Борис Павлов - Айгирская легенда
Однако к нарушителям иного рода он строг и бескомпромиссен. Тут — никакой педагогики! Тут и стиль, и тон, и выражения — другие. Читал я такие приказы, не узнавал Изгородина. Вот некоторые выдержки из них: «…в результате варварского отношения к государственной собственности…», «…встала на путь очковтирательства…», «…из-за преступно-халатного отношения к исполнению своих обязанностей…», «…за либеральное отношение к пьяницам и прогульщикам…» И дальше — выговоры, строгие выговоры, последние предупреждения или, согласованные с месткомом, увольнения.
9Нелегко давалось Изгородину внешнее спокойствие. Бывает, что вместе с нарастанием напряжения на работе, особенно когда план «горит», графики срываются, иные руководители, пронизанные этим напряжением, как электрическим током, мечут громы и молнии, стараясь разрядиться на подчиненных. Для Изгородина такое не характерно. «Разряд» он обычно направлял на себя самого.
А ведь было тогда поистине грозовое время. Метать громы и молнии было с чего. Трест требовал план. Изгородин требовал план со своих подчиненных. Хотя с себя требовал в первую очередь. Искал выхода. Но выше себя не прыгнешь. План не предусматривал такого разлива рек. План был жесток. В тресте эта понимали. Главный инженер треста Николай Викторович Тюменев тоже не покидал трассы, вместе со всеми «искал работу» в период распутицы: деньги не осваивались, и Стройбанк грозился уже часть их снять как нереализованные.
Автобус, двухосный вездеход ГАЗ-66, с трудом преодолел, скользкую Архангельскую гору и четырехкилометровый участок по дорожному месиву, пробираясь к трассе. Дорогу надо восстанавливать. Немедленно. Два-три дня, и пустить технику на отсыпку полотна, чтобы подготовить фронт работы Изгородину. Тюменев журил субподрядчиков. Те в ответ жаловались: не хватает опытных кадров, техника вязнет и вообще — что это за стройка, черт бы ее побрал, не видали еще такой!
Прикинув объем работы, сроки и выслушав заверения руководителей мехколонн, Тюменев, скрепя сердце, обещал: трест выделит дополнительные средства, лишь бы работа сдвинулась с мертвой точки.
Возле разлившейся вдоль трассы речки Басу автобус «сел». Дорога проваливалась в ямы, колея шла полуметровой глубины. Вездеход полз на диферах и вот встал. Вытащил случайно подвернувшийся трехосный ЗИЛ.
Басу размыла трассу, поделив ее на части, отрезав участки с техникой и людьми от основной базы. Засосало в трясину и накренило набок чей-то автокран. Стоит сломанный бульдозер. Людей рядом нет. Видимо, бросили технику — до лучших времен.
Въехали на насыпь. Посмотрели на готовый участок земляного полотна и не узнали его: весь разворочен тракторами. По краям клочья соломы. Ясно, воспользовавшись тишиной на трассе, предприимчивые колхозные бригадиры нашли удобную дорогу — железнодорожную насыпь, на которую еще пока не легли рельсы. Изгородин закурил. Все дымили в автобусе. Шел легкий говорок. А тут шум поднялся. «Открытие» никого не оставило равнодушным. Изгородин знал, что придется теперь составлять акты, обращаться с жалобой в райком партии, в исполком райсовета. Однако ни к чему это не приведет, колхозы обижать нельзя. Хоть и, найдут виновников, но пожалеют. Он смотрел на зашевелившихся представителей мехколонн. Сейчас из мухи слона раздуют — это им на руку! Скажут, поглядите, что происходит! Разве они виноваты, что срывается план?.. И те начали было раздувать «слона», подняв недовольные голоса, но Тюменев приглушил их: а где раньше были? Прошляпили!
Пробились к Басу. Всей гурьбой вывалились из автобуса на сырой воздух. Земляное полотно напоминало морскую дамбу. Кругом вода. Деревья в воде. Лесные полосы по бокам — в воде. Подошли к берегу речки. Вода поднялась высоко. С огромной скоростью несся коричневый поток. Плыла пена. Крутились ветки. Спокойно проходили, как пароходы, вырванные с корнем деревья. С грохотом обрушивались комья глины… Здесь был летний бревенчатый мостик. Где он? Разобрали? Прошлись взглядом вдоль потока и увидели его слева, на широком разливе, где течение теряло силу. Мостик разбило, изувечило. Застряв в корягах, он приподнялся одним краем и походил на останки древнего корабля.
