Антти Тимонен - Мы карелы
— Что будем решать? — переспросил Левонен. — А еду вы готовить не собираетесь? — сердито обратился он к Кирьянову. Когда тот вышел, начал разъяснять Юрки: — Вот что будем решать. Свои, карельские дела нас ждут. Хватит уже разговоры разговаривать, надо принять решение и прямо сказать, что Карелия воссоединяется с Финляндией, что Карелия на веки вечные порывает с Россией. Вот такие дела…
Борисов почтительно слушал и, лишь когда Левонен кончил, говорить, заметил со своей стороны, что они, тунгудские мужики, твердо решили не подчиняться больше Советской власти, что они подчиняются лишь Ухтинскому правительству или Финляндии.
— Понимаешь теперь? — спросил Левонен.
— Начинаю кое-что понимать, — задумчиво ответил Юрки.
Он знал, что заснуть ему теперь не удастся. Он лежал на спине и слушал разговор мужиков, вышедших к костру поесть. Симо, судя по всему, помогал тунгудцам расставлять посуду на столе. Слышно было, как жаловался на житье в Тахкониеми. Мол, скука там страшная, деревенька захолустная, а народ такой, что ему все равно, что в мире творится и кто у власти стоит, просвещай не просвещай, все без толку…
Потом стало тихо. Юрки догадался, что там Левонен молится перед трапезой. Он знал, что старик буквально выходит из себя, если кто-то при его молитве хоть одно слово проронит.
Про себя Юрки даже не мог толком сказать, верит он в бога или не верит. Где было положено, он тоже крестился. Но он никогда ничего не просил у бога. Он думал про себя, что если бог действительно существует, то возненавидеть он должен прежде всего тех, кто только и знает, что торчит перед иконой и клянчит — господи, сделай то-то, не делай того-то, кто по десять раз на дню просит простить грехи свои, а сам, глядишь, тут же опять грешит. И не стыдно им просить у господа помощи даже в грязных делах? Это хуже, чем богохульство. Вот и Левонен… Небось опять просит господа покарать всех тех, кто ему не по душе. Да выпрашивает у бога богатства, хотя сам уже столько добра награбастал, что девать некуда, скольких по миру пустил… А если бог есть, то ему, Юрки, он дал все, что мог дать, — дал крепкие руки, чтобы работать, и ума столько, сколько дал. И совестью наделил. Если все это от бога, то, верно, давая человеку силу, ум, совесть, бог знал, как кто ими воспользуется. Поэтому Юрки не тревожил бога, и бог тоже его не беспокоил. По натуре Юрки был человеком миролюбивым, он хотел, чтобы бог и люди жили между собой в мире. Вот попы пугают крещеных, будто после смерти будет страшный суд. Если этот суд и будет, то, наверное, для того, чтобы взвесить, поступал ли человек по той совести, которая была ему богом дана. Если за что-то придется ответить, что ж, ответим, никуда не денешься…
Наконец Левонен и его спутники поели и вернулись в избушку.
— Ты что, больной, что ли? Все лежишь… — спросил Левонен у Юрки. — Мог бы встать и хоть посуду помыть.
— Я свою посуду помыл, — буркнул Юрки в ответ.
— Ну-ну! — заключил Левонен многозначительно.
Борисов и Кирьянов ждали, пока Левонен выбирал себе место на нарах. Наконец Левонен улегся.
— Да хранит нас бог и сбережет наш покой… — вздохнул он и добавил, глядя на Юрки: — …раз уж солдаты теперь пошли такие, что им лень стоять в карауле.
— Ничего, бог постережет, — невозмутимо ответил Юрки. — Ежели он не постережет, то от часовых толку мало.
В вершинах деревьев шумел ветер. Дождь перестал, и начало проглядывать солнце.
Не успел Юрки задремать, как Левонен разбудил его:
— У нас большие ноши. Ты поможешь нам нести?
— Нам не по дороге, — сообщил Юрки.
— Как не по дороге? Куда же ты путь держишь?
Юрки ответил неопределенно: время, мол, сейчас такое, что не положено говорить, куда и зачем идешь. Должны же члены правительства понимать, что солдат подчиняется лишь своему непосредственному начальству и что есть вещи, которые солдат не имеет права разглашать…
Когда Юрки проснулся, все спали. Лишь перед избушкой на чурбаке возле стола сидел Кирьянов, сменивший на посту Симо. Увидев Юрки с кошелем, он спросил:
— Ты пошел? А что сказать, если спросят?
— Скажи, что Юрки ушел по делам Карелии. Ну, бывай.
Сперва Юрки шел по тропе в сторону Вуоккиниеми. Но, скрывшись с глаз Кирьянова, он свернул налево и пошел прямо по лесу. Взмокшая от пота рубашка уже прилипла к спине, а он все шел, не останавливаясь. Лишь оказавшись в глухой низине, поросшей густым ельником, он сделал привал и решил позавтракать. В кошеле у него осталось несколько окуней, пойманных вчера Симо.
