Евгений Дубровин - В ожидании козы
– Подожди, поговорить надо, – сказал я, подходя к Ерманскому.
Ерманский поставил велосипед к забору и высокомерно посмотрел на меня.
– Слушаю вас.
– Что ты из себя ставишь? Подумаешь, Сириус увидел. Ты что, никогда не видел Сириуса?
Ерманский взялся снова за велосипед.
– Я попрошу впредь не останавливать меня по пустякам.
– Ах, вот как! Мы все-таки остановим. Вад, пускай!
Из нашей калитки выбежал Рекс.
– Рекс! Раненый! Взять! Домой! – крикнул я, показывая на Витальку.
Рекс не заставил себя долго упрашивать.
Огромный зверь прыгнул на Ерманского и сбил его с ног (под огнем раненому стоять не полагается).
– Ой, что вы делаете! – завопил Ерманский.
Из его карманов посыпались различные предметы, в том числе фонарик «Даймон».
Рекс бережно взял в зубы ботинок Ерманского и потащил «раненого» к нам во двор. Виталька орал, корчился, драл траву, как грабли, но все это было напрасно. Рекс знал свое дело хорошо, Через минуту астроном лежал у наших ног. Его новенькая вельветовая куртка имела бледный вид.
– Вы чего это, а? – спросил Ерманский, отряхиваясь. Взгляд у него был уже не высокомерный, а почти нормальный.
– Знаешь что, – сказал я Ваду, пропуская слова Ерманского мимо ушей. – Теперь давай отработаем упражнение «Диверсант». Мы его давно не делали.
При слове «диверсант» Рекс заворчал.
– Да вы что, ребята! – воскликнул Виталька уже совсем искренним голосом. – Я же нарочно. Я думал, вы какие жлобы!
– Принеси только йоду и ваты, а то, помнишь, того как отделал…
– Не надо, ребята. Хотите, я вам фонарик «Даймон» подарю? У меня их два, берите. И вообще, давайте дружить. Я же думал, что вы жлобы. Надо было бы так сразу и сказать.
– Ну, ладно уж… – великодушно сказал я. – Только не надо следующий раз нас пугать Шекспиром и Сириусом.
– Не буду, хочешь завтра… Как тебя зовут?
– Виктор.
– Хочешь завтра в райцентр махнем? Я здесь почти не живу, там у нас своя кодла. Такие ребята и девочки, закачаешься! Ты заходи завтра ко мне пораньше. Махнем на велосипедах. Я тебе материн дам. Час езды.
Виталька Ерманский отряхнул штаны и удалился, прихрамывая сразу на обе ноги.
Мы побродили еще немного по улице, смотря, как в Виталькином доме на тюлевых шторах движутся тени: одна женская с распущенными волосами, а другая – Виталькина, взлохмаченная, и пошли спать.
– Хорошо, хоть райцентр догадались построить, – сказал Вад засыпая.
Первая любовь (начало)
Во дворе в большом цинковом корыте Виталькина мать стирала белье. Она приветливо закивала нам:
– Входите, входите, мальчики. Вы к Виталику? Соседи, да? Ну и хорошо. Давайте знакомиться. Виталина мама. Клара Семеновна…
Она вытерла руки фартуком и протянула их мне сразу две.
– Какой ты уже большой. И симпатичный. Эта курточка тебе очень идет.
Руки у Клары Семеновны были теплые и мягкие.
– Ну, ей-богу, не думала, что у моего соседа такие симпатичные дети. Прямо как куколки. Дай-ка я тебя поцелую! Иди, иди, мне поручили присматривать за вами.
Она притянула меня к себе и поцеловала в щеку. Я покраснел. Вад отодвинулся на безопасное расстояние и тоже покраснел.
Стирая, она продолжала говорить. Спрашивала, любим ли мы папу, маму, хорошо ли мы учимся в школе, не балуемся ли, много ли у нас игрушек. Потам она расспросила у нас про Нижнеозерск. Она болтала до тех пор, пока на крыльце не появился заспанный Виталька. Сначала при виде нас он нахмурился, но потом, видно, вспомнил вчерашнее.
– Привет, ребята! – сказал он хриплым голосом. – Мать, кофе в кают-компанию! Милости прошу, господа!
Клара Семеновна бросила стирать и пошла в дом. Мы последовали за ней. Внутри дом был еще лучше, чем снаружи. Диван, кресла, много картин, разные фарфоровые штучки. Но, самое главное, – на столе лежали радионаушники. Они волновались и что-то возбужденно говорили. Мы с Вадом так и впились в эти наушники. Из соседней комнаты вышла старушка. Я узнал в ней ту, что тащила хворост. Старушка опять уставилась на нас любопытными молодыми глазами.
– Мама, вскипятите воду, – попросила Клара Семеновна.
– Чичас, чичас, – захлопотала старушка.
Скоро по комнате распространился запах кофе, который блестел черными зеркалами в белых фарфоровых чашках. Возле каждой чашки стояли фарфоровые блюдца. На фарфоровых блюдцах лежали кусочки белого хлеба, кружочки колбасы и какие-то тюбики в блестящих красивых обертках. Возле блюдец во множестве размещались ложечки, вилочки, ножички, какие-то лопаточки. Все это находилось на белой скатерти, вышитой красными розами.
