Юрий Смолич - Рассвет над морем
В условиях военного времени инцидент надо было квалифицировать как антигосударственный акт.
И начальник французского гарнизона спешно отправил взвод стрелков для наведения порядка. Офицер, командир взвода, получил приказ: очистить заводское помещение и территорию завода от «посторонних лиц», которыми считались теперь рабочие, уволенные с завода, и обеспечить нормальные условия тем «рабочим», которыми теперь признаны были демонтажники.
Офицер получил также приказ — зачинщиков, призывающих «посторонних лиц» к неподчинению, а также «посторонних лиц», не желающих очистить территорию завода, арестовать.
Рекомендовалось прибегнуть к угрозе оружием, если будет оказано сопротивление; если же сопротивление будет организованное и массовое — применить оружие.
Через полчаса полсотни французских стрелков окружили территорию завода.
Большевики из заводского рабочего комитета еще ночью уведомили подпольный областком о событиях на заводе. Заместитель председателя областкома Александр Столяров еще на рассвете прибыл на завод Арнса. Вместе с комитетчиками Столяров и принялся организовывать пикеты.
Когда французские стрелки окружили территорию завода и офицер подошел к воротам, навстречу к нему вышли председатель заводского комитета с девушкой-бухгалтером из конторы за переводчика и Александр Столяров.
Между ними произошел такой разговор.
Председатель комитета:
— Что вам угодно, господин офицер?
Офицер:
— Кто вы такой?
Председатель комитета:
— Я председатель заводского комитета.
Офицер:
— Мне не о чем с вами говорить: вы постороннее лицо. Будьте добры, освободите территорию завода. Впрочем, а кто вы такой?
Столяров:
— Я «постороннее лицо».
Офицер:
— Прошу вас удалиться!
Тогда председатель комитета заявил:
— Рабочие завода, которых вы называете «посторонними лицами», считают, что хозяева завода — они, а посторонним лицом является представитель американской компании, которая состоит в заговоре с бывшим собственником завода. Если вы пришли защищать их интересы, то мы считаем «посторонним лицом» и вас, господин офицер. Советуем вам уходить отсюда подобру-поздорову и заниматься своими делами. Рабочие завода уполномочили нас уведомить всякого, кто будет чинить препятствия нашему решению: на этом заводе мы зарабатываем себе на хлеб, и он является собственностью нашей страны, — демонтировать завод и вывозить его оборудование рабочие не позволят. Рабочие останутся в цехах и будут находиться там, охраняя завод до тех пор, пока не будет отменено распоряжение о демонтаже.
Александр Столяров добавил:
— Имейте в виду, господин офицер, что рабочие всех заводов города уведомлены о решении рабочего коллектива этого завода, и мы уверены, что все рабочие города поддержат нас в случае, если над нами будет учинено насилие. Советую вам, господин офицер, снять ваши караулы, возвратиться к себе в казармы и доложить вашему начальству о том, что услышали от нас.
Офицер слушал председателя комитета и Столярова, хмуро озираясь вокруг. Около ворот стоял пикет — человек десять рабочих. За открытыми воротами во дворе он видел толпу из сотен людей. И пикетчики у ворот и рабочие во дворе были безоружны.
Офицер хмурился, ему, видимо, не по душе была вся эта «боевая» операция; был это обычный офицер-строевик, не привыкший к полицейской службе и безо всякого рвения относившийся к ней. Но он получил приказ и должен был его выполнять.
С минуту он колебался. Еще раз взглянул на пикетчиков и рабочих во дворе, бросил взгляд и на слесарей-демонтажников, толпившихся на улице у ворот завода. Лица у пикетчиков и рабочих были решительные и грозные. Демонтажники смущенно переминались с ноги на ногу и открыто подсмеивались: разумеется, они тоже были на стороне рабочих и уж во всяком случае искренне им сочувствовали.
Но офицер получил приказ и за невыполнение его должен был предстать перед дисциплинарным судом. В условиях военного положения в городе это будет полевой суд.
Офицер обернулся к группе солдат, стоявших позади него.
— Пройдите во двор и выгоните оттуда всех на улицу! — приказал он сержанту.
Два десятка солдат во главе с сержантом двинулись к воротам.
Пикетчики стояли неподвижно. Толпа со двора тоже двинулась к воротам, приблизилась к линии пикета и остановилась позади пикетчиков плотной массой.
Солдаты подошли к пикетчикам вплотную, но вынуждены были остановиться: перед ними была живая стена. Она колыхнулась, но не сдвинулась с места. Наоборот, люди на заводском дворе сомкнулись еще теснее.
