Ольга Гуссаковская - Перевал Подумай
Александр Ильич схватил ее за руки, посадил обратно на постель.
— Хватит. Соседи уже потешились, с них достаточно. Успокойся, и будем говорить. — Сначала она вырывалась, но вскоре затихла, ткнувшись лицом в подушку. Тогда он отпустил ее. Закурил, отошел к окну…
— Теперь скажи, чего тебе не хватает? — он распахнул дверцу гардероба, переполненного одеждой. — Смотри, этого мало? Половину этих вещей ты надевала не больше чем по разу, какого же черта?! Ты упрекаешь меня, что я не достал тебе шубы? Но я не умею заниматься такими вещами. Не хочу уметь! И ты это отлично знаешь.
Но беда не в этом. Мы же перестали понимать друг друга, вот что главное… Мое дело не интересует тебя. Завтра градостроительный совет, то, что на нем скажут о моем проекте, может почти решить его судьбу. А тебе все это так же чуждо, как мне — твоя погоня за нерпичьей шубой. Разве не так?
Наталья молчала. Лежала на постели, глядя в потолок, дышала часто, со всхлипом. Ее молчание обезоруживало. Каких бы клятв он себе ни давал, кончалось всегда одним и тем же: он уступал.
Он поднял с пола скатерть, поставил на место стул. Хрусталь все еще пел комариным голосом, муха на закрытом окне вторила ему баском.
Взяв со стула шляпу, он молча пошел к двери. Уже на пороге, оглянувшись через плечо, заметил, что Наталья провожает его тревожным потеплевшим взглядом. Беспомощно провела пальцами по виску. Мучительно памятный жест Лены…
И опять, как и прежде, он не смог уйти. Вернулся, присел в ногах постели. Наталья, всхлипнув, отвернулась. Александр Ильич нагнулся, взял в ладони ее лицо, повернул к себе и поцеловал в мокрые от слез ресницы:
— Ну, успокоилась? Куплю я тебе шубу, бог с ней. Не нерпичью, так другую. Стоит ли из-за этого сидеть дома в такой чудесный день? Пойдем к морю, в парк — куда хочешь?
Она приподнялась, женским бессознательным движением поправила волосы, платье, прижалась щекой к его плечу, заглянула в глаза:
— Ты меня любишь?
— Наверное, да, — ответил он после коротенькой, почти неощутимой паузы. — Ведь у меня никого нет, кроме тебя, ты это знаешь. Кого же мне еще любить?
Он сказал это и вдруг явственно увидел, как все мелкие недоговоренности и обманы слились в одну большую ложь: он не любил Наташу. Привык, жалел, боялся одиночества, но никогда не любил.
Ни прежде, ни теперь.
Через час они шли по парку, направо и налево раскланиваясь со знакомыми. Погожий день незаметно гас, терял краски. Чернее, рельефнее выступали на фоне неба узловатые ветви лиственниц, а от корней пополз по земле серебристый иней. Кусты елошника, зеленые и густые летом, сейчас выглядели реденьким частоколом прутьев, натыканных в землю по прямой линии. Без зелени и цветов парк еще больше напоминал кусочек чудом уцелевшей в городе тайги.
И, как в тайге, с ветки на ветку перепархивали тихие птицы — пуночки, вестницы близких холодов.
Глава V
Градостроительный совет собрался в одном из залов нового Дворца культуры. Синяеву здесь нравилось. Он любил подавляющее архитектурное великолепие общественных зданий: многоколонные ложноклассические портики, тяжелую гипсовую лепку потолков, сумеречные просторы парадных залов, где в углах, даже при ярком освещении, прячутся тени.
Аркадий Викторович остановился на верхней галерее и неторопливо закурил. Снизу из вестибюля тянуло холодком осенней улицы. В пустом, гулком коридоре певуче звенело стекло: буфетчицы расставляли на столах стаканы. Синяев подошел и взял бутылку пива — просто от нечего делать. Потом вторую.
Хотя он давно краем глаза видел пришедшего Ремезова и других институтских, но идти в зал не торопился. От выпитого залпом пива мысли приобрели знакомую легкость — вот теперь можно и заходить. Тем более, там уже начали…
Большой породистый Лунин выглядел очень солидно. И слова с его губ срывались такие же солидные, веские.
— Последние годы характеризуются бурным ростом городов и ускорением темпов градостроительства. Это относится и к нашему городу, население которого за прошедшую пятилетку увеличилось почти на одну треть. Проблема широкого жилищного строительства в нашей стране поставлена на индустриальную основу это и упрощает и усложняет задачи архитекторов. Могут ли в условиях стандартизации строительного процесса родиться оригинальные архитектурные идеи? Думаю, что могут, если архитектор никогда и ни при каких обстоятельствах не будет отрываться от реальной действительности, будет помнить, что и для кого он строит.