По небу плыли легкие облака. Из распустившихся почек выглядывали зеленые листики величиной с мышиное ушко. Юрки лежал на мшистой земле и разглядывал их. На душе у него вдруг стало спокойно. Да, теперь он сделал свой выбор, и от него он уже не откажется. Так что чуток и подремать можно. Что будет дальше, там видно будет. Сверху грело солнышко, сбоку подогревал костер: они словно соревновались. Но ветер опять начал усиливаться. Верхушки деревьев раскачивались где-то высоко-высоко, и, глядя на них, возникало приятное ощущение, будто мшистая земля, на которой Юрки лежал, тоже мерно покачивалась.
— Ну и здоров ты дрыхнуть, Юрки, — сказал кто-то спокойным голосом, и Юрки проснулся. Возле костра на корточках сидел какой-то мужчина, поправляя головешки. Его широкое лицо обросло бородой, серые глаза смотрели устало и настороженно.
— Васселей?!
Юрки сел и протянул Васселею свой кисет.
— Откуда и куда?
— А ты? — насторожился Васселей.
— Я из Тахкониеми. Привет тебе из дому.
— Спасибо. Хотя и не догадались они с тобой послать привет, все равно спасибо. Как они там?
— Да что они… Живы-здоровы. Ты домой идешь?
— Домой? — В глазах Васселея появилось такое выражение тоски и боли, что Юрки отвел свой взгляд. — Скажи, Юрки… Знаю, тебе можно верить… Могу я идти домой? Чья там власть?
— Не знаю, какая там власть. Красные финны взяли Ухту. Наше правительство сбежало в Вуоккиниеми. Вот такие дела у нас…
Васселей взял прут и стал шевелить головешки, хотя они и без того уже разгорелись.
— Красные, значит, могут прийти в Тахкониеми?
— Я их не видел и не спрашивал, куда они идут, — угрюмо ответил Юрки.
Васселей сходил за водой, поставил котелок в огонь, закурил, задумался.
— Так ты думаешь, домой мне ходу нет? — спросил он опять.
— Решай сам. Мы, карелы, народ, привычный ходить по лесам. И если след где увидим, сразу можем сказать, кто прошел. А какие следы ты оставил, сам знаешь…
— Про свои следы я у тебя не спрашиваю, — оборвал его Васселей.
— Давай не будем ссориться, — предложил Юрки. — И так хватает ссор да драк, без нас с тобой. Вот что ты мне скажи, Васселей. Ты не из тех, кто ходит и народ собирает, чтобы с Советами воевать, а?
Васселей долго молчал.
— Этих собирателей и без меня хватает, — ответил он хмуро. — Ты читал вот это?
Юрки мельком взглянул на обложку брошюры, которую Васселей достал из-за пазухи, и в руки ее не взял. Брошюрка называлась «За свободу Карелии!».
— Я курю трубку, — пояснил он. — На закрутку мне бумага не требуется.
Васселей хотел бросить брошюрку в костер, но, подумав, сунул ее за пазуху.
— Тунгуда поднимается против Советов, — сообщил он Юрки. — Там признают лишь ваше правительство.
— «Ваше правительство»… Как будто ты не за это правительство… Или ты уже не карел?
— Давай не будем о том, кто карел, кто нет.
— Давай не будем. Но кто бы я ни был, я твои речи слушать не хочу. Смотри, у тебя кипит.
Васселей снял котелок с огня, высыпал туда остатки крупы.
Наконец он не выдержал и спросил у Юрки о том, что давно вертелось на языке:
— О Мийтрее-пустомеле ты что-нибудь слышал?
— Люди говорили, будто видели его в лесу. В деревню он не заходил, — пояснил Юрки.
— Не к красным ли он пробирался?
— Куда же ему еще идти? Не к вам же…
— Слушай, Юрки. — Губы Васселея задрожали. — Если ты мне начнешь, тут о Мийтрее… Так я… так мы с тобой врагами сделаемся на веки вечные. Понял?
— Да мы и так что враги.
— Ты тоже, видно, не из красных, раз бежишь от них. Чего ты на меня волком глядишь? Дорожка у нас с тобой одна.
Юрки вскочил и схватил свой кошель.
— Слушай, ты… Нет, дорожка у нас не одна. Слышишь, не одна…
И он пошел от костра, не оглядываясь.
У Юрки мелькнула мысль, что Васселею ничего не стоит послать ему вдогонку пулю.
Но Васселею даже в голову не пришло стрелять вслед Юрки. Никакой неприязни у Васселея к Юрки не было. Когда-то в молодости они вместе работали на сплаве, а когда жители соседних деревень сходились на праздник, который у каждой деревни был свой, они вместе с Юрки плясали кадриль и играли в рюхи. Их деревни отделяли каких-нибудь полсотни верст, расстояние не такое уж и большое для Северной Карелии. Юрки отличался исключительной честностью и трудолюбием, он был немногословен и всегда настроен мирно. Даже когда случались драки между парнями, обычно без особого повода, просто так — деревня на деревню, то Юрки не вмешивался, наоборот, успокаивал и примирял. Вы, мол, только людей смешите. Однажды, правда, кто-то в пылу драки задел Юрки и в ответ получил тут же такой удар, что долго отлеживался на траве…