– Прошу к столу! – Виталька сделал небрежный жест и сам сел первый. Он помешал ложкой в чашке, ткнул пальцем в хлеб, недоверчиво понюхал тюбик и вдруг нахмурился: – А где сыр? – спросил он.
– Сыр кончился, Виталечка, – торопливо ответила мать и смущенно посмотрела на нас.
Виталька нахмурился еще больше.
– Как это кончился? Два дня назад его была целая голова.
– Но ты же сам его отнес в райцентр, – робко вставила мать.
– Что это за кофе без сыра?
Виталька отшвырнул от себя ложечки и встал из-за стола. Я хотел последовать его примеру, но у меня ноги приросли к полу. Вад тоже не отрывал глаз от кружочков колбасы.
Клара Семеновна подошла ко мне и погладила по голове.
– Ты бы хоть мальчикам дал попить. Им-то все равно…
– Им не все равно. Эти ребята не жлобы, Дожили! Сегодня же напишу отцу.
Клара Семеновна села за стол и заплакала. Она плакала, закрыв лицо ладонями, м между пальцев у нее сочились слезы. Сейчас она была очень похожа на обиженную девчонку.
– Дай пятерку!
Клара Семеновна вытерла лицо и послушно вышла в соседнюю комнату. Виталька подмигнул нам: видал, дескать? Я не сомневался, что всю эту сцену он разыграл специально для нас.
Виталька сунул пятерку в карман и засвистел.
– Мы возьмем твой велосипед, – небрежно сказал он.
Я немножко задержался в комнате и, когда мы остались с Кларой Семеновной одни, сказал:
– Да вы не расстраивайтесь… Мы действительно не хотим есть… Мы наелись кулеша… с салом… Вот такой кусок покрошили.
– Ничего, ничего, Витя… Вы заходите к нам почаще.
– До свиданья.
– До свиданья.
Я осторожно закрыл дверь.
Виталька мазал солидолом цепь велосипеда.
– Бери. Хорошая машина, хоть и дамская.
– Я не умею, – признался я.
– Не умеешь? – удивился Виталька. – Тогда садись на раму.
– А я куда? – спросил Вад.
– Никуда. У нас взрослая компания и взрослые дела.
Вад обиженно засопел.
– Мы всегда вместе, – вступился я за брата. – Он умеет делать взрослые дела.
Виталька Ерманский поразмыслил.
– Не-е. Мы будем самогон пить, а он что?
– Я могу выпить целый стакан! – храбро сказал Вад.
– Мы будем девчонок целовать.
– Я тоже… – начал было Вад, но замолчал, не в силах побороть отвращения. Видно, перед ним предстала какая-нибудь сопливая физиономия с косинками. – Я могу подождать…
– Нет, нет, – мотнул головой Виталька. – Может быть, нам придется заночевать у какой-нибудь вдовушки. Ищи-свищи тогда тебя.
При этих словах мороз пробежал у меня по коже.
Но Вад упрямо нагнул голову:
– Я тоже могу заночевать.
Если Вад заупрямится, переупрямить его невозможно.
– Ладно, иди, – сказал Виталька. – Узнаешь – второй раз не запросишься.
Мы двинулись вдоль улицы. Виталька вел велосипед за руль.
– Кто у тебя отец? – спросил Виталька.
– Кузнец.
– А… Вот у меня отец – это да! – сказал Виталька с восхищением. – Профессор!
– Ты любишь своего отца? – удивился Вад.
– Еще как! Когда мы жили в Москве…
– Вы жили в Москве?
– Ну да.
– А как же сюда попали?
– Отца в Германию назначили, а мать он в Утиное сослал к ее матери.
– Сослал? За что?
– Значит, надо. Отец знает, что делает. Она теперь вот где у меня, – Виталька показал зажатый кулак. – Отец приказал перед отъездом: гляди в оба за ней. Чуть что – пиши. Мое слово – закон. Видели утром? Ходит тут один… агроном. Книжки носит. Стоит отцу намекнуть про эти книжки – он ей всыплет по первое число.
– Здорово! – восхищенно сказал Вад. Перспектива захвата власти в семье волновала его давно.
– Может быть, отец приедет зимой. Посмотришь тогда на него. Знаешь, какой красивый!
– Еще красивей матери?
– Хо! Сказал тоже! Мать на куклу похожа, а отец знаешь какой! Сильный, высокий, волосы курчавые, нос, как у грека. А умный! Все книги читал! Ты читал Жан-Жака Руссо?
– Нет…
– Про бесклассовое общество. Здорово! Живи как хочешь! Никто над тобой не хозяин. А «Женщины мира» читал?
Я подавленно молчал. В Нижнеозерске я слыл самым начитанным человекам.
– Я читал Вальтера Скотта! – пустил я свой главный козырь. Ни один мальчишка почему-то не может даже слышать про Вальтера Скотта, а я нарочно прочитал все, что было у нас в районной библиотеке.
