Николай Наумов - Полковник Горин
Мысли Михаила Сергеевича отклонились к давно минувшему лету сорокового, когда он, семнадцатилетний десятиклассник, надел курсантскую форму, а через год уже прицепил два кубика. Едва приехал в часть, началась война. Через две недели выступили на фронт. В бой пошли прямо из эшелона, и тут же успех — разгромили взвод разведки противника. А на следующий день не мог удержать на позиции своих «бородачей» — такими казались ему только что призванные, давно забывшие строй тридцатилетние солдаты его взвода. Под напором противника дрогнули, отступили в беспорядке. Когда остался один, стало жутко, но все же обстрелял немцев и только потом, когда показался бронетранспортер, метнулся по кустарнику в лес.
Своих догнал далеко. Показываться на глаза командиру батальона было стыдно. Спросят: где взвод? А что он ответит? Но никто ничего не спросил (было не до того, противник снова наседал), помогли собрать взвод, вывести его на позицию и окопаться. В окопах люди чувствовали себя увереннее и за день отбили три атаки. К вечеру солдаты забеспокоились: далеко в тылу одна за другой вспыхивали деревни — туда прорвались танки противника. И на следующий день, когда в тылу услышали автоматную стрельбу, снова поддались смятению…
Почему в первых боях так лихорадит людей? Ведь воевать хотели, противника ненавидели, а дрогнул один — побежало десять. Как готовить людей, чтобы первые опасности не сломили их — вот что нельзя упускать из памяти в работе над книгой.
Захотелось сесть за стол и записать пришедшие в голову мысли. Приподнялся и тут же повернулся к жене — не разбудил ли. Нет, Мила спала. Вышел на кухню, выпил стакан воды, немного успокоился, и строчки, одна за другой, стали ложиться на бумагу. Удивительно легко выстроился план, из памяти выплыли новые примеры, которые вызывали новые мысли.
Когда Михаил Сергеевич записал главное, ему стало так хорошо, что он не усидел, зашагал по кухне, слегка приподнимаясь на носках. Лишь новая мысль остановила его: «А если кое-что изменить и в проведении занятий? Старый порядок уже приелся. Не лучше ли по каждой теме давать сжатую информацию, только о новом. И тут же вопросы, сколько угодно. Тема уяснена — реши летучку, сложную, с запутанной обстановкой, в которой нужно оценивать не только положение и боевой состав сторон, но и их психическое состояние. Затем разбор решений — что хорошего в каждом, по какой причине возникли ошибки и какие. А на полевом учении все в реальном темпе…
Когда Мила зашла на кухню, Михаил от удовольствия потирал разгоряченный лоб. Весь стол застилали листы бумаги, исписанные его мелким бегущим почерком. Взял тот, что лежал в центре, и подал жене. Хотя Мила мало что поняла в нем, улыбнулась одобрительно: уж слишком доволен был муж.
— Понятно? — нетерпеливо спросил он.
— Не совсем.
— Помнишь, как было на фронте? Почти все донесения вверх шли из рот. Их собирали в штабе дивизии, корпуса, армии и принимали решения. Потом в обратном порядке бежали приказы и распоряжения. Когда они приходили в батальон, роту — начиналось движение войск. На учениях многое иначе, а должно быть как можно ближе к тому, что может быть на войне.
Михаил объяснял с тем щедрым увлечением, которое приходило к нему лишь в моменты особенно хорошего настроения. И опять, как вчера вечером, она начала думать о вздорности своих подозрений, и потому плохо улавливала то, что говорил Михаил. Но одно ей было совершенно ясно: едва ли есть кто-либо или что-либо на свете, что могло бы теперь увлечь Михаила больше, чем дело, ради которого он встал с рассветом и которым занят всю свою взрослую жизнь. От этой мысли ее охватила нежность, и она добродушно прервала его:
— Иди умывайся, мне нужно готовить завтрак.
Две недели Горину работалось как-то особенно легко. Даже к позднему вечеру он не чувствовал усталости. Составил подробный конспект лекции, набросал замыслы летучек. Оставалось обсудить с Сердичем новый метод работы посредников на учении. Он уже хотел было вызвать полковника, но, вспомнив, что обещал быть в Доме офицеров на репетиции концерта художественной самодеятельности, поспешно сложил бумаги. Когда снял с вешалки фуражку, в кабинет вошел начальник штаба высшего соединения генерал-майор Герасимов. Во взгляде его сизых уставших глаз, во всей его щуплой фигуре был виден беспокойный вопрос: «Ну что вы здесь еще придумали?..»
