Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина
Предвестники и непременные спутники большой славы — газеты, радио, телевидение — объявили об успешных испытаниях кузнечного агрегата с программным управлением. До конца испытаний, правда, было еще далеко, но уже то, что приспособление, напоминающее телефонный коммутатор, исправно подает агрегату команды и команды эти четко выполняются, производило впечатление. В особенности на кузнецов.
Алтунин со всеми его сомнениями был посрамлен окончательно: перестраховщик! Таким же посрамленным чувствовал себя и мастер цеха Клёников, сухонький, ехидный мужичок в сером картузике.
Кузнечный агрегат работал день за днем бесперебойно. И, казалось, больше всех радовался этому Шугаев. Расставив свои длинные, обтянутые джинсами ноги, он весь сиял, наблюдая за ходом ковки. Преисполненный великодушия от сознания достигнутой победы, сочувственно говорил Алтунину:
— Не журись, Сергей Павлович. Смена смене идет. Ну, а за сомнения твои спасибо: они заставили нас кое-что скорректировать...
Все радовались. Только Самарин почему-то хмурился. Вроде бы недоволен был тем, что о дочери его в газетах пишут. Будь его воля, он, наверное, грудью бы заслонил экспериментальный цех от газетчиков и прочих там корреспондентов.
— Не люблю, когда раньше времени раздувают кадило, — заявил он на одном из производственных совещаний. — Вот и кузнеца Алтунина с толку сбили: он тут предложил присвоить ребятам с большого пресса звание бригады коммунистического труда. А не рановато ли? С дисциплиной у них не все благополучно. Не исключаю, что скоро придется к административным мерам прибегнуть...
Но эти слова начальника цеха воспринимались как чистая профилактика. А один темпераментный юноша, представлявший молодежную газету, усмотрел в них даже выпад против средств массовой информации. Интервьюируя затем Скатерщикова, Носикова, Пчелякова, Букреева и других, он восторженно внушал им:
— Вы приговорены к мировой славе! И никакие Самарины отменить этого приговора не смогут. Вы уже не принадлежите только себе или только своему цеху. Вы — золотой фонд общества.
Он восхищался напористостью Скатерщикова, который в шутку сказал однажды: «Я кувалдой пробью себе дорогу в светлое будущее».
А Сергей Алтунин трудился на своем арочном молоте, сдавал зачеты, и, казалось, все утратили к нему интерес. Даже Кира стала как бы отдаляться от него. Они встречались все реже, и встречи эти были овеяны непонятной грустью. Иногда Сергею казалось, что она встречается с ним только по привычке или из вежливости. Потому, очевидно, и торопится уйти домой или в цех, каждый раз повторяя одни и те же слбва, словно бы оправдываясь:
— Если бы ты знал, как я устала! Держусь на нервах. И все-таки я счастлива. Понимаешь? Эксперимент-то наш удался!..
С Алтуниным творилось что-то странное: он начинал ревновать ее к экспериментальному цеху. Глупо, но так. Газетные заметки, в которых упоминалось ее имя, раздражали Сергея. Ему казалось, что весь этот шум, поднятый вокруг изобретения, оглушил не только Скатерщикова, не и Киру. Очень уж она возбуждена. Вот идут они вместе по улице, разговаривают о чем-нибудь, и вдруг речь ее прерывается на середине фразы. Быстрый взгляд на часы. Поспешное прощание:
— Ну, я побежала! Завтра не жди.
Это стало уже привычным. И, расставшись с Кирой, Алтунин досадовал: «Мы можем совсем не встречаться, если тебе все некогда. Переживу как-нибудь...»
А вот пережить-то было трудно. Каждый вечер без Киры — словно бы потерянный...
После каждого такого вечера Алтунин и наутро бывал хмур, неразговорчив. В этом состоянии и застал его нежданно появившийся в молотовом отделении секретарь парткома Белых. Высокий, осанистый, в несколько старомодном темно-синем костюме, он поразил Сергея своим архимодным галстуком. Алтунин молча уставился на это кричаще-яркое пятно.
— Нравится, что ли? — усмехнулся Белых.
— Не очень, — признался Алтунин. — У председателя завкома и главного инженера точно такие же, только расцветка чуть иная.
— И у директора тоже, — продолжал насмешливо Белых.
— Что же это вы все... по одному образцу?
— Да ведь единомышленники... Однако шутки в сторону, — сказал Белых уже серьезно. — Я пришел к тебе не о галстуках толковать, а о Скатерщикове. Боюсь, не пришлось бы его разжаловать из бригадиров.
Сергей встревожился.
— Он же всего полгода бригадирствует.
— И за полгода бригадиром не стал. Из доверенных ему людей крепкого трудового коллектива не сформировал.
— Почему?
— А вот об этом я и пришел потолковать с тобой. Думаю, что часть вины и на тебя ложится. Если бы помогал получше дружку, они бы не докатились до жизни такой.
