Юрий Лаптев - Следствие не закончено
— Ну, тут не один человек попал бы под твою пулю, Сергей Ефимович, — серьезно сказал Коржев. — Много их еще на белом свете, таких зачинщиков — сторонников войны.
— Да, это чувствуется, — сказал Сергей Чивилихин и затих, рассеянно глядя мимо лиц, как бы стараясь проникнуть взглядом сквозь стены, туда, где нашел себе могилу младший политрук Паша Завьялов и еще десятки горячих и сердечных ребят — фронтовых соратников Сергея — и где сам он впервые узнал, что такое смертельная опасность, самоотверженная дружба и что такое настоящая радость — радость победы.
— Еще расскажи, Сережа, — попросила Настя и нерешительно тронула брата за рукав. Сергей очнулся от воспоминаний, огляделся. Увидел близких, растроганно смотрящих на него людей, родное, ласковое лицо своей сестренки.
Он пододвинулся ближе к Насте, обнял ее за плечи.
— Нет, теперь ты расскажи нам, Настасьюшка, про свою победу. Тебе ведь тоже, говорят, пришлось держать круговую оборону.
— Да, да, — сказал Коржев. — И наша Настасья Ефимовна проявила геройство. И сегодня, да и раньше — одна выступила против пятерых.
— А главное — без оружия, — одобрительно пошутил капитан Ступак.
Теперь все сидящие за столом смотрели уже не на Сергея, а на Настю. Девушка на секунду смутилась, потом улыбнулась с лукавинкой.
— А наше девичье оружие иногда и пулемету не уступит. Услугой да лаской и медведя приручить можно.
— Слышали, слышали, как ты приручала мишку косолапого, — сказал Коржев без всякой задней мысли и очень удивился тому, что девушка вдруг густо покраснела. А тут еще Сергей спросил шутливо:
— А сама к нему не привыкла, часом?
И уж окончательно смутил Настю отец, раскрыв перед всеми гостями то, о чем девушка даже наедине сама с собой говорила шепотом:
— Да, а что же не видать Егора Васильевича нашего?
Незадолго до этого у Чивилихина произошло коротенькое, но убедительное для него объяснение с сыном. Ефим Григорьевич начал этот разговор издалека:
— Ждал, ждал я от тебя, Сергей, письма и не дождался. Ну, да еще лучше получилось — самоличная встреча.
Сергей серьезно взглянул на отца. Заговорил поначалу нерешительно, будто смущаясь:
— Не знал я, что и ответить вам на то письмо, папаша. Не о худом вы мне писали, а написали неладно. Пожалуй, никто мне на фронте так не помог, как Егор Васильевич. И вот сейчас — почему, думаете, здешние ребята так охотно за ним идут?.. Сила в Егоре Головине есть большая. Бойцовская! И мы так за ним шли первое время. А когда Егора Васильевича ранило, хотите знать — весь взвод горевал!
— Да, да, — поспешил согласиться Ефим Григорьевич. — Парень он боевой, что верно, то верно, особенный парень. — И, не зная, чем же оправдать перед сыном свое несправедливое отношение к Егору, Ефим Григорьевич сказал тихо, почти жалобно: — Я ведь тут много глупостей настрогал, сынок. Может, и еще кто-нибудь будет тебе на меня жалиться.
— Не будут! — уверенно сказал Сергей. — Никифоров вон другое сказал: «Отец, говорит, у тебя тоже активистом стал. На работу первый выходит и вообще… советует».
— Стараемся по мере сил и возможностей, — скромно согласился обрадованный таким отношением секретаря парторганизации Ефим Григорьевич. Уж очень ему не хотелось, чтобы кто-нибудь очернил его перед сыном. Ну, если баба какая и сбрешет что, так Сергей не поверит, а вот если плохо скажут Никифоров, или Сунцов, или ближайший друг его сына…
Вот почему Ефим Григорьевич, выбрав удобный момент, подошел к Егору сам, спросил приветливо:
— Ну, как — довольны сегодняшней охотой, Егор Васильевич?
Начать серьезный разговор Чивилихину было неимоверно трудно. Но, к счастью для Ефима Григорьевича, этого и не потребовалось. Оказалось достаточно и этих по-хорошему произнесенных слов.
— Очень доволен, Ефим Григорьевич. Спасибо и вам — помогли немало, — обрадованно отозвался Егор. — За вас я особенно рад: сын вернулся в добром здоровьечке, и дочь ваша… поведением своим приятное сделала родителю. Любит вас Настасья Ефимовна, крепко любит. И никогда не ослушается.
