KnigaRead.com/

Евгений Наумов - Черная радуга

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Евгений Наумов, "Черная радуга" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

И вышло в точности так, как получилось с Матвеем в одной провинциальной гостинице. Утром хватился: нечем ботинки почистить, кроме угрожающих и запрещающих плакатиков никакого сервиса. И вдруг узрел: «Сапоги скатертью не чистить!» Он потом рассказывал: «Сам бы никогда до такого не додумался».

Соответствующий акт составлялся, но консервы никто, конечно, не топил — у кого поднялась бы мозолистая, обгрызенная крабовыми клешнями, объеденная паром и солью рука губить добрую, к тому же дефицитную продукцию? Не капиталисты… Весь брак распределялся по негласным соглашениям: комсостав брал, ловцы и обработчики разворовывали. А поскольку стали налетать с досмотрами, обысками, рейдами — тут и народный контроль, тут и ОБХСС — всем хотелось и все щедро хапали, — то законного брака уже стало не хватать, приходилось и молоточек пускать в ход, а то и целыми партиями отправлять налево, чтобы всех ублажить. Так возникла неуправляемая реакция хищений, негласные таксы — кому сколько. Прятали кто где: в подушки, в двойное дно, в двойной потолок, в спасательных плотиках и шлюпках. И в этом деле великим мастаком был Коротков. В его хозяйстве оказалось столько закутков, о которых даже мало кто знал, — механик создавал их специально. Он говорил печально, принимая на хранение очередную партию (ему сдавало и командование):

— Не шерстили бы, законно отдавали нам брак — в сотню раз меньше тащили б…

Практически найти спрятанное не удавалось никому. Поговаривали даже, что Валентин может схоронить всю продукцию плавзавода за сезон. И в это верилось.

Такса была твердая — за бутылку десять банок. Матвей заказал двести штук для производственных нужд, друзей и знакомых и должен был доставить механику ящик водки. Он разработал план и посвятил в него только механика и вира-майна Кренделя, которому тоже было обещано кое-что.

Вира-майна — специалист высокого класса — на судне один. В любую погоду он торчит на палубе, жестами руководит разгрузкой мотоботов. Стропы особым образом уложенных полуживых крабов (при освобождении из сетей ловцы острыми крючками пробивали им нервный центр, обездвиживали) — спинкой вниз — иначе сильнодействующая печень тут же начинала разлагать ценную мякоть конечностей, пожирать самого хозяина, — поднимали палубными лебедками и немедля отправляли в обработку. Каждый строп весил полторы-две тонны. Лебедчик из своей кабинки не видит, что делается внизу, под бортом, и выполняет указания вира-майна. При волне, ветре для подъема стропа требовалась особая виртуозность и согласованность, любая ошибка могла дорого обойтись.

Артист Крендель владел своим искусством в совершенстве, поэтому его держали, хотя при каждом удобном случае он старательно напивался до «белочки» и все пытался выброситься за борт, что иногда и удавалось, — его не раз вылавливали из ледяной воды.

Высокий, худой, с одной и той же мыслью, беспокойно бившейся в черных горячих глазах, — как бы выпить, он выслушал Матвея и сказал коротко:

— Сделаем.

Послышался топоток многих ног — шла ночная смена обработчиц. Матвей отступил к борту, давая им дорогу и бессознательно ища взглядом Веру.

Сто пятьдесят мужиков и шестьсот молодых девок. Таково было соотношение на плавзаводе. Из этих ста пятидесяти бойцов примерно одна треть женщинами уже не интересовалась — или возраст предпенсионный, или «положение обязывает», как у начкадров Евстратова.

Среди девушек и молодых женщин, работавших на плавзаводе, преобладала «вербота» — кобылки оторви да брось, хотя по-виду многих неопытному человеку было бы трудно угадать: ангел, только что сошедший на землю. Были, конечно, и скромные-девушки, которые пошли в море за романтикой или из-за трудных житейских обстоятельств, но такие держались обособленными настороженными группками и в общих играх не участвовали.

Матвей быстро научился отличать и тех и других по особому взгляду, повадке, разговору, а то и по каким-то вовсе неуловимым признакам. Но Веру никак не мог разгадать. Среднего роста, она в любой толпе выделялась прямой строгой осанкой, гордым видом, а белую высокую накрахмаленную косынку несла, словно корону. Бывшая балерина? Она не казалась недотрогой, всегда шутила и улыбалась в ответ на шутки и улыбки, но умела осадить даже отпетых забубенных головушек краболова одним взглядом. Когда-то Матвей не верил в такое, думал: книжные выдумки, как осадишь стервеца с замороженными глазами? А когда увидел, как это делает Вера — не шевелясь, не изменив позу, а лишь поведя темными мерцающими глазами, — немало подивился. «Орешек! Лучше не стараться, время даром тратить…»

Но никогда не упускал случая полюбоваться ее необычной, затянутой в синее трико фигуркой, выстукивавшей каблучками по палубе. «Можно поставить ее на ладонь и любоваться…»

Вера прошла, как всегда бросив на него загадочный взгляд, с какой-то тающей неуловимой улыбкой на тонких, будто нарисованных нежной акварелью губах. Словно знала нечто, скрытое от других. «Черт, а не девка!»