Справа в воде стояли серые мостовые опоры будущего железнодорожного моста. Поток бился о них, вскипая. Шум реки заглушал голоса людей. Да и говорить-то никому не хотелось. Все наглядно, как на широком экране. Только стульев нет и мороженого. Картина — грандиозна. Власть природы над человеком. Стихии над разумом… Там, позади, — опоры. Здесь опоры. Впереди тоже опоры. Опоры, на которые нельзя было опереться. Как нужен был здесь мост! Трасса споткнулась на реке Белой. Теперь вот на Басу. А дальше — река Инзер.
По мосту можно было бы ходить, перекатывать бочки с горючим. Доставлять на дальние участки продукты питания для рабочих. А теперь… Сиротливо стоят железные бочки на краю обрыва. На том берегу их ждет замолкшая техника.
Кто-то рассказывает, что нашлись смельчаки, сколотили плотик и попробовали переправиться. Но плот закрутило потоком, опрокинуло. Еле спаслись ребята. Хорошо, что берег близко. Но не успокоились. Работа встала. Надо чем-то заниматься. «Люльку» смастерили, вон она висит на крайней, береговой опоре! Канат ухитрились как-то перебросить.
На этой «люльке» и передвигаются по канату на ту сторону. «Люлька» была сделана из дощечек и проволоки. Похожа на детские качели.
Я посмотрел на поток, на канат, на «люльку», и по спине мурашки пробежали… Надо быть настоящим циркачом, чтобы отважиться на такое рискованное мероприятие. Да, этот водяной плацдарм не возьмешь никакой техникой. Впору просить у воинов понтоны, чтобы, как в боевой обстановке, навести временную переправу.
Главный инженер мехколонны № 11 попросил меня сфотографировать его на фоне разбитой трассы. Оказалось, он тут в последний раз. Ему, наконец, подписали заявление об увольнении по собственному желанию, и завтра он уезжает в центр, в один из больших городов. Я сделал снимок и спросил: «Почему?» Он усмехнулся и ответил: «Климат здесь неподходящий!» Я понял, что он имел в виду под словом «климат».
На обратном пути в автобусе уже громко не разговаривали. Не спорили. Не горячились.
Изгородин откинулся на спинку сиденья, сдвинул на затылок шляпу, расстегнул куртку. Поглядывал на Тюменева. Тот ни на кого не глядел, ушел в свои мысли. Он сидел возле двери на одиночном сиденье, положив руку на нижнюю перекладину стояка, за которую обычно держатся, когда выходят из автобуса. Ладонь с длинными пальцами висела отвесно, покачиваясь как бы сама собой, не в такт толчкам автобуса. Высокая худощавая фигура главного инженера треста как бы сломалась на сиденье.
Вспомнил, как недавно Николай Викторович говорил мне: «Когда перевелся в трест и узнал, что Изгородин тоже здесь, обрадовался. Свой человек. На него можно положиться!» Тюменев знал его еще по прежней совместной работе. «Свой человек». Однако достается — никаких поблажек. Что — поблажек? Положенного не допросишься. Но не пошумишь — не получишь. Изгородин думал: вот сейчас подходящий момент заикнуться о нуждах поезда, о технике. Но в то же время — тянул. Попасть под горячую руку тоже не хотелось.
Машина шла натужно, и все ждали — вот-вот опять «сядет». И тогда «загорай». Особенно волновался шофер: за Архангельском, на полпути к Шареевской переправе, ему нужно еще захватить бригаду Захлебина, которую он утром забросил на объект.
Наконец Изгородин не вытерпел, завел разговор о том, что техники у него не хватает, новой, современной техники, и что трест должен войти в положение, выделить.
— Не проси, не будет! — отрезал Тюменев, даже не повернув головы.
— Ясно. Субподрядчикам можно, а нам — нет! Почему?
И вдруг под полом машины послышался какой-то треск. Вездеход встал. Шофер выскочил из кабины, заглянул под нее и с виноватым видом подошел к открытой двери.
— Полетела коробка передач! Приехали…
— Ну вот! Последнюю машину потерял, а новой не выпросил!
— И бригада Захлебина ждет…
Автобус-вездеход на буксире вместе со всем начальством дотащил до Архангельского опять-таки случайно подвернувшийся «Урал», принадлежащий одной из мехколонн. «Выручают» все-таки субподрядчики!
Дальше Изгородин ехал уже на газике. Своих рабочих он увидел издали. Они всей бригадой сидели на рельсах, повернувшись лицом к дороге. Сидели плотно, словно на посиделках.
Начальник едет, а где их автобус? Уже больше часа ждут. А еще до парома добираться, да и после, до Карламана, сколько. Непорядок, товарищ Изгородин! Они узнали его машину и глядели на нее, поворачиваясь на рельсах.
Когда газик переехал пути и стал скатываться вниз по дороге, Изгородин попросил шофера остановиться. Вылезая, то ли ему, то ли сам себе сказал:
— Неудобно проезжать мимо. Надо объяснить…
