Евгений Дубровин - В ожидании козы
– Хо! Вальтер Скотт. Я прочитал его всего еще в детстве. Вот «Женщины мира» – это да. Еще с буквой «ять». Там про каждую нацию написано, даже про туземцев. А французские открытки видел?
– Немецкие видел.
Среди пацанов они ходили целыми пачками, цветные, отделанные золотом, на разные темы.
– Немецкие – грубые. Я у отца из стола стащил. Он в министерстве работал. А потом его в Германию перевели. Какое они добро награбили, назад возвращать. Картины там всякие, золото, бриллианты. Он их как свои пять пальцев знает.
– А на войне он был? – спросил я.
– Профессоров на войну не посылают.
– А мой отец был… Два ордена дали.
– Ну, твой – кузнец.
Такое зазнайство мне не очень понравилось, но я промолчал: профессор есть профессор, а кузнец есть кузнец, и тут ничего не поделаешь.
– Я бы и сейчас в Москве жил, – вздохнул Виталька. – Все через мать. Влюбилась в одного артиста. Цыган какой-то. Черный, страшный, а она, как ненормальная, на его концерты бегает, цветы дарит. Было бы на что смотреть! Ну отец узнал, рассердился и, когда уезжал, законопатил нас сюда. Хоть и велосипед мне прислал, и пугач, и жратва немецкая есть, райцентр под боком, но все равно не Москва. Там, как выйдешь на улицу…
Виталька ударился в воспоминания.
– Слышь, – сказал я. – Я деньги дома забыл.
– У меня есть пятерка, – махнул рукой Виталька. – Хватит.
Но мои слова навели его на какие-то размышления, и он через некоторое время спросил:
– А сколько у тебя денег?
– Двести, – сказал я.
– Сколько?! – Виталька Ерманский был явно удивлен. – Где ты их взял?
– Отец дал… на хозяйство…
Ерманский оживился.
– Это хорошо. Мы сможем сходить в чайную и кутнуть как следует. Ты знаешь, один раз в Москве завалились мы в «Метрополь»…
– Так сбегать?
– Дуй. Мы подождем здесь.
Я побежал назад. По дороге я нарвал полевых цветов и спеленал их в тугой букет.
Я подошел к Виталикиному дому. Все окна были открыты настежь. Из окон слышался смех. Я был сильно удивлен. Кто же мог смеяться в Виталькином доме? Я встал на завалинку и осторожно заглянул в окно. За чистым накрытым нарядной скатертью столом сидела Клара Семеновна и смеялась. Напротив нее с книгой в руках сидел высокий мужчина в белой рубашке и что-то читал вслух. Сбоку, на тумбочке, в стеклянной банке из-под консервов стоял большой букет полевых цветов. Там были, как и у меня, ромашки, васильки и донник – вполне понятно, других цветов вокруг Утиного не росло.
Я соскочил с завалинки и пошел домой за деньгами. По дороге я бросил букет в траву.
Вторая любовь (начало)
– Принес? – спросил Виталька.
– Ага. Тридцатка.
– Тридцатка – это вещь.
Ерманский спрятал деньги в карман, вскочил на велосипед и дал команду:
– Цепляйсь!
Мы схватились за багажник и побежали за велосипедом. Часа через полтора мы были в райцентре. Райцентр сильно отличался от Нижнеозерска. Был он весь построен из белого камня и абсолютно не разрушен. Почти все дома были старинные с узкими окнами, похожими на бойницы, с какими-то башенками, с пузатыми балконами, которые доставали почти до середины улицы. В Нижнеозерске после дождя все улицы утопали в грязи, а потом неделю приходилось спотыкаться на кочках. Здесь же земля была песчаная, а кое-где даже вылощена булыжником. Да и люди здесь были какие-то другие: чище одеты, меньше нищих, раненых, совсем не было блатных и шпаны.
Виталькину «кодлу» мы нашли на речке. Вокруг потрепанного патефона, стоящего прямо на песке, расположились человек пятнадцать мальчишек. В центре группы на охапке сена возлежал черный, как негр, детина с одной ногой. Сразу было видно, что он тут главный. Возле суетились несколько человек. Один поливал из ржавого котелка ему спину, другой делал массаж, третий что-то шептал на ухо.
– Здравствуй, Комендант, – сказал Ерманский заискивающим голосом. – Я вот тут привел… Хорошие ребята… Примем?
Я никогда не думал, что самоуверенный Виталька умеет так разговаривать.
– Кто такие? – вяло спросил Комендант.
– Недавно приехали… Хорошие ребята… Свои…
– Я же сказал, чтоб никто не смел водить сюда всякую шваль.
– Это не шваль, Комендант. Овчарка у них. Знаешь какая! Сила! Она на фронте была, раненых таскать может.
– А ну, мелочь пузатая, подь сюда, – сказал Комендант без всякого интереса.
Начало мне не очень понравилось, но я все-таки решил подойти. Комендант лежал черный, блестящий на солнце.
