Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина
Стремясь наилучшим образом приспособить технику к человеку, Андрей Дмитриевич способен иногда загонять людей до изнеможения. Они, как сказочные джины, обязаны всегда быть начеку, беспрекословно исполнять все его распоряжения. Наблюдая же за ним, Алтунин думал порой, что изотопы свои Карзанов любит больше, чем то человечество, которому он так желает облегчить условия труда, а значит, и условия жизни. «Человечен до бесчеловечности», — сказала о нем как-то Кира. И она, кажется, права.
Человечным Андрей Дмитриевич становится только освободившись от научной идеи, реализовав ее или отбросив как негодную. В это время он и мягок и отзывчив. Но интеллигентен Карзанов всегда, до мозга костей интеллигентен, и даже резкость его — это вовсе не грубость, а предельно выраженная боль за общее дело. Он не в состоянии понять, почему другие не подхватывают его разумные идеи, не кидаются со всех ног реализовать их — это же нужно обществу, человечеству! Он рыцарь научно-технической революции, закованный в своеобразную броню высокой официальности. Лично для себя ему, по всей видимости, ничего не нужно: ни славы, ни денег. Все для дела, и только для дела. Карзанов запросто может отдать всю получку, если у него попросят взаймы, а потом мгновенно забывает, кого облагодетельствовал. Он плохо запоминает имена и фамилии, даже если это — «большое начальство». В нем постоянно живет упрямая независимость, сознание своей нужности. Андрей Дмитриевич — мастер в своей области и, как всякий мастер, считает, что дело, коим он занят, и есть самое главное на земле, а значит, и перед этим делом, и перед ним самим все должны преклоняться.
Таких называют обычно фанатиками и не очень-то жалуют в обществе. Женщины к ним тоже привязываются редко и не надолго: с ними как-то холодно на душе. Вот и Кира, может быть, поэтому отвернулась от Карзанова.
Нет, Алтунин не осуждал его. И в их отношениях с Кирой разбираться не хотел. Зачем?
Сергей и Андрей Дмитриевич уже несколько минут сидели молча, размышляя каждый о своем. Из этой задумчивости их вывел телефонный звонок. Звонили из экспериментального цеха, где продолжались испытания электросигнализатора. Алтунин встрепенулся, пристально наблюдал за выражением лица Карзанова, стараясь угадать, о чем там ему докладывают. Что-то смутно-тревожное мелькнуло в глазах инженера. Он резко поднялся, бросил трубку на рычаг.
— Несчастье, Сергей Павлович. Скатерщикова искалечило. Электросигнализатор вышел из строя...
Они бросились к выходу. И пока бежали через заводской двор, Алтунин думал о Кире. Что с ней?..
Когда ворвались в цех, Скатерщикова уже увезли. Возле молота молчаливо стояли ребята из его бригады и Кира. Глаза у нее были сухие, губы сжаты в полоску.
— Что с ним? — тихо спросил Карзанов.
— Сильный ушиб, возможно, сломана ключица, — ответила Кира, и, к удивлению Алтунина, голос ее был ровен. Встретившись взглядом с Алтуниным, она попросила: «Сережа, подожди меня в сквере, я скоро...»
Алтунин вышел, присел на лавочку. В голове пусто звенело. Все случилось так неожиданно, хотя он и предчувствовал недоброе... А если предчувствовал, почему не пошел в партком, в завком, к начальнику техники безопасности? Считал, что там сами с усами? Оно, конечно, так и есть, да только, чтобы предвидеть такое, нужно годков шесть-семь самому поработать на молотах или прессах... Что могла предвидеть Кира, недавно пришедшая из техникума?.. Может быть, сам Скатерщиков сомневался порой, однако, когда все пошло, как по маслу, он тоже не мог не поверить в свои расчеты...
Сергей сидел, оцепенев, смотрел себе под ноги в одну точку.
Его окликнули. Он вскинул голову. От подъезда административного корпуса к нему спешил Рожков.
— Тебя начальник цеха вызывает! — крикнул он еще издали.
— Зачем, не знаешь?
— Знаю: хочет вместо Скатерщикова на большой пресс поставить.
— Шути, да знай меру!
— Какие там шутки...
Начальник цеха Самарии был внешне невозмутим. Только на красных его щеках прыгали желваки.
— Вот такое дело, Сергей Павлович, — сказал он глуховатым голосом, — Скатерщикова увезли, и, чем все кончится, никому пока неведомо. А государственный заказ ждать не может, потому он и государственный. Пока еще к ковке мы не приступили, Скатерщиков все тянул. А пора! Сроки не ждут. И никого, как ты знаешь, сноровистее, чем ты, у меня на примете нет.
Самарин чуть боднул головой, высвобождая шею из воротника.
— Это вы о чем? — спросил Алтунин и почувствовал, как гулко стучит кровь в виски от возбуждения.
