжесть ложилась на сердце.
Решив никуда не выходить сегодня со двора, Алексей достал плотничий инструмент, стал мастерить сундук для сестры. Но как ни старался заглушить тоску работой, перед его глазами все время маячило лицо Оксаны и рядом с ним смуглое, довольное лицо Петра.
Таким оно привиделось Алексею сегодня на заре. Ему снилось, что он плыл с Оксаной в лодке. Оксана жарко обнимала, его, просила не бросать ее одну, потому что она боится Петра. Лодка все время кренилась и вертелась на месте, а потом из-за борта вылез вдруг Петро. Он стянул Алексея в воду, а Оксана подала руку Петру, и они, смеясь, смотрели, как Алексей захлебывался, тонул.
