Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум
Прочитав четверостишие, актриса снова взялась за меня:
— У тебя тоже талант. Учитель хвалил твой «Бунт статуй». Отметил фантазию, образность, мысль. Поверь, одолеешь роман!
— Когда? В глубокой старости?
— Читателя интересует не возраст автора, а новизна идей. Обычно романисты берут готовые философские положения, а твой герой — первооткрыватель. Создашь образ чародея диалектики!
— Кто станет читать?
— Все тянутся к мудрости, а тут еще поиск тайны Тысячелетия. — Берегиня розами обозначила контур монумента России. — Философия в бронзе! Чудо! Ну как, кудряш?
Поддаваясь соблазну, я смущенно сомкнул пальцы:
— Фамилия вице-губернатора… Сын дворянина…
— Ты сын революционерки. А если не нравится фамилия, возьми псевдоним, как твой дядя писатель Мстиславский. В Париже я познакомилась с гениальным шахматистом Александром Алехиным. Фамилия русская, не затертая и в то же время всемирно известная — готовый псевдоним. И звучит-то как: «Глеб Алехин»! Бери! А я, — она мечтательно прижала к себе цветы, — запишу калугинские афоризмы!
Одобрительно поддакнув, я радовался тому, что учитель не останется в одиночестве: на Севере с ним Берегиня.
Дорогой читатель, на XIV съезде партии, известно, победили ленинцы. Взяв курс на индустриализацию страны, они отвергли программу «новой оппозиции». Кстати, из новгородских делегатов только Клявс-Клявин проголосовал за «платформу» Зиновьева. Ленинградских коммунистов возглавил С. М. Киров. Он вернул Новгороду Ларионова, Мартынова и других активистов. А судьба Калугина трагична: на открытой воде Белого озера его убило молнией.
После смерти учителя Ольга Муравьева уехала к отцу в Париж. Там впоследствии вышла замуж за французского коммуниста. Активный борец за эмансипацию женщин, она, журналистка, частый и желанный гость Советского Союза. Это ее сын, ради мира на земле, лег на рельсы и задержал поезд с военным снаряжением…
Прошли десятки лет, пока накопились сотни научных фактов, подтверждающих верность калугинского квадрата превращений — в частности, две крайние формы вращения электронов определили ЧЕТЫРЕ квантовых числа. Да, да! От малюсенькой частички до вселенной, от ребенка до человечества, от семьи до мирового братства, а также от буквы до романа — во всем истинный творец — противоречие!
Даже всеобщий мир люди завоевывают в жестокой борьбе!
Послесловие
Представленные в этой книге два романа Глеба Алехина, бесспорно, вызовут отклик и у читателей, и у критиков, и, возможно, в свое время — у историков советской литературы. В каждом таком случае — в зависимости от меры созвучия идей и образов романов чувствам и умонастроениям читателей, от идейно-эстетических установок профессиональной критики и глубины ее проникновения в социально-историческую обусловленность художественно-образного строя дилогии — возникнет многокрасочный спектр взаимодополняющих мнений, из которых постепенно сложится и, отстоявшись, оформится объективная общественная оценка и место этих произведений в общем потоке советской романистики.
Своеобычность романов Г. Алехина имеет несколько граней, причем одна из них почти уникальна. Речь идет о введении Алехиным в свои романы особого — философствующего — героя.
