Геннадий Семенихин - Летчики
Ровно и ободряюще гудит мотор. Но вот резкое движение ручки управления, и остроносый истребитель послушно срывается в крутое пике. Летчик ощущает, как неведомая сила прижимает его к спинке сиденья. Нарисовав в небе невидимую дугу, он выводит истребитель из пикирования в линию горизонтального полета, и взору предстает заснеженная земля. Она будет мчаться навстречу снижающемуся самолету, смутная и неясная в своих очертаниях. Разве можно рассказать о том, как свистит за фонарем кабины ветер и мимо белыми хлопьями проносятся обрывки облаков. Нет, не может летчик говорить о высоте равнодушно, ему хочется петь это слово!
В это погожее морозное утро Сергей Степанович Мочалов, стоя у плоскости учебно-тренировочного истребителя, испытывал особенное волнение. Рядом расхаживал подполковник Земцов.
Накануне у командира полка выдался свободный вечер. Он сходил в баню и люто попарился с березовым веником. Потом хорошо выспался и плотно позавтракал.
Полет для Земцова на самом деле предстоял ничем не примечательный: проверить технику пилотирования у нового командира эскадрильи. Сидя в задней кабине двухместного самолета, Земцов должен был наблюдать за тем, как поведет Мочалов машину на взлет, как выполнит круг над аэродромом, а потом «бочки», «штопор» и виражи в пилотажной зоне.
— Как вы думаете, майор, — допекал Земцов Мочалова, вспоминая свой добротный завтрак, — отчего перед полетами стакан кофе бодрит больше, чем чай? Витамины он, что ли, содержит какие?
— Я что-то не замечал, товарищ подполковник, — рассеянно отвечал Мочалов и думал про себя: «Чего пристал старик со своими витаминами? Откуда вдруг в кофе витамины? Чего доброго, так и женьшень в кофе обнаружит».
Механик доложил командиру части о готовности самолета. Все рассчитано, продумано заранее. Капитан Ефимков, назначенный Земцовым руководить учебными полетами, даст разрешение взлететь и…
Все рассчитано и предусмотрено, но почему Мочалов не может отделаться от волнения? Первый полет в новой части, на глазах у новых подчиненных, разве будешь спокоен перед ним! Мочалов в эти оставшиеся минуты чувствовал себя так робко, как много лет назад в авиашколе, когда сам, без инструктора, первый раз в жизни поднял машину в небе. Мочалову кажется: подполковник Земцов внимательно наблюдает за ним и в глазах под лохматыми крыльями бровей таится усмешка. Словно хочет сказать подполковник: «Ну что, волнуешься? Я-то знаю. Старого воробья на мякине не проведешь».
Стрелка на часах пробежала восемь минут.
— Пора в кабину, — приказывает Земцов.
Мочалов быстро надевает парашют, с силой застегивает лямки, взбирается на скользкое от инея крыло. Земцов залезает в самолет быстрее, увереннее, хотя он и не так ловок. В кабине Мочалов осматривается. Взгляд привычно щупает приборную доску, не задерживаясь на спрятанных под стеклами стрелках. Все в порядке. Мочалову прекрасно знаком каждый прибор, каждый рычажок, закрыть глаза, и кабина будет помниться так же ярко, как стоит она сейчас перед его взглядом. Он быстро настраивает радиостанцию, смотрит на часы. По расчетному времени выруливать еще через пять минут.
Он запускает мотор. Тонкие лопасти винта метнулись вправо и секунду спустя исчезли в круговороте вращения. Мочалов увеличил обороты, и корпус самолета начал содрогаться. То громкий, то внезапно затихающий гул показывает, что на всех режимах мотор работает бесперебойно.
Сидя в задней кабине, подполковник Земцов не сводит сосредоточенных глаз с командира эскадрильи. Ему нравится выдержка Мочалова, стремление не показать волнения. Но плотно сомкнутые губы Мочалова все же подводят. «Не того обманываешь, молодой человек, — думает Земцов и тут же по-хозяйски решает: — Если в пилотировании силен, сегодня же полетит самостоятельно».
— «Родина!» Я «Чибис-один», — передает по радио на стартовый командный пункт Мочалов. — Разрешите выруливать.
Он произносит слова медленно, врастяжку, затем повторяет снова. Кратковременная пауза, и в наушниках шлемофона раздается знакомый голос капитана Ефимкова:
— Я «Родина», «Чибис-один», выруливать разрешаю.
Убраны из-под резиновых шин истребителя деревянные колодки. Рука Мочалова уверенно трогает рукоять сектора газа. Машина, подпрыгивая, рулит к взлетной полосе и разворачивается носом на юг. Впереди маячит фигура стартера.