— Ну, ну… — Ефим Григорьевич совсем растрогался. — Да ведь и то сказать — разве отец худое посоветует?.. Ты вот что, Егор Васильевич. Как управишься, забеги, пожалуйста, до нашего дому… Чайку попьем, то да се…
Егор зашел бы, конечно, сразу же, но, как назло, на него навязался корреспондент. Гавриил Осмоловский прибыл в село как раз в тот момент, когда головинцы возвращались с облавы. Это необычное зрелище корреспондент поспешил увековечить. Он забегал со своей «лейкой» то справа, то слева, то спереди. Снял комсомольцев, несущих на шестах убитых волков. Забрался даже на крышу школы и заснял оттуда растянувшийся вдоль улицы отряд охотников. Потом корреспонденту пришла в голову мысль инсценировать одни из моментов охоты — стрельбу по зверю. Осмоловский долго уговаривал выстрелить по воображаемому волку самого Головина, но не уговорил. Пришлось снять другого охотника, который забрался в кусты вереска, присел на одно колено и взял на изготовку ружье. Осмоловскому не понравилось только веселое оживление, возникшее за его спиной при съемке этого момента и насмешливые возгласы комсомольцев:
— Курки не забудь возвести, Евтихий Павлыч!
— В башку серому цель, пониже уха!
— А пулей не достанешь, живьем хватай.
Осмоловский не знал, что с охотой согласившийся ему позировать Евтихий Грехалов ни разу в жизни не стрелял не только по волку, но и по зайцу. Поэтому, окончив съемку, корреспондент повернулся к комсомольцам и строго сказал:
— Уверяю вас, что это будет один из самых удачных снимков.
— Обязательно, — со стариковским лукавством поддержал Осмоловского Парфен. — Вы уж и нам пришлите картинку. Мы ее в магазине повесим, чтобы, значит, мыша пугалась и товар не портила.
Дружный, оглушительный хохот, вызванный словами Парфена, показался корреспонденту обидным, но он и виду не подал. Сказал и сам, улыбнувшись:
— Это хорошо, что наша молодежь такая веселая… Теперь мне хотелось бы снять весь отряд в строю, поскольку вы готовитесь к военизированному переходу.
— Это можно, — сказал Егор и сразу же зычно подал команду: — Ста-ановись!
К школе, где Осмоловский производил съемку, подошли Сергей Чивилихин, Настя, секретарь райкома Коржев и другие гости Ефима Григорьевича.
— Сергей Ефимович, снялся бы и ты с нами, пожалуйста! — крикнула Люба Шуракова. И сразу же с той же просьбой обратился к Сергею почти весь отряд.
— Дело!.. Ты, Сергей Ефимович, стань перед строем, будто командуешь! — предложил Егор.
— Ну нет, — сказал Сергей. — Здесь командир ты! Так что занимай свое место. А я вот здесь, промеж девушек, стану. — Сергей улыбнулся. — Они меня раньше Чивиленком-теленком дразнили, особенно Люба. Все помню!
Сергей стал между Любой и трактористкой Аришей Бунцовой.
— Да, ошиблись малость девушки, — вполголоса сказал Коржев капитану Ступаку. — Здесь-то они все ласковые, будто телята, а на фронте… Сибирские стрелки!
— Смирно! — скомандовал Егор и придирчиво оглядел неровную шеренгу охотников. — Евтихий Павлыч, вы перейдите, пожалуйста, на левый фланг. По правофланговому равнение, а у вас… выправка неподходящая. А ты, товарищ Лосев, становись правофланговым.
Семен Лосев и обиженный Евтихий поменялись местами.
— Направо равняйсь!
Стало так тихо, что все услышали, как щелкнул затвор «лейки».
И еще один хороший снимок посчастливилось сделать в этот поистине праздничный для всех новожиловцев день корреспонденту областной газеты.
Началось с того, что Осмоловскому пришла в голову мысль сфотографировать для первой полосы газеты, на фоне отчего дома, только что возвратившегося в Новожиловку героя-фронтовика.
А Сергей Чивилихин выразил желание сняться со своим отцом и сестричкой. А Настя, будто того и ждала, сразу же высказала брату на ухо горячим шепотком, что не меньше, чем она и Ефим Григорьевич, тосковала по Сергею все эти годы высокая смуглая девушка с темными, преданно смотрящими на него глазами.
Позвали и Клавдию. Ну, а Клавдия…
Словом, когда Осмоловский, трижды менявший точку, попросил стоявшего в центре группы Сергея что-нибудь говорить, а всех остальных слушать его с радостными лицами, Клавдия сказала Сергею:
— А дружка-то своего забыл, Сергей Ефимович?
— Да, да, вот спасибо, Клаша, что напомнила! — Сергей Чивилихин заволновался, поискал взглядом и крикнул: — Егор!
— Егор Васильевич! — позвал не так, правда, громко и Ефим Григорьевич.
А Клавдия подбежала к Егору Головину, стоявшему поодаль и, властно ухватив его за рукав, потянула за собой.
И только Настя стояла молча, низко склонив голову, пытаясь скрыть от глаз окружающих пылавшее волнением лицо.
