Николай Асанов - Электрический остров
Он засмеялся.
— Не спеши с выводами! В экономических науках тоже достаточно Сцилл и Харибд.
— Ты, конечно, прав, — признала она, — но все-таки твои опыты опаснее. Если я напутаю в экономике, меня поправят и только, а вот если напутаешь ты…
Он не хотел, чтобы Нина возвращалась к этой теме, и постарался поскорее отправить ее домой. При ней продолжать работу было трудно. Испугается сама, а бояться станет за него.
Зато когда вскоре, в тот же день, его навестила Марина Чередниченко, Андрею пришлось чуть не силой удерживать ее пытливые руки. Марина произнесла с порога:
— А вы недурно устроились! — и сразу ринулась к приборам.
Орленов сурово сказал:
— Знаете, Марина Николаевна, молния иногда убивает людей.
— А вы железный! Она через вас проскочит, не повредив, — насмешливо ответила Марина.
— Ну, и железо плавится при высокой температуре.
— Меня железо мало занимает, меня интересует брильянт, которым вы собирались украсить мое кольцо. Но, кажется, из ваших обещаний проку не выйдет. Не знаю, как это Нина Сергеевна поверила вам, когда вы сватались к ней.
— Это было давно, тогда я еще и сам был уверен, что могу выполнить все, что обещаю.
— А теперь, значит, отказываетесь?
— Боюсь, что не смогу.
— Почему это? — она выпрямилась и подняла голову.
— Вы убьете меня током раньше, чем я приступлю к делу, — сказал он.
Углы ее губ дрогнули, но она сдержала улыбку.
— Не бойтесь, я не буду трогать ваши приборы. Я предпочитаю практическое применение электричества…
Орленов, возившийся с переключателем, из которого выбивало масло, искоса взглянул на нее.
— Что же, по-своему вы правы. Можно не знать, что земля кругла, и превосходно пользоваться законом притяжения. Точно так же и с электричеством: еще не зная, что оно собой представляет, человек создал электрическую лампу и мотор. Только боюсь, что это имеет к науке касательное отношение…
Он знал, что Чередниченко не выносит возражений, и ждал, что она обрушится на него. Однако на этот раз Марина с непонятной покорностью выслушала его в сущности несправедливые упреки. В конце концов он тоже отдалился от теоретической физики. Но зачем нужна одна теория, если ее не прилагать к практике?
— А как вы будете улавливать высокочастотные импульсы? При таком напряжении в кабеле они будут подвергаться постоянным изменениям! — спросила она, чтобы прервать томительную паузу.
— Длина волн не совпадает, поэтому слабые токи можно «процедить» и отделить.
— А где же ваше сито?
Он показал ей прибор, теория которого была содержанием его диссертации. Тогда и ему самому и его оппонентам он казался совершенным. Совершенным прибор казался Андрею и здесь, когда он смонтировал его и подключил кабель. Это был небольшой щиток с кнопками и циферблатом осциллографа, выполненный изящно и чисто. Орленов никогда не пренебрегал внешним видом приборов.
Но, странное дело, теперь, когда на прибор смотрела своими синими, останавливающими человека глазами Марина, он подумал, что не очень в нем уверен.
Чередниченко сдержанно похвалила прибор. Он обратил внимание на то, как изменился ее голос. Он и раньше замечал, что у нее был особый голос, который словно наперед подсказывал слушателю, что перед ним девушка с твердым и сильным характером. А сейчас она говорила робко. Неужели его выговор так на нее подействовал?
Андрей снова склонился над переключателем и вдруг услышал за спиной легкий вздох, а потом слова:
— Я пошла. Если вам удастся поймать ваших золотых рыбок, попросите у них немножко доброты для себя и удачи для меня.
Надо было проводить ее. О черт! Он схватился за переключатель жестом утопающего и выпрямился только после того, как затихли ее шаги. Выпрямившись, он вытер лицо. Что у него в лаборатории? Кунсткамера? Музей восковых фигур? Какой дьявол их сюда носит, этих зрителей? Надо завтра же повесить такую таблицу, какая висит на ветростанции у самой Чередниченко: «Вход посторонним запрещается!» И без всяких глупых «Добро пожаловать!» на обороте. Он должен работать, а не объяснять, что и как у него здесь устроено!
В эту минуту он забыл, что часть гнева распространяется и на Нину, хотя она и не приставала с вопросами.