— Докатились?.. У них все идет блестяще. И с государственным заказом, и с программным .управлением...
— Все мы так вот думали. А теперь спохватились, да, видимо, поздно. Ты знаешь, что у них там происходит?
— Не очень.
Белых укоризненно покачал головой.
— Ну и ну!.. Хорош друг-приятель... С глаз долой — из сердца вон, что ли? Бывал ты хоть раз в бригаде Скатерщикова?
— Как-то заглянул. Хорошо работают. Люди на подбор!
— Люди-то на подбор, а коллектива, говорю, нет. Каждый сам по себе. Бригадира ни в грош не ставят, а тот, в свою очередь, так же вот относится к мастеру.
Белых говорил о вещах, известных Алтунину. Но Сергей не знал, оказывается, и десятой доли того, что стало известно в парткоме. Он слушал Белых, смотрел на его твердый подбородок с маленькой круглой ямкой — будто кто уколол здесь шильцем — и с горечью думал, как же все это прошло мимо него, Алтунина? И то, что ребята с гидропресса все чаще ссорятся между собой? И то, что они зачастили в городские рестораны «обмывать успехи», после чего выходят на работу с опухшими лицами и головной болью?.. А ведь что-то говорила об этом Кира. На что-то такое прозрачно намекал Самарин. Наконец, этот безобразный случай с Панкратовым и Сухаревым... Все как будто частности, а из них-то и складывается общая картина неблагополучия в бригаде. Последний штрих в ней — беспрецедентное нарушение дисциплины самим бригадиром. Скатерщиков разорвал на мелкие клочки очередной наряд, выписанный для его бригады мастером Клёниковым. «Мы готовимся к выполнению государственного заказа, а этой чепухой пусть занимаются другие, кому наша работа не по плечу», — высокомерно заявил он.
— Что ж теперь делать? — почти в смятении спросил Алтунин.
— А вот давай подумаем вместе, — сказал Белых.
— Тут бы первым заставить подумать Юрия Михайловича Самарина.
— У начальника цеха есть свои соображения, но мне хотелось послушать и тебя. Ты же был наставником у Скатерщикова. Наставлял, может быть, и хорошо, да рановато от наставничества отказался. Слава для слабых духом натур — это, брат, отрава.
Алтунин находился в большом затруднении. Что посоветовать секретарю парткома?
— Моя бабка, Арина Степановна, мудрая старуха, задавала, помню, мне в детстве неразрешимые загадки: как сделать так, чтобы сено было цело и козы сыты? — сказал Алтунин. — Вот и вы, Игорь Иванович, ставите меня сейчас в такое же положение. Но раз приходится решать, я бы предложил на первый случай ограничиться беседой с каждым, кто работает на гидропрессе. У них у всех, как я понимаю, обостренное самолюбие. На это и нужно бить. И то надо понять: измотались ребята — сразу ведь на двух ответственнейших участках вкалывают. Гласности бояться, разумеется, не стоит, чтоб другим неповадно было, но и раздевать их догола прилюдно не следует.
— Не получается, Сергей Павлович, без гласности. Премии-то их все равно придется лишить!
— Мою бригаду неоднократно лишали премии, но никто нас этим не попрекнул и сами мы не обижались: лишили-то ведь за дело. Скатерщиков, может, чего доброго, заерепенится, но тут уж надо внушить. И еще: необходимо заставить его извиниться перед Клёниковым. Хотя, если хотите знать, Игорь Иванович, во многом повинен и сам Клёников. Привык со всеми запанибрата. При случае и бранным словом не гнушается. С пожилыми рабочими это еще сходит с рук, а молодые не привыкли к такому обращению. Скатерщиков, будьте уверены, до конца дней своих помнить будет, что именно Клёников назвал его проект «комбинацией из трех пальцев». Не стоило бы так... Это тоже плохо увязывается с нашими принципами объединения отдельных работников в коллектив.
— Адвокат! — восхитился Белых, и уголки его глаз вздернулись к вискам. — А ты, Сергей Павлович, знаешь эти самые принципы объединения работников в коллектив?
— От Самарина слыхал о них. Он ведь любит просвещать. Нет-нет да и подкинет что-нибудь для размышления. Но одно дело знать принципы и совсем другое применять их на практике. У меня лично не всегда получается.
— Ну, а если бы тебе предложили принять от Скатерщикова бригаду на гидропрессе?
Так вот, оказывается, что придумал Самарин! Бригада в развале. Скатерщиков с ней не справился — вывози, Сергей Павлович. Государственный заказ!.. Самому-то ему неловко идти на поклон к Алтунину, так он переложил свои заботы на Белых. Пускай, мол, принимает Алтунин бригаду гидропресса и рассматривает это как поручение партии. Хитроумный ход придумал Юрий Михайлович. Но у Алтунина тоже есть самолюбие! Не поставил на пресс сразу — управляйтесь без меня и теперь.