— «Чибис-один», взлет, — говорит по радио Ефимков.
Тормоза сняты. Машина, кажется, обрадовалась этому и сразу рванулась вперед, разметая во все стороны снег. Вот майор поднял хвост самолета. Теперь истребитель бежит только на двух передних колесах. Маленький «дутик» — третье, спрятанное под хвостом колесо — оторван от бетона. Еще мгновение — и земля начинает быстро отплывать назад. Нос истребителя нацелен прямо на две прильнувшие друг к другу горы, ограничивающие аэродром с юга. Летчики прозвали их «сестрами». Мочалов кладет самолет на левое крыло, затем снова выравнивает. Первый разворот сделан. Теперь они летят вдоль тонкой синеющей линии хребта.
Еще разворот. Изменив курс, машина продолжает набор высоты. Уплывают, становятся не больше спичечных коробков грузовые автомашины на аэродроме, в черные точки превратились люди. Внезапным резким движением Мочалов меняет положение самолета. И он и Земцов на несколько мгновений повисают вниз головами над заснеженной равниной предгорья. Затем опять появляется вверху ослепительная голубизна январского неба. Мотор берет высокую ноту. Земцов бегло смотрит на курсовую черту и передает подчиненному:
— Отлично. Направление выдержано.
В манере движений Мочалова Земцов при первой же выполненной «бочке» угадал хватку боевого летчика. За первой фигурой сложного пилотажа следует вторая. Майор берет ручку на себя, и самолет свечой взмывает ввысь. А минуту спустя, замедлив на высоте скорость, он срывается вниз, делая несколько поворотов вокруг своей оси. Кровь горячим звоном отдает в ушах. Нужно сделать глотательное движение, чтобы сквозь этот звон прорвался гул мотора. Мочалов отсчитывает витки «штопора»: один, второй, третий — и уверенным движением рулей прекращает падение самолета. Не сразу, но плавно и мягко машина выходит из «штопора» и, как подстегнутый конь, набирает скорость, начиная полет по прямой. Мочалов поворачивается назад, заглядывает в глаза командира полка: что в них? Спокойная сдержанность инструктора, уловившего в действиях подчиненного несколько неверных движений, или скупая похвала? И то, что он видит, превосходит все ожидания. Подполковник широко улыбается, весело кивая головой. Она у него круглая и в черном шлемофоне чем-то напоминает футбольный мяч.
— Немедленно на посадку! — приказывает он.
На посадку? Майор оборачивается снова. В чем же дело? Задание еще не выполнено. Остались виражи и «петля Нестерова». Земцов понимает недоумение летчика и повторяет снова:
— Немедленно на посадку…
Машина быстро теряет высоту. Майор подводит ее к аэродрому и делает круг перед посадкой. Внимание напряжено. Посадка едва ли не самая ответственная часть тренировочного полета. Когда летчику желают, чтобы он успешно выполнил задание, нередко вместо слов «желаем удачного полета» ему говорят «желаем удачной посадки». Эта поговорка, рожденная в авиации житейской мудростью, особенно нравилась подполковнику Земцову. Он имел привычку в зависимости от посадки снижать или повышать оценку летчику. И на этот раз он остался удовлетворенным Мочаловым. Тот притер самолет точно, напротив двух полотнищ, составленных буквой «Т».
И вот истребитель бежит по земле. Ощущая небольшие толчки, Мочалов заруливает на стоянку. Выключен мотор. Нетерпеливым движением майор отбросил фонарь кабины и вылез на крыло. Он легко соскочил на снег. Подполковник Земцов, казавшийся неуклюжим в зимнем комбинезоне, слезал медленнее. Держась руками за кабину, он неловко попятился к краю плоскости, закряхтел, потом спрыгнул.
— Ну и укатали вы меня, батенька, — зарокотал он басом. — А теперь, как говорят некоторые ораторы, давайте по существу. — Командир полка стал один за другим загибать пальцы: — Взлет, «бочка», «штопор» — «отлично». Посадка тоже «пять». Однако, — Земцов погрозил зачем-то майору пальцем, — слишком уж вы лихо… Я, когда был помоложе, тоже так вот норовил — прямо на посадочный знак. Словом, итог вполне утешительный.
У Мочалова легко стало на душе.
— Товарищ командир, — улыбнулся он, — почему же вы не дали выполнить контрольный полет до конца? Мы пробыли в воздухе двадцать минут, а должны были тридцать.
— Ишь какой, — с деланной ворчливостью ответил подполковник. — Хотите, чтобы на вас лишнее горючее тратили. Нет, батенька, авиационный бензин слишком дорогая вещь, чтобы много расходовать его на проверку такого летчика, как вы. Сегодня же полетите самостоятельно…