Такая констатация требует пояснений. В самом деле, философичность — неотъемлемый признак высокой духовности мирового, русского и советского романа как литературного жанра. Но философский характер романов прошлого и настоящего времени проистекает из космологической, гуманистической, историко-патриотической, социально-политической, личностно-психологической и иной достаточно глобальной проблематики. А уже она, в свою очередь, идейно организует сюжеты, объясняет глубинные мотивы действий героев повествования, проступает в героизме устремлений и драматичности судеб главных персонажей. При этом и форма философствования подчинена тем же идейно-художественным ориентирам: она воплощается в средствах типичного для эпохи или класса языка, в той или иной образной тональности произведений, в различии их стилистических гамм (обращение к фольклорно-эпическим традициям, к истокам народной мудрости, к национальным ценностям прошлой культуры и т. п.). Если отвлечься от тех видов духовного наследия (например, эпохи Просвещения), в которых герои — или рупоры прогрессивных идей автора-философа, или почти литературное олицетворение его, то персонажи собственно художественных произведений, как правило, непосредственно философских проблем не формулируют, приверженцами того или иного философского течения прямо себя не объявляют, к понятийному аппарату философии в своей речи не прибегают, на решение мировоззренческих проблем философским методом не посягают, пропагандистами вполне определенных философских воззрений себя не объявляют. Романы же Г. Алехина и главный герой их — прямая и редкостная тому противоположность.
Но такое резюме оборачивается вопросом: а не является ли введение в романы философствующего героя авторской экстравагантностью и претензией на оригинальность, то есть закономерно и необходимо ли появление такого типа героя в советском романе, в романах, отображающих нашу действительность? Поиск ответа на этот вопрос, а также оценка сути философских идей, пронизывающих сюжетную канву романов Г. Алехина, способа введения самих идей в контекст произведений, наконец, социально-психологического облика того героя, который выступает сознательным проводником этих идей, требуют учета и понимания нескольких специфических обстоятельств.
Во-первых, это — художественные произведения, причем отличающиеся сюжетной многоплановостью. Предвидя возможность расхождений читательского и профессионально-критического видения сюжетной полифонии романов, позволительно все же утверждать, что оба романа характеризуются достаточно гармоническим соотношением сюжетных частей целого. И в частности, такая согласность сюжетных планов проявляется и в том, что ведущие из них как бы исподволь не только подготавливают возможность появления философски мыслящего героя, но и предопределяют убедительность его роли именно как главного персонажа развертывающегося действия.
Действительно, глубинная тема романов — история русской культуры, которая в процессе своего развития с необходимостью обращается в историю русского патриотизма. Патриотизма подлинного — в присущих ему исторических формах антимонархического, народного, революционно-демократического, перерастающего в новых исторических условиях в высший тип — пролетарского, социалистического патриотизма. Патриотизма действенного — его эпохальные сдвиги, воплощаясь в культурных формах, способствуют прогрессу содержания и характера русской культуры в целом, ее поступательному движению к своему высшему историческому типу культуры социалистической. Но в таком случае вполне естественным выглядит появление героя, который порожден революционной эпохой и ею же воспитан в духе научного мировоззрения и пролетарски-классового сознания и который стремится именно философски осмыслить взаимообусловленность форм исторического прогресса национальной культуры и патриотического самосознания народа. Данный тип личности и являет собой главный герой романов Г. Алехина — Калугин.
Далее та же тема обретает качественно новое политическое звучание и историческую определенность вследствие подчинения ее главной сюжетной линии романов — изображению перипетий противоборства двух типов идейно-политических воззрений и отношения к отечественному культурному наследию, но имеющих место уже в условиях возникшего социалистического государства. Художественная форма позволяет автору выпукло и наглядно представить всю остроту конкретно-исторической борьбы ленинской партии в лице ее подлинных представителей на местах (а к их числу и относится прежде всего тот же Калугин) против вульгарно-классового, псевдореволюционного нигилизма анархического толка в культурном строительстве, борьбы за сохранение культурного наследия, непреходящих художественных, идейно-духовных ценностей русского народа. Причем этот позитивный аспект борьбы — не самоцель. Он глубоко интернационален как пример единственно правильного, истинно марксистского, партийного отношения к памятникам культуры любой народности и нации нашей страны. Он показывает исторические источники формирования и развития новой — социалистической, многонациональной и интернациональной — культуры, а также воспитания ее восприемников и творцов. И вновь то обстоятельство, что в Старой Руссе и Новгороде в середине 20-х годов именно Калугин с его способностью философски обобщенно осмысливать современность возглавляет борьбу за торжество ленинской политики в области строительства социалистической культуры, — воспринимается как исторически закономерное.