— Добрый вечер, Михаил Сергеевич, — поздоровался он мягко. Усевшись напротив, снял фуражку, ладонью провел по редким, как у ребенка, волосам, достал папиросы, но не закурил.
— Вижу, вас удивляет мой приезд?
— Я человек военный.
— Вообще-то, да, в нашей жизни столько неожиданного и контрастного, что, кажется, ничто уже не может нас удивить. — И, помолчав, уставившись в пол, перешел к делу. — Так вот, Михаил Сергеевич. До командира дошло…
— Амбаровский уже утвержден?
— Нет еще, но эта процедура продлится две-три недели, не больше. В Москве его хорошо знает генерал армии Лукин — в войну Амбаровский у него командовал полком. Неплохо относится к нему и командующий округом. Амбаровский солиден, строг, хорошо знает военную грамматику. В общем… Но дело в другом. Мы получили вашу докладную записку. Опять вы увлеклись каким-то новшеством?
— Скорее необходимостью.
— В чем его суть?
— Вы знаете, начало войны всегда трудно для войск. Человеку кажется, что каждый снаряд, пуля летят в него. Отсюда неуверенность, страх, переходящие порой в трусость. Мы решили поискать, как можно обстрелять солдат еще в мирное время.
Герасимов зажег папиросу и, выпуская редкой струйкой дым, в раздумье сморщил маленькое бледное лицо. «Обстрелять в мирное время? Надо бы… Только… поступать так — значит многим рисковать». Сказал немного иначе:
— Отвлечь два полка на такой эксперимент — не станет ли он для дивизии слишком дорогим?
— Смотря что, Дмитрий Васильевич, брать за цену.
— Для нас она одна — оценка на инспекции.
— Ради лучшей выучки войск можно рискнуть высокой оценкой. Временно.
Горин пристально посмотрел на Герасимова, а тому показалось, что комдив упрекнул его в чрезмерной осторожности. Генерал глубоко затянулся, маленькой рукой отмахнул дым и взглянул на Горина. Нет, в глазах Михаила Сергеевича была лишь озабоченность: понимает, чем рискует.
— Намерения Амбаровского не совпадают с вашими, Михаил Сергеевич.
«А как ваше мнение?» — хотелось спросить Горину, но он воздержался, чтобы не поставить генерала в затруднительное положение: за спиной Амбаровского он не станет высказывать иную точку зрения. А Михаилу Сергеевичу хотелось, чтоб там, у себя в штабе, Герасимов поддержал дивизию, и он решился подкупить его откровенностью.
— Прервать начатое, Дмитрий Васильевич, — обидеть людей. Многие увлеклись новинкой, особенно Берчук, кое-что уже найдено. Не вижу, как можно объяснить этот, в сущности, запрет.
— Необходимостью постоянно держать войска в высокой боевой готовности.
— Именно ради этого они и взвалили на себя дополнительные хлопоты, — нетерпеливо возразил Михаил Сергеевич.
Герасимов не нашел убедительного ответа и упрекнул:
— Хотя бы предупредили, посоветовались… Нельзя же начинать такое серьезное дело кустарным образом.
— Раньше времени не хотелось, побоялись шумихи. Помните, как с программированным обучением получилось, забежали на десятилетие вперед, а скорый результат не получился, начали смотреть на нас, как на неудачников.
— Так-то оно так, но сразу на два крупных дела командир не пойдет.
— Благословите на одно.
— Не знаю. Накануне приезда инспекции…
Горин помолчал. Обстоятельства складывались так, что начатое надо было сначала защитить перед своими. Чтобы облегчить задачу, ответственность решил взять на себя.
— Дмитрий Васильевич, разрешите за свои действия перед инспекцией отвечать самому?
— Не уверен, что генерал Амбаровский, особенно сейчас, согласится с вашей просьбой. — И тоном, в котором слышалось доброе предостережение, спросил: — Михаил Сергеевич, а не преувеличиваете ли вы интерес к новшеству у своих подчиненных? У нас есть несколько писем и от людей, уважающих вас, в которых ваша затея называется опасной.
— В некоторой степени, поскольку нужно приучать к опасности. С ней нетрудно нарваться на строгое взыскание, если случится беда.
— Не учитывать такие настроения тоже нельзя. Тем более накануне инспекции. А может быть, Михаил Сергеевич, пока чуть сбавить размах? Временно.
— Инспектировать могут и не нас. Округ большой. Потом инспекция — не последнее очень важное мероприятие. Подойдет другое и…
— Что же доложить командиру? — спросил генерал, давая понять, что от помощи дивизии он не отказывается, но возможности сейчас у него небольшие.
