Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто
— Все равно? — Сергей иронически взглянул Федору в глаза. — Здорово сказано! Как ты думаешь, ради чего тебя учили столько лет? Ради твоих прекрасных глаз? Или, может, для того, чтобы ты, Федор Токмарев, имея диплом, выгодно женился? Если бы у тебя было хоть немного гражданской совести, ты бы так не рассуждал.
— Ты уж слишком строго, Сережа, — сказала Катя Ванеева, худощавая блондинка.
— Ну, а как иначе, Катя? Что будет, если каждый начнет звонить со своей колокольни?
— Но ведь никому не возбраняется строить жизнь по-своему, — вставила Аня, пытаясь смягчить острый разговор.
— Я не понимаю… Неужели это преступление, если я буду просить, чтобы меня оставили в городе? У меня мама болеет, — рассуждала Катя.
— А я буду настаивать, чтобы меня оставили при институте, — решительно заявил Федор. — Что решит комиссия, мне наплевать! Меня приглашают на кафедру, Андреев поддерживает, и я не собираюсь упустить такую возможность. Она ведь не у каждого бывает, — добавил он, чтобы задеть Сергея.
— Признаю, признаю твой гениальный ум, — отозвался Сергей и отвернулся.
— Пойми, Сережа, что я не меньше тебя желаю работать. — Федору не хотелось ссориться. — Страна говорит нам: «Дерзай, твори!..» А ты! Когда же нам дерзать? Когда будет сорок? Одинаковых дорог для всех нет. Я не понимаю… Четыре года мы были друзьями, а под конец не поладили.
— Потому и не поладили, что были друзьями. Эх, Федя! И в науке можно найти свое место, да не так. За спиной Андреева в науку не проскочишь. Не знаю, как тебе доказать это… Да и не сумею, пожалуй.
— Постойте, ребята, — вмешался Николай. — Я тоже обвиняемый. Мне кажется, во многом прав…
Он недоговорил. Из директорской приемной показалась секретарша и, щуря близорукие глаза, сказала:
— Снопов.
Николай сунул кому-то свой портфель и торопливо пошел в приемную.
В кабинете за большим столом сидело несколько человек. Кроме директора, декана, заведующего облоно и представительницы обкома партии, был еще какой-то незнакомый человек с седеющими волосами и бледным усталым лицом.
«Из наркомпроса», — подумал Николай.
— Садитесь, товарищ Снопов, — предложил директор.
Николай смущенно присел на край первого попавшегося кресла.
— Куда бы вы хотели поехать на работу, товарищ Снопов? — спросил представитель наркомата.
Николай встал и, стараясь придать своему голосу как можно больше твердости, ответил:
— Прошу дать мне возможность продолжать учебу в аспирантуре.
Все сидевшие за столом повернули к нему головы. Николаю казалось, что они заглядывают ему в душу и ищут там, к чему бы придраться, чтобы отказать. Наступило молчание. Директор подошел к представителю наркомата и, наклонившись через стол, что-то подчеркнул карандашом на бумаге, лежащей перед ним. Представитель наркомата в знак согласия кивнул головой.
— У меня один вопрос, — повернулся заведующий облоно к Николаю. — Куда вы хотели бы поступить в аспирантуру?
— В Московский университет.
Заведующий облоно оглянулся на членов комиссии с таким видом, словно хотел сказать: «Посмотрите-ка на этого чудака! Куда захотел! Святая простота!», — но, перехватив взгляд Николая, потушил улыбку.
«Вот зануда», — подумал Николай.
Представитель наркомата, заложив руки за спину, бесшумно прошелся по ковру, а декан факультета, знавший намерения Снопова, незаметно для других ободряюще кивнул ему головой.
— Ничего у вас не выйдет, молодой человек, — начал заведующий облоно. В уголках его плотно сжатых губ так и проступала усмешка, а в карих глазах искрились веселые точечки. — Вы представляете себе, как там происходит прием, какую там подготовку требуют? И потом, в Московском университете каждый профессор сам себе подбирает кандидатов. Он их годами готовит! Это надо понять.
— Я полагаю, — возразил Николай, стараясь быть вежливым и спокойным, — что университет союзного и мирового значения не так уж замкнут, как вы думаете. Попытаться надо. Ведь никто из Москвы не приедет и не скажет мне: «Вы приняты в аспирантуру, товарищ Снопов. Приезжайте, пожалуйста. Милости просим». — И, уловив легкий смех в глазах представителя наркомата, добавил: — Я намерен попытаться.