2
В последние дни иллюстративный материал для будущей выставки стал поступать возами. Начальники лабораторий, ранее не желавшие пустить нового сотрудника на порог, прослышав, что Орленов будет делать обзорный доклад о выставке, спешили посвятить его в свои дела, чтобы он, упаси боже, не забыл о них.
— О тщеславие! — вздыхал Орленов, копаясь по вечерам в горах отчетов и чертежей.
Не забыл о нем и Улыбышев. В пятницу, как и было обещано, он сам заехал за Андреем и повез его в свою лабораторию.
На этот раз там все было открыто настежь.
В павильоне собрались сотрудники лаборатории. К непосредственным помощникам Улыбышева присоединились и практиканты и сотрудники смежных лабораторий. Рядом с павильоном в мастерских погромыхивал металл о металл, через раскрытые ворота виднелись шумящий кузнечный горн, пламя вагранки, слышался шум токарных станков, похожий на отдаленный рокот моря. Улыбышев создал для своей лаборатории настоящий заводик.
Пройдясь с Орленовым по павильону, попутно кого-то расхвалив и кого-то пожурив, Улыбышев повел его в мастерские. У раскрытых ворот он любезно сказал:
— Если вам, Андрей Игнатьевич, понадобится что-нибудь сделать для вашей лаборатории, обращайтесь ко мне. Райчилин собрал здесь настоящих докторов металлических дел. Старики, пенсионеры, но дадут сто очков вперед любому новатору.
Улыбышев держался, как всегда, весело и непринужденно, однако Андрей не мог не заметить в нем того внутреннего трепета, который охватывает каждого конструктора, собирающегося показать свое детище постороннему. И он порадовался за Улыбышева. Человек с такой взволнованной душой не мог работать плохо!
У Бориса Михайловича изменилось не только выражение лица, но и походка. Он подходил к своей машине легкими, как бы крадущимися шагами, словно боялся, что спугнет то ощущение, какое она всегда вызывала у него, и конструкция окажется иной, незнакомой, и не затронет воображения постороннего человека, идущего рядом с ним. Андрей понял: конструктор боится равнодушного взгляда, боится, что чужой взгляд увидит в конструкции какие-нибудь недостатки и — еще, чего доброго! — заставит и самого конструктора увидеть их, ему хочется, чтобы Орленов смотрел на машину так же, как смотрит он сам, — влюбленно и радостно.
Улыбышев напрасно не доверял гостю.
Эта радостная влюбленность, эта приподнятость чувств конструктора давно уже передались и Андрею, и он с почтительным изумлением рассматривал необычный трактор, одну из машин будущего, которая должна была начать новую эру в земледелии, эру электрической обработки земли…
По замыслу ли конструктора или по щедрости Райчилина, который добывал все необходимые материалы, машина была окрашена в огненно-красный цвет. Она была в полтора раза выше обычного трактора, и от этого казалось, что конструкция смело стремится ввысь. Кабина тракториста была приподнята над землей, как капитанский мостик. Еще выше находился барабан, на котором был намотан кабель. Барабан лежал в особой коробке, которая могла поворачиваться на сто восемьдесят градусов, что позволяло трактору двигаться почти под любым углом к трансформаторной станции, дающей ток. Так остроумно решался сложный вопрос о маневренности. Сама трансформаторная станция стояла рядом на отдельной платформе: ее можно было передвигать и включать в электросеть в любом месте.
Орленов молча осматривал машину. Он забыл свою неприязнь к Улыбышеву, он видел в нем только творца новой машины, необходимой нашим полям, нашему времени, нашей стране, и знал, что будет говорить о ней теперь лишь с бьющимся сердцем, самыми горячими словами, какие найдутся у него, с самым чистым вдохновением. И ничто не помешает ему быть пылким пропагандистом новой техники в земледелии.
Улыбышев взглядывал то на трактор, то на Орленова, и выражение его лица менялось по мере того, как осмотр машины приближался к концу. Замкнутое и холодное вначале, лицо его становилось все мягче, как будто долго сдерживаемый жар сердца пробился наконец из глубины и окрасил его теплым живым румянцем. Но вот Улыбышев взглянул прямо в глаза Андрею и спросил:
— Нравится?
— Очень! — горячо ответил Орленов.
— Спасибо! — тихо сказал Улыбышев и пожал руку Андрея. Потом прислонился к машине, будто отдыхая от нервного напряжения, истомившего его. Утвердившись теперь в том, что электротрактор овладел воображением Орленова, он более спокойно осведомился:— Хотите посмотреть, как он работает?
