Василий Дюбин - Анка
— С ума спятил, что ли? Погоди ты! — вскрикнула Дарья, выпуская румпелек.
Волна хлестнула через борт, взбудоражила еще не уснувшую рыбу. Баркас лег на бок и погрузил в волны сопротивлявшийся парус. Взмахнув руками, Дарья сорвалась с кормы и рухнула в воду. Вынырнув, огляделась, но баркаса и сухопайщика не увидела.
— Погибли! — сорвалось с ее посиневших губ, и Дарья поплыла навстречу спешившему к ней баркасу. Руки и ноги быстро коченели в холодной воде, рубашка и шаровары свинцовым панциром облепили тело, тянули ко дну.
Чувствует Дарья: иссякают силы, не доплыть до баркаса, не поспеет помощь, — и еще сильнее стынет тело от зябкого ужаса, мутится рассудок. «Лечь на спину… Легче будет…» — думает она и переворачивается лицом вверх. Потом снова переворачивается и, напрягая последние силы, плывет наугад. Что-то ударило об ногу. Попробовала пальцами — бугор! — и ступила обеими ногами на подводную отмель. Буруны толкали ее в грудь, срывали с места. Дарья слышала, как шарахнулись мартыны, вспугнутые человеческими голосами, но ничего не видела. Она качалась из стороны в сторону, загребая под себя воду. Но вот песчаный бугор под ногами заколебался, рассасываемый водой, стал быстро таять, и ее потянуло вниз, а потом подхватило волной, отбросило далеко и ударило головой обо что-то твердое, как камень.
— Куда же ты правил? Ах, раззява… Килем голову расшиб. Вот беда… — словно сквозь глубокую дрему услышала Дарья и, когда ее за волосы потянули на баркас, лишилась сознания.
IXПоявление на хуторе полуторатонного грузовика было событием для ребятишек. Завидев его у кургана, мальчишки опрометью бросились на окраину, взвизгивая и кувыркаясь один через другого. Возле клуба они стеной преградили машине дорогу, и она остановилась. Большинство ребят ни разу не бывало в городах и видело автомобили только на картинках. Дети с огромным интересом осматривали грузовик со всех сторон, припадали грудью к земле, заглядывали под кузов, ковыряли ногтями резиновые шины, ощупывали радиатор, похожий на пчелиные соты, обжигали руки. Желая, видимо, удовлетворить любопытство ребят, шофер, улыбаясь, помедлил немного, а потом спросил:
— Где сельсовет помещается?
— Вон там, посеред хутора, где тополь растет, — дружно ответили малыши. — Айда за нами, покажем, — и вперегонки пустились по главной улице, поддерживая спадавшие штанишки.
Возле совета стоