Карпов Васильевич - Маршальский жезл
Прибыли на учебный центр, намокшие, в тяжелых шинелях. Принялись ставить палатки. Палатки тоже мокрые.
Дождь лил и на другой день. Казалось, ему не будет конца. Солдаты и офицеры ходили злые, нахохлившиеся. Только Шешеня бодрился, пошучивал. Вот должность у человека! Ему так же, как и всем, холодно и неприятна под этим чертовым дождем, но замполит есть замполит: его забота - поддержать у людей нормальное рабочее состояние.
Занятия не прерываются. Учеба есть учеба. Расписание, как производственный план на заводе, должно выполняться независимо от того, идет дождь, снег или падают с неба камни. И оно выполняется. Особенно когда командуют такие волевые офицеры, как Узлов, Шешеня, Жигалов.
На вторую ночь после тревоги мы укладывались спать в своей палатке. Было темно и мокро. Мне показалось, что не только одежда, но и все тело до костей пропиталось знобкой сыростью. Я втиснулся на свое место между Куцаном и Соболевским. Кузнецов еще в санчасти. Тревога нас застала без него. Проклиная все на свете, я старался побыстрее заснуть.
Сегодня пригрелся быстрее, чем вчера. Глаза уже сладко слипались, когда я ощутил, что мне сегодня не просто тепло, а даже жарко. Жар шел от спины Куцана. Я приложил ладонь ему между лопатками. Куцан был горячий, как печка.
– Ты не заболел? - спросил я Куцана.
Он молчал. Наверное, еще не отлегла обида после собрания. Все эти дни он ходил хмурый, ни с кем не разговаривал.
– Слышишь, Куцан, не заболел? Горячий, как огонь.
Из-под шинели показалась чья-то рука. Она нашла голову Куцана, пощупала лоб.
– Совсем больной, - сказал Умаров.
Это была его рука.
Через минуту поднялось все отделение. Хлопая мокрым краем палатки, выходили под дождь. Сержант Волынец пошел доложить командиру взвода, Карим побежал за врачом, Скибов - за лампой, Соболевский чиркал спичками. Только Дыхнилкин лежал под шинелью и ворчал: «Спать не дают!» Пришел лейтенант Жигалов. Принесли фонарь «летучая мышь». Пришел доктор - капитан. Все стояли мокрые, недовольные. Ждали. У Куцана под мышкой нагревался градусник. Потом врач достал термометр. Все следили за его лицом. Одна бровь у капитана приподнялась, он сказал:
– Тридцать девять и восемь. Немедленно в госпиталь.
– Не надо, - сказал Куцан, - останусь здесь.
Пришел замполит Шешеня.
– На зимние квартиры отправляется машина за продуктами. Вместо лейтенанта Земского поедете вы, товарищ Жигалов, - сказал Шешеня. - Отвезете больного и доставите сюда продукты. Возьмите с собой трех человек для погрузки.
Жигалов приказал готовиться мне, Умарову и Скибову. Вот не везет, черт возьми! Вместо отдыха мотайся под дождем всю ночь. Мне кажется, Жигалов умышленно взял меня. Дыхнилкина или Вадима не взял. Сачкам всегда жить легче.
За палаткой послышалось урчание автомобиля. Кто-то крикнул: «Хорош!» Мы вышли наружу. Дождь плеснул в лицо холодной водой. Я увидел огромный черный квадрат и красный огонек стоп-сигнала под ним - автомобиль был с тентом. Под этот тент мы трое и полезли. Жигалов с Куцаном сели в кабину. Машина, упрямо урча, поползла в сплошной черноте. Не видно ни дороги, ни холмов. Только там, куда от фар падают две струи света, непрерывно лезет под колеса жидкая грязь.
Я пригрелся под тентом. Рядом Скибов и Умаров. Дремлем. Казалось, мы едем очень долго. Не хотелось ни шевелиться, ни думать - так бы вот ехал и ехал до наступления теплого лета.
Часа через два машина остановилась, и сразу стало слышно, как стучит дождь по брезенту над головой. Я выглянул из-под тента и увидел воду. Вспомнил: река, мы переезжали ее вброд, когда совершали марш в сторону учебного центра. Тогда речка была узкая. Сейчас вода шумит, через свет фар стремительно катятся мутные, как глина, волны. Для здешних мест это обычное явление: ручеек едва струится, а прошел дождь - взбухает поток. Ну а когда три дня льет, тут уж настоящая река образуется.
Мне видны через заднее окошечко кабины затылки шофера, Жигалова и Куцана. Шофер - парень незнакомый, наверное, из полкового транспорта. Слышу разговор.
– Ну как, проскочишь? - спрашивает Жигалов.
– Надо проскочить, - отвечает шофер.
– Вода сильно прибавилась. Когда выходили по тревоге, дождь только начинался.
– Следовало бы переждать. Но у нас больной, - говорит шофер.
– Да, - соглашается офицер.
– Здесь неглубоко, только вот течение сильное. Если закрыть жалюзи, может быть, проскочим.
– А если нет? - сомневается Жигалов.
– Как-нибудь выберемся. Не стоять же до конца паводка. - Шофер кивает на Куцана: - Он еле сидит.
– Ну давай! - решает лейтенант.
Машина осторожно двинулась в воду. Сильное течение хлестнуло по колесам. Автомобиль на первой скорости, не торопясь продолжал входить в поток.
Когда уровень воды достиг кабины, вскинулась упругая волна. Машину качнуло. Вдруг мотор кашлянул и захлебнулся. Свет в кабине и в фарах погас. Все исчезло из поля зрения.
Вокруг кипела вода и мчались черные волны. Корпус машины дрожал под напором мощного потока. «Как бы не опрокинуло», - подумал я и продвинулся поближе к борту, чтобы успеть выпрыгнуть из-под тента. А сверху, с крыши кабины, уже кричал лейтенант Жигалов:
– Выбирайтесь сюда!
Водитель встал на подножку и, подсаживая Куцана, помог ему подняться наверх. Вскоре мы все собрались на брезентовом тенте, который был натянут на крепкие дуги.
Я да и другие не очень беспокоились за себя: каждый умел плавать и мог выбраться без особого риска. Но как быть с больным? Куцан совсем обессилел. Опустить его в ледяную воду - почти то же самое, что опустить в могилу. Это было понятно каждому. Мы сидели на тенте машины, держались за дуги, на которые был натянут брезент, и соображали, что делать.
Стремительно неслась черная вода со всех сторон, а сверху, из такого же черного неба, лил дождь. Ничего не видно - сплошной мрак.
Лейтенант сказал:
– Будем выбираться вперед, к тому берегу. Больного понесем на руках. Только смотрите, чтобы он не упал в воду. Вода очень холодная.
– Давайте я разведаю течение и дно. Я тяжелее других, меня не снесет, - предложил Никита Скибов. - И документы вынесу на берег, чтобы не размокли.
– Добро! - сказал Жигалов.
Когда собрали документы, я вспомнил, в кино видел: так поступали перед выходом на задание разведчики на фронте. Нам тоже предстояло дело нелегкое.
Поток казался густым. Вода не блестела, она неслась сплошной черной массой, как битум, и шипела от падающих в нее струй дождя.
Скибов, держась за борт, спрыгнул в воду. Я представил, каково ему в ледяной воде, и у меня стянуло кожу на спине. Высоко подняв руку с документами, завернутыми в вещевой мешок, Никита двинулся к берегу. Его несколько раз сбивало течением. Но даже когда он скрывался в черной воде с головой, рука оставалась над поверхностью.
Через несколько минут Скибов возвратился. Его трясло, он с трудом проговорил:
– Ничего, идти можно. Если возьмемся друг за друга, не свалит.
Мы стали спускаться. Холодная вода охватила меня и сдавила ледяными обручами. Дыхание остановилось. Когда я немного пришел в себя, первая мысль была: «Видела бы мама!»
Вода доходила до груди. Мы ухватили друг друга за поясные ремни, каждый поднял вверх свободную руку. На эти руки лег Куцан.
Упираясь ногами в ускользающее дно, двинулись к берегу. В ночном мраке берега не было видно; казалось, вся черная ночь состоит из воды. Вода плескала в рот, в глаза, она была илистой, на зубах скрипел песок, глаза резало от ила. Сверху хлестали упругие струи дождя.
Мы продвигались медленно, думая только о том, чтобы не упасть и не уронить больного. Несли Куцана, как драгоценную и хрупкую вещь. Если бы несколько дней назад кто-нибудь сострил: «Вы будете Куцана еще на руках носить!», комсомольцы не поверили бы. И вот несем на тех же самых руках, которые мы поднимали за исключение. Несем, рискуя собой.
Тугая струя вдруг сбила меня и чуть не унесла прочь. Все остановились. Уперлись в дно ногами. Ремни натянулись, готовые лопнуть. Онемевшие руки, поднятые вверх, казалось, вот-вот подломятся под тяжестью лежащего на них Куцана. Превозмогая страшное напряжение, я все же поднялся, восстановил равновесие, и все двинулись дальше.
Когда мы выбрались на берег, всех пошатывало - и больного, и здоровых. Втянув головы в плечи, мокрые и дрожащие, трусцой побежали к городку. Куцана поддерживали под руки я и Скибов.
* * *
Итак, я лежу в госпитале. Вез Куцана и сам угодил. Ночное купание не прошло без последствий - простудился. Обидно, никто не заболел, а я слег! Правда, это сначала казалось обидным, а сейчас ничего, свыкся. Болеть, оказывается, приятно. Честно говоря, я уже здоров. Держат меня просто так, врач говорит - для укрепления. Температуры нет, только слабость небольшая. Маме, конечно, ничего не написал.
Рота наша на учебном центре. Погода все еще паршивая. Серо, дождит. Вот тебе и весна! Зимой такого не было. Ребята в поле, наверное, не просыхают. Уж лучше бы жара.
