Василий Дюбин - Анка
Эти слова его прозвучали так нелепо и мерзко, что по залу прокатился гул возмущения. Анка гневно прошептала:
— Какая сволочь…
— Говорят, — продолжал Павел, — что если подсудимый не отрицает своей вины… раскаивается, то это учитывается… А я и на следствии… и вот в суде… только правду говорил… Попутали меня проклятые фашисты… разум помутили… Грешен я перед Родиной… и перед своим народом… Грешен… Прошу прощения… Прошу сохранить мне жизнь.
Суд удалился на совещание. В зале оживленно разговаривали. Взгляды бронзокосцев были устремлены к барьеру, за которым сидел осунувшийся и мертвенно бледный Павел. Наконец он решился посмотреть в зал и сразу поник головой. Лица хуторян были суровыми и гневными. Ни одного сочувствующего взгляда… Анка и Олеся сидели на скамейке рядом и о чем-то тихо разговаривали. Они ни разу не взглянули на Павла.
Орлова и Васильева не было в зале, они уехали в район к Жукову. Не пришли послушать судебный процесс Дубов, Тюленев, Кавун и дед Панюхай.
— На эту фашистскую падаль смотреть тошно, — с пренебрежением сказал Дубов.
— И то вирно, — согласился Кавун.
— Да, — покачал головой Тюленев, — мразь отъявленная.
— На мою Анку повторно руку поднял, — возмущался Панюхай. — Пущай его, бандюгу, трибунал решает. А я лучше пойду с Фиёном сетки чинить…
Шум в зале то усиливался, то затихал. Павел зябко поежился: он услышал, как Дарья сказала:
— Дали бы эту собаку бешеную на расправу народу и законно было бы…
— Не дури, баба, — оборвала ее Акимовна.
— И расправились бы, — загорячилась Таня.
— Остынь, — осадила ее Акимовна. — Суд без нас разберется и порешит это дело.
На сцену вышел комендант трибунала и объявил:
— Встать! Суд идет!..
Приговор читали долго. В нем снова повторялось все, что было сказано в обвинительном заключении. Павел слушал равнодушно. Но когда сурово и четко прозвучали последние слова приговора:
— «…к высшей мере наказания — расстрелу», — Павел вздрогнул, мертвой хваткой вцепился побелевшими пальцами в барьер.
В зале загремели бурные аплодисменты. Этим бронзокосцы выразили свое горячее одобрение справедливо вынесенному трибуналом приговору.
— Не имеете права! — вскричал Павел, дико сверкая глазами. — Второй раз не расстреливают!..
Суд ушел, а он, расшатывая барьер, продолжал бесноваться:
— Меня уже расстреливали тут, на хуторе! И нет такого закона, чтоб повторно казнить человека!
— Гадина ты, а не человек! — разгневалась Акимовна. — Иди к своему иуде — Бирюку, он давно ждет тебя на свалке! Чего беснуешься?
— Заткните ему глотку кляпом!
— Вырвать поганый язык у этой собаки!
— Суд оскорбляет!..
В зале загремели скамейки. Бронзокосцы поднялись грозной волной, вот-вот готовой ринуться к барьеру.
— Следуйте за мной, иначе вас растерзают, — сказал комендант. — Шагайте. Ну?
У Павла задрожал подбородок, округлились глаза. Он вобрал голову в плечи и шатко заковылял ослабевшими ногами. За ним последовали конвоиры.
В зале сразу наступила тишина. Люди, молча переглядываясь, медленно расходились. Последней вышла Акимовна. Она посмотрела на голубое небо, на синее море, облегченно вздохнула и сказала:
— Ну вот, люди добрые. Еще одной мразью меньше стало на белом свете…
XXIIIОлеся и Сашка сидели на берегу. Ночь была тихая, безлунная. Звезды горели ярко, но они не могли осилить густой темноты, скрывавшей море. Сашка и Олеся только чувствовали его влажное, с солоноватым привкусом и йодистым запахом ровное дыхание да слышали, как оно сонно ворочалось в темноте, накатывая на песчаный берег мягкую бархатную волну, с шелестом рассыпавшуюся у их ног.
— Нет, ты не поедешь, — решительно сказал Сашка, выбивая об носок ботинка искрящуюся золу из трубки.
— Как можно, Сашенька… Ведь я же на службе.
— Значит, я ждал этой встречи только для того, чтобы нам снова расстаться? Не выйдет. Ведь кто-то сейчас заменяет тебя на «Буревестнике»? Ну и пускай работает. А тебе и у нас такое же дело найдется. На моем сейнере первоклассная радиорубка.
— Но ведь надо оформить увольнение, — убеждала его Олеся.
Сашка был непоколебим:
— Завтра же радируй капитану «Буревестника» заявление, и он уволит тебя.
— Хорошо. А вещи я должна взять?
— Какие вещи?