– Ближе.
Комендант даже глаза закрыл, так ему не хотелось смотреть на меня.
– Что такое? – опросил я как можно независимее.
Неожиданный сильный удар свалил меня на землю. Я вскочил, ничего не понимая. Комендант уже лежал как ни в чем не бывало, расслабленный и вялый, но глаза из-под прикрытых век следили за мной очень зорко. Я понял, что он выжидает момент для нового удара.
Но в это время сзади на него кинулся Вад. Пока не ожидавший нападения с этой стороны Комендант принимал меры к отражению атаки, я поспешил Ваду на помощь. Он был очень сильный, этот Комендант, хотя и без одной ноги. Зато руки – как железные. И мускулы на животе катались, словно шарикоподшипники. Но все-таки нас было двое, и мы сумели ему несколько раз очень хорошо врезать. Вад даже успел укусить его за ухо, а он умел кусаться не хуже бульдога.
Но тут на нас навалилась вся «кодла» во главе с парнем, который шептал Коменданту на ухо, в том числе и гад, скот, предатель Виталька Ерманский. Конечно, они вмиг скрутили нас. Кое-кому мы успели хорошо заехать, в частности предателю Ерманскому.
Они положили нас возле ног Коменданта. На каждой нашей руке и ноге сидело по человеку.
– Ну, что будем с ними делать, Комендант? – спросил Шептун, неприятный рыжий хлипкий тип. – Топить будем? Или на костре пяточки немножко погреем?
– Отпусти.
Все неуверенно поднялись с нас. Комендант лежал на сене, прикрыв глаза.
– Действительно хорошие ребята, – сказал он.
– А ты гад! – спокойно ответил Вад и врезал со всей силы Коменданту ребром своей железной ладони.
Все опешили. Комендант удивленно открыл глаза и тут же прикрыл их. Он даже не пошевелился.
– Хорошие ребята, – повторил он спокойно.
– А ты подонок. Чихал я на тебя! Завтра приведу овчарку, она тебе горло перегрызет. Она всю вашу чесоточную шайку за десять минут перегрызет. Она много фашистов перегрызла, а вы хуже фашистов.
Шептун так и завертелся на месте.
– На костер их! – завопил он, как в былые времена кричали инквизиторы.
Толпа зароптала, поглядывая на Коменданта.
– Дай им самогону.
Шептун застыл от удивления.
– Чего? – переспросил он.
– Самогону. Живо. Ну, – сказал Комендант, не повышая голоса.
При всеобщем молчании Шептун сходил к реке и принес бутылку.
– Я бы их не самогоном напоил, – проворчал он, – а… из-под лошади.
– Ах ты… – возмутился Вад и отвесил в тощий зад Шептуна пинок.
Тут, конечно, он хватил через край. Шептун, не зная, что ему делать, беспомощно глядел то на «кодлу», то на Коменданта. «Кодла» заворчала и придвинулась. Она ожидала лишь слова Коменданта, чтобы расправиться с нами.
И тут вдруг Комендант рассмеялся. Все, в том числе и мы, уставились на него.
– Хорошие ребята, – сказал он. – Большой пусть остается. Другой мал еще, немножко подрастет, тогда…
Комендант потянулся к патефону и лениво стал накручивать пружину. Замелькала белая рентгеновская пленка с проглядывающими оттуда ребрами, послышалось хрипение, и кто-то неожиданно чисто и искренне сказал:
– Студенточка, заря вечерняя…
Нас обступили, стали рассматривать, похлопывать по плечу, задавать всякие вопросы. Все вдруг оказались очень хорошими пацанами.
– Ты извини, – сказал Виталька Ерманский, наливая мне в кружку самогона. – Но у нас закон, все за одного. Даже если ты мне друг.
– Извиняю, – великодушно сказал я. – Хоть ты и вывернул мне руку….
– А ты мне по шее врезал, – радостно перебил Виталька. – Знаешь, как больно! Аж искры полетели.
Шептун крутился тут же.
– Ну и молодцы, – вертел он своей рыжей башкой. – Умеете драться. Особенно вот ты, шкетик!
– Сам ты шкетик, – отрезал Вад, но было видно, что ему приятно.
Мы разделись и пошли купаться.
Река была неплохая: чистая, глубокая, и течения почти нет. Шептун полез следом. Он путался все время у меня под ногами и всячески пытался завоевать доверие.
– У меня лук есть. Хочешь, дам пострелять?
– Сегодня по садам рейд будем делать. Ты пойдешь с нами?
– Слышь, а у тебя есть девчонка? Хочешь, познакомлю? Знаешь какая красивая!
И так далее. Он не успокоился и на берегу. Рассказывал разные истории из жизни «кодлы», приставал с вопросами. Мое безразличие явно угнетало его. Есть такая порода пацанов: пока не примешь его в друзья – не отстанет.
Он все кружился и кружился вокруг меня, а потом с загадочным видом исчез и через некоторое время появился с маленькой полной девчонкой.