На минуту тишина повисла над толпой. Молча стояли рабочие. Понуро молчали и солдаты.
Вдруг из толпы кто-то крикнул:
— Не посмеете!
С другого конца откликнулся другой голос:
— Долой оккупантов!
И тогда крики раздались со всех сторон:
— Убирайтесь во Францию!.. Наемники капитала!.. Христопродавцы!.. Душегубы!.. Палачи!..
Солдаты, держа карабины на изготовку, попробовали нажать просто грудью на стену толпы.
Но их было два десятка, а против них, крепко упершись ногами в землю, стояло несколько сотен тесно сомкнутых людей. Толпа даже не колыхнулась.
— Хамса подле американской акулы — долетел откуда-то веселый, задиристый юношеский голос. — Акула сделает «гам» — и «ваших нет»!
Момент был напряженный, но из толпы рабочих раздался взрыв хохота.
Солдаты подались на шаг и растерянно оглянулись на офицера. Они не понимали слов, но смысл выкриков был им понятен: вначале это были угрозы, а теперь над ними просто смеялись. Солдаты смущенно затоптались на месте, не зная, что делать.
Сержант подбежал к офицеру. Он что-то говорил ему, приложив к кепи два пальца, и эти два пальца дрожали. Офицер кусал губы, хмурился и нервно одергивал свой френч.
Столяров сказал что-то девушке-переводчице, и она, передавая его слова, обратилась по-французски к солдатам звонким девичьим голосом, прорываясь сквозь выкрики, смех и насмешки толпы:
— Солдаты! Мы не имеем к вам зла, но не делайте зла и нам. Ступайте восвояси, оставьте нас в покое. Мы хотим сами распоряжаться в нашей стране, а вы идите и наводите порядок у себя, во Франции!
Слесари-демонтажники тоже придвигались к воротам. Постепенно они присоединились к толпе заводских рабочих.
Офицер, нервничая, приказал сержанту:
— Арестовать зачинщиков! Тех двоих, которые подходили, и девушку.
Сержант откозырял дрожащими пальцами и подбежал к солдатам. Он взял четверых и направился к Столярову, председателю комитета и переводчице.
Но тут без команды, без призыва на помощь, без какого-либо знака несколько слесарей-демонтажников, а за ними и вся группа их товарищей с разводными ключами и ломиками в руках двинулись им навстречу и заслонили собой Столярова, председателя комитета и девушку-переводчицу.
— Не надо, ребята! — крикнул Столяров. — Не надо драки!
Но слесари-демонтажники уже стали плотной стеной между ним и солдатами, зажав в руках ломики и ключи.
Снова тишина нависла над толпой. Сержант, побелевший как мел, и такие же побледневшие четверо солдат остановились, беспомощно озираясь на офицера.
Офицер закричал:
— Если вы не прекратите сопротивления, я вынужден буду применить оружие!
Девушка перевела его слова, и толпа ответила грозным рокотом. Снова послышались выкрики со всех сторон:
— Убийцы!.. Бандиты!.. Кровопийцы!.. Стрелял уже царь Николай, пока его самого не расстреляли!.. Не посмеете, гады! Мокрого места от вас не останется!..
— Я буду стрелять! — закричал офицер.
И снова задорный юношеский голос перекрыл шум:
— Пойди-ка стрельни своей Клемансе в…
И снова смех покрыл голос юноши.
Тогда офицер подал команду:
— Кругом, ко мне!
Немедленно и охотно выполняя эту команду, солдаты мигом повернули кругом и четким шагом подошли к своему командиру.
— Кру-гом! — снова скомандовал офицер.
Не так охотно, но солдаты выполнили и эту команду. Теперь они снова стояли лицом к рабочей массе. Глаза их смущенно забегали и разные стороны, они не знали, куда девать их, мялись, не в силах выдержать взгляда нескольких сотен глаз людей, которые смотрели на них с презрением и ненавистью. Не более двух десятков шагов отделяли теперь их от рабочих…
— В последний раз приказываю, — крикнул офицер, — освободите территорию завода и разойдитесь!
Он был такой же бледный, как и его сержант, лицо его судорожно передергивалось.
Председатель комитета крикнул в ответ:
— Вы не посмеете! Французский народ вас накажет!
Тогда офицера охватило бешенство. Он взвизгнул: «К бою!»
— К бою! — взвизгнул он во второй раз, так как солдаты не спешили выполнять приказание: из полусотни стрелков по первой команде только пять или шесть — да и те не сразу — взяли карабины наизготовку.