Наш институт, как известно, не занимается только городом, мы отвечаем за все, что строится в крае. Тем не менее двое наших архитекторов разработав проекты застройки приморского района. При видимых различиях оба они достаточно интересны.
Согласно этим представленным на ваше рассмотрение проектам, застройка района выполнена с учетом климатических условий Севера, а также известных уже обоснований зонального института.
Оба проекта застройки приморского района предусматривают строительство на склоне сопки крупного комплекса жилых и административных многоэтажных зданий. В этом районе, являющемся морским фасадом города, будут построены пяти- и девятиэтажные многосекционные жилые дома с общей площадью триста пятьдесят тысяч квадратных метров. Вдоль берега бухты предусматривается зеленая зона отдыха и благоустроенная набережная. Задача присутствующих здесь представителей общественности города — рассмотреть оба проекта и дать им соответствующую оценку.
Синяев покачал головой: толково! Словно бильярдные шары катает вместо слов. Силен Яков Никанорович! Захочет — и любое слово эдак вот укатит шариком в лузу… Синяев даже не обиделся, когда понял, что Лунин почему-то первое слово предоставляет Ремезову, а не ему, несмотря на негласный уговор.
Ремезов вышел вперед не торопясь и, прежде чем начать говорить, медленно обвел собравшихся своими тяжелыми темными глазами. Начал резко, без обычной вступительной словесной канители:
— Я хочу сказать о главном. Не о сравнительных достоинствах и недостатках проектов, а о самом принципе застройки приморского района. Речь о нем идет в институте давно, и ни я, ни мой коллега Синяев не являемся пионерами в деле архитектурного разрешения поставленной проблемы. В разное время выдвигалось немало и других проектов, но все они имели один существенный недостаток: в основу их была положена давняя схема, отводившая приморскому району второстепенную роль поселка при порте. Как сумел обойти это узкое место мой коллега — судить не мне.
— Действительно… — иронически бросил Гольцев.
— Дело говорит Александр Ильич, — отозвался Туганов, — Сколько еще будем вместо современных центров возводить времянки — барачный городок на сорок тысяч коек? Надоело.
— Тише, товарищи! Нельзя же так… — Это уже начальственно вмешался Лунин. — Каждый выскажет свое мнение.
Александр Ильич отнесся к вынужденной паузе спокойно, будто и не заметил стычки.
— Мне известно, что приезжие чаще всего считают наш город красивым. И у него, безусловно, есть свое лицо, но… за счет рельефа! К сожалению, естественный дар природы нами, архитекторами, используется слабо. Попробуйте развернуть город на плоскости, что останется от него?
— Прошлые ошибки архитектуры, — опять подсказал с места Туганов.
— Совершенно с вами согласен! Но хотя бы сейчас мы не должны повторять их. В наших руках огромная ценность — амфитеатр над морем. Все города, располагающие подобным, — мировые достопримечательности по красоте. Так неужели застройка приморского склона должна считаться у нас второстепенным мероприятием? Нет, город должен располагать современным морским центром. Мой проект представляет одно из возможных решений именно в этом направлении. Море должно стать неотъемлемой частью городского пейзажа.
— Позвольте, о чем идет речь? Что вы тут, черноморский курорт предлагаете строить? Я, например, двадцать лет здесь живу, а на море только на рыбалку езжу. И жить вблизи него не хотел бы. Что там? Туман да камни. — Это заговорил, кажется, кто-то из работников управления «Сантехмонтаж».
— Как вы можете судить по себе? — перебил Ремезов раздраженно, но тут же сдержал себя. — Согласен, в нашем городе туман — частый гость, но разве его меньше на Балтике или даже в Ленинграде? А все же люди живут там… Почему же только из-за того, что кто-то за двадцать лет не смог полюбить наше море, мы всех должны лишать его красоты? Но дело не столько в море, сколько в наиболее рациональном использовании естественных возможностей приморского склона. Многосекционные дома, слитые в слегка выгнутые по рельефу ленты, надежно сопротивляются господствующим ветрам. Кроме того, появляется возможность использования цокольных этажей: благодаря крутизне склона, под каждой лентой домов можно сделать помещение для гаражей, складов и всего того, что обычно загромождает городской пейзаж. А выше, под защитой домов, располагаются торговый и общественный центры. Вот прошу всех посмотреть, — Ремезов подошел к большому макету из пенопласта, висевшему на стене, — Здесь все показано наглядно. Вопросы будут?