— Два пальто — зимнее и демисезонное. Плащ. Платья. Белье. Постель. Обувь…
— У меня, Леся, хватит денежных сбережений, чтобы приобрести все эти вещи.
— Зачем понапрасну тратиться?
— Ладно. Встретимся в море с «Буревестником» и заберем твои вещи. Считаю вопрос наполовину исчерпанным, — и Сашка поднялся. — Идем, Леся, тебе отдыхать надо.
Олеся квартировала у Анки. Еще в первый день приезда на Косу, когда Олеся явилась в сельсовет и сказала председательнице о цели своего приезда, поведала ей о том, как познакомилась с бронзокосскими рыбаками в Южнобугске, Анка сразу же предложила девушке остановиться у нее. За короткий срок Олеся и Анка успели завязать крепкий узелок дружбы.
— Как хорошо здесь… — мечтательно проговорила Олеся.
— Пора отдыхать, — напомнил Сашка.
— Идем, идем. Дай мне руку…
Они поднялись по тропинке и вошли в хутор, не промолвив ни слова. Возле Анкиной хаты Олеся и Сашка остановились. В окнах горницы еще был виден свет. Значит, Анка не спала.
— Пойду, — сказала Олеся. — Хозяйка ждет меня.
Олеся спала с Анкой, а Орлов временно переселился к Панюхаю в прихожую, расположившись на диване, на котором до отъезда в город спала Валя.
— Спокойной ночи, родная, — Сашка поцеловал Олесю.
— Погодя, Сашенька, — задержала его Олеся. — А почему ты сказал там, на берегу, что вопрос исчерпан наполовину?
— Потому, что полностью он будет исчерпан завтра, когда мы в ЗАГСе оформим наш брак. Не возражаешь?
— И ты еще спрашиваешь… — она провела ладонями по его щекам и припала лицом к его широкой груди: — Морячок ты мой милый… Родной ты мой, Сашенька…
Орлов слышал, как Олеся вошла в хату, разделась и легла к Анке в постель. Затем из соседней комнаты послышался горячий приглушенный шепот.
— Вы о чем шепчетесь, девушки? — окликнул их Орлов.
— Готовься быть посаженым отцом, — ответила Анка. — Сашок женится.
— Я готов. А на ком он женится?
— А вот… на Олесе.
— Что ж, они под стать друг другу, — одобрил Орлов. — Мы, Аня, будем им посажеными родителями.
— Не возражаю, — сказала Анка.
— Значит, ты будешь моей мамкой? Да, Аннушка?
— Да, Олеся, да! — и обе рассмеялись.
— А я — батей, — отозвался из прихожей Орлов.
Панюхай забормотал спросонья, и разговоры наконец прекратились.
На другой день Сашок и Олеся пришли в сельсовет рано утром. Таня заполнила бланк «Свидетельство о браке», Анка подписала его, поставила печать и, вручая этот документ Олесе, трижды поцеловала ее.
— Желаю семейного счастья, Олеся. И тебе, Сашок…
Поздравили молодоженов с законным браком Орлов и Таня. Олеся прослезилась от радости.
Сашка сказал:
— Пускай теперь капитан «Буревестника» посмеет не уволить тебя, гражданка… Сазонова, — и многозначительно повторил раздельно по слогам: — Са-зо-но-ва! Звучит, а?..
— Звучит, Сашок, звучит, — сказал Орлов. — Идем, нас Кавун ждет. Сегодня мы выходим в далекий рейс.
— Пошли. — У двери Сашка остановился. — Леся, не задерживайся. Примешь у моего помощника имущество радиорубки.
— Хорошо, Сашенька, все будет в порядке.
Сашка подмигнул Олесе:
— Хоть ты и жена мне на данном этапе, но… капитан сейнера любит только…
— …морской порядок, — досказала Анка и вытолкнула Сашку за дверь. — Иди, иди. Яша ждет тебя.
Флотилия сейнеров готовилась к отплытию в далекий рейс на экспедиционный лов. На суда уже были погружены продукты, капроновые сети, баки залиты пресной водой. Олеся и Киля на правах хозяек расположились в радиорубках. В экспедицию к анапским берегам отправлялись Орлов и механик Тюленев.
На производственном совещании Виталий Дубов сказал, что заведовать мастерскими МРС дело инженера, а механик Тюленев очень пригодится флотилии на экспедиционном лове. Предложение секретаря парторганизации было одобрено всеми.
— Я тоже пойду с флотилией, — высказал свое желание Орлов. — На берегу мне делать нечего.
— Правильно, замполит, — одобрил Дубов. — Вот и будет наша экспедиция обеспечена партийным руководством.
— А рыбу где будем сдавать, в Керчи или в Анапе? — спросил Сашка.
— Улов у вас будет принимать рефрижератор прямо в море. Сейчас у анапских берегов ходят косяки ставриды. Только не зевайте, добычу возьмете богатую.
— Зевать не в нашей натуре, — заметил Пронька, толкнув Сашку. — Не так ли, Сашок?