Директор засмеялся. Студент, как говорится, не лез в карман за словом. Да и в самом деле, откуда такое предвзятое мнение, что наши студенты подготовлены хуже, чем столичные? Сами мы в этом виноваты: до сих пор ни одного человека не рекомендовали…
— Но ведь это же напрасная затея, — продолжал заведующий вполголоса, обращаясь уже не к Николаю, а к директору. — Аспирантура для него только ширма. Он просто хочет ускользнуть из системы народного образования. Я бы посоветовал ему годика два поработать, а там, если он очень желает учиться, можно и послать. Без практики, товарищ Снопов, — обратился он снова к Николаю, — вы далеко не уйдете. Вот вам список школ. Предоставляем вам возможность выбрать место по душе. Я рекомендую вам директорство в средней школе…
Николай не взял протянутую бумагу: принять ее значило бы показать готовность уступить.
— Почему вы думаете, что аспирантура для Снопова — пустая затея? — спросила представительница обкома, молчавшая да сих пор.
— Да он сам не знает, чего он хочет! Особых данных у него для аспирантуры я лично пока не вижу. Отличников у нас в институте немало. Тогда все они должны…
— Вы не правы. Снопов — не только отличник. У него есть печатная работа. Пусть студенческая, но, как говорится, лиха беда начало. Насколько мне помнится, работа удачная. Правда, не очень легко она ему далась…
Представительница обкома вскользь упрекнула директора института и декана факультета за то, что они в свое время не поддержали Снопова.
Два года назад в институте объявили конкурс на лучшую студенческую исследовательскую работу. Многие взялись за дело, но, не получая помощи научных работников, бросили. Лишь несколько студентов, в том числе и Снопов, довели взятые темы до конца, А редакционная комиссия, составленная из ученых, незаслуженно забраковала работу Николая. Только вмешательство научно-исследовательского института и специалистов, к которым он обратился, спасло положение. Помотали тогда ему нервы.
— Я считаю, что товарищ Снопов безусловно подходящая кандидатура, — заговорил декан.
— Неправильно нацеливаете, Владимир Александрович, вашего студента…
— Я тоже считаю нужным удовлетворить просьбу Снопова, — вставил директор, постукивая кончиком карандаша по настольному стеклу.
— А на каком основании?
— Основание? Желание самого Снопова. Разве это ничего не значит? И потом… Почему вы думаете, что наши студенты не подготовлены… Откуда такое убеждение?
Спор разгорался. Николай не вмешивался. Он ждал, что скажет представитель наркомата. Решение зависело от него.
— Почему бы нам не пойти навстречу желанию Снопова? — сказал тот наконец.
— А если он не поступит? — не сдавался заведующий облоно.
— В школе будет. Итак, товарищ Снопов, вам предоставляется право поступать в аспирантуру, — заключил директор.
Разговор был окончен. Николай встал, поблагодарил комиссию и вышел.
Через несколько минут он уже шагал по направлению к общежитию.
По улице двигалась большая колонна физкультурников. Около клуба Профинтерна оркестр заиграл марш.
Догоняя колонну, Николай заметил Дедушкина. Геннадий Иванович вышел из магазина военной книги, и, «взяв ногу», пошел по краю тротуара рядом с физкультурниками.
Геннадий Иванович был старше своих однокурсников лет на десять. В институт он пришел из школы, с большим педагогическим стажем и жизненным опытом. Рассудительный и всегда уравновешенный, он пользовался среди студентов непререкаемым авторитетом. Однокурсники никогда не называли его иначе как по имени и отчеству.
На углу Большевистской колонна свернула в сторону. Пропуская ее, Дедушкин остановился. Тут и догнал его Николай.
— Там, в институте, я не успел тебя расспросить, — сказал Дедушкин, когда они миновали перекресток. — Что тебе сказали в военкомате?
— Определенного ничего. Заявление взяли и сказали: «Жди». Только и всего.
— Значит, решил окончательно?
— Решил. Не могу иначе.
— Ну что же. Это правильно, — согласился Геннадий Иванович.
— Да, чем закончился спор Федора с Сергеем? — спросил Николай.
— У них ничем, конечно. А вообще-то этот спор время решать будет. Кто из них прав? Сергей, конечно, только он и сам не знает, как правильно поступать. А в отношении тебя заблуждается.
Несколько шагов прошли молча.
— Представь себе, Геннадий Иванович, — заговорил Николай, — бывает в жизни такое, что самому себе невозможно объяснить… Казалось бы, человека знаешь мало, а вот тянет к нему.