Он сплюнул за борт и отвернулся. Коротков на парад бедер нуль внимания, синел в ухо:

— У тебя там что-нибудь осталось?

На плавбазе царил жестокий сухой закон, и хотя при выходе в море запасались изрядно, но все запасы давно были высосаны досуха. Исчезли все препараты, содержащие спирт: одеколоны, лосьоны, лечебные капли в судовой аптечке, политура у плотников. Последний флакон «Шипра», стоявший на туалетной полочке в каюте Матвея, выхлебал тот же Коротков, прибежав как-то утром: «О, коньячок с нарезной пробочкой!»

Но три-четыре человека с плавзавода, в том числе и Матвей, имели право выезжать на берег по своим служебным делам. Когда стояли у Камчатки, Матвей дважды побывал на берегу. В первый раз он привез пять ящиков рисовой водки, второй раз удалось взять только два — последние. Обе операции были до мелочей распланированы и проведены Матвеем с тем особым тщанием, которым отличались все его начинания.

Самым опасным был момент причаливания к плавзаводу и переноса сивухи на судно. Матвей прекрасно знал, что на судне все уже оповещены об истинной цели его выезда и везде расставлены посты из добровольцев-стукачей, скромно именуемых «активистами», которые должны поднять тревогу, как только он причалит к борту. Хотя Матвей выполнял здесь совершенно обособленную работу и формально не подчинялся администрации, капитан-директор на своей территории мог арестовать всю водку и Матвея в придачу, а потом отправить его с перегрузчиком обратно.

С капитаном-директором Михайловым у него были сложные отношения, и неизвестно, на что тот мог решиться.

Когда Матвей пришел на судно еще в порту и ввел его в курс дела, он долго жевал мясистыми губами, по обыкновению избегая смотреть прямо в глаза. Опухшее от пьянства лицо Михайлова смотрело на мир щелочками, в которых решительно ничего нельзя было прочитать, — по временам возникало сомнение, есть ли там глаза. Возможно, раньше его лицо что-нибудь и выражало, но эти времена давно минули. «Алкаш, — определил с первого взгляда Матвей. — Беспробудный, беспросыпный, но как-то еще держится. Видать, жратвой нейтрализует, ишь как его разнесло…»

— А зачем вам выходить в море? — кажется, такой или примерно такой вопрос задал капитан-директор. Ибо его речь можно было расшифровать только приблизительно, опытным слухом угадав общий смысл сказанного: слова вылетали из его рта одной очередью. — Поставили нам партию запчастей — и спасибо.

— Дело в том, что необходимо понаблюдать их в работе. Партия опытная, возможно, требуются усовершенствования.

— У нас есть специалисты, они и понаблюдают.

— Не сомневаюсь, что у вас есть высококвалифицированные специалисты. Но их наблюдения будут ограничиваться одним: работает прибор или не работает. Всякие измерения, записи, систематизирование данных никто проводить не будет. Приборы размещены по всем флотилиям, и необходимо будет выезжать туда, тоже проводить измерения. Кроме того, у меня специальная измерительная аппаратура, такой у вас нет.

Последний довод подействовал — капитан-директор откинулся на спинку кресла и попытался закинуть ногу на ногу. Он согласился неохотно. И вскоре Матвей понял почему. Михайлов совершенно не терпел на судне посторонних. На судне он вел себя как пьяный помещик в своем уделе. Выходил на мостик, брал мегафон и ревел:

— Принять эсэртэ к правому борту! Кошкой абы! — после этого знаменитого вступления из мегафона лилась сплошная матерщина. Моряки слушали, встряхивались, как кони, шевелились. Исполнив «арию», капитан-директор величественно удалялся смочить пересохшее горло. Моряки прозвали его Винни-Пух, но справедливости ради следовало бы называть его Анти-Винни-Пух.

Никто не видел его трезвым — для него сухой закон не существовал: с каждым перегрузчиком привозили ящики в «фонд капитан-директора». Все у него были в кулаке, а Матвей посторонний, кто его знает, что у него на уме? И, чтобы обезопасить себя, он прибег к испытанному средству всех хватократов — поручил своему верному наперснику Евстратову завести на Матвея папку.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*