— О том самом. Изволь принять пресс! И заруби на носу: заказ государственный!
Алтунин невольно передернул плечами. Нет, нет...
— Чего это тебя перекосило? — спросил Самарин уже мягче. Его собранность сразу как бы пропала, стала заметна одутловатая полнота. — Ответственности испугался? Не робь, Сергей! Ты же у нас гордость цеха.
— Ну, а что теперь будет с электросигнализатором?
Самарин тяжело вздохнул.
— А то и будет, что будет: кому выговор, кому по шапке за такую рационализацию. И мне перепадет за потворство. А само изобретение — в тот самый ящик... Скатерщиков же, чего доброго, калекой на всю жизнь останется.
— Вылечат, — обнадежил Сергей. — А пресс я принимать не буду.
Самарин недоуменно вскинул на него глаза.
— Это еще почему? Ты соображаешь, что говоришь?
— Да вроде бы. Не могу я, Юрий Михайлович... И не в ответственности дело. Ответственности никогда не боялся. Готов и за аварию сегодняшнюю отвечать. Я в ней больше всех повинен!
— Ты? — Щеки Самарина вздулись сердито.
— Я... Догадывался ведь, чем все может обернуться, а не настоял перед Шугаевым... И вам ничего не сказал.
Самарин с удивлением слушал все это. Теперь его плотные, крепкие щеки дрожали от смеха. Не выдержав, перебил Сергея:
— Черт вывернутый, вот кто ты! Все это в тебе, парень, от алтунинской породы. Твой батя тоже всегда бурлил, все на весы сердца брал. Был Человеком с большой буквы, а не человечишком. За весь мир готов был ответственность взвалить на себя, а было ему в ту пору столько же лет, сколько тебе сейчас... Может, и менее того...
Голос Самарина звучал непривычно ласково, вроде бы говорил совсем другой человек. Добродушно, по-отечески:
— Ты думаешь, я не остерегал Скатерщикова, не предупреждал Шугаева? И Кирку ремнем хотел выпороть, да неудобно — совершеннолетняя. Чуть что, грозится из дому уйти. Оставьте, говорит, свою тираническую заботу о потомках. Все вы, молодые-то, наподобие селитровой ванны: готовы в любую минуту взорваться.
— Ну, и как реагировал Шугаев, когда вы его предупреждали?
— Да никак. Меня стал убеждать: такие дела, мол, без риска не делаются; наверное, когда строили первую в мире атомную электростанцию, тоже находились осторожные — боялись, не взорвется ли...
— И убедил?
— Убедил. Если хочешь знать, я так полагаю: раз уж задумано автоматизировать свободную ковку, значит, она будет автоматизирована. Скатерщиков не по тому пути пошел — найдется другой, который отыщет правильный путь. Неизбежность, одним словом.
— А что случилось с электросигнализатором?
— Будем расследовать. Пока его испытывали как измеряющий прибор, все шло нормально. Потом решили испытать как управляющее устройство, и тут-то заготовка вылетела, пробила экран, за которым стоял Скатерщиков.
— А я все-таки на пресс не пойду, Юрий Михайлович. Не нравится мне Петенькина бригада. На кой черт мне эти индивидуалисты?!
— Пойдешь, Сергей Павлович. Пойдешь. Завод подводить не станешь... И бригаду на свой лад переделаешь...
10Алтунин знал: тому, кто отдает себя делу без остатка, бояться ответственности нечего. И все-таки нервничал: государственный заказ!.. А бригада в разброде. И психологическая обстановка там хуже некуда: авария, бригадир в больнице, Панкратова отчислили за драку, всех лишили премии — одно к одному!
Молодые ребята из молотовых бригад, которых еще вчера Скатерщиков презрительно называл «салажатами», сегодня подтрунивают над бригадой гидропресса: «Опростоволосились, задаваки, по всем статьям!» Но выполнять-то государственный заказ придется этим «опростоволосившимся задавакам». Давай, Алтунин, изворачивайся! Никому нет дела до того, как и с чего ты начнешь. А вот в конечном результате заинтересованность всеобщая. Государство заинтересовано! Чего уж больше!
Однако для тебя самого, Алтунин, очень важно, с чего начать. Чтобы не оказаться в ложном положении. Чтобы сразу повернуть все круто. Не дать оседлать себя, как они оседлали Петеньку! И в то же время не выдрючиваться, стараясь выглядеть идеальным руководителем. Рабочего человека не обманешь. Он очень скоро разгадывает всякую фальшь. А сфальшивишь с самого начала, не будет тебе ни веры, ни уважения потом. Сам провалишься и дело провалишь...
Сергей, обдумывая все это, шагал рядом с Кирой по скверу, примыкавшему к заводу. Она говорила что-то об аварии, о программном управлении. Что именно, Сергей не уловил. Наконец, сосредоточившись, он стал понимать.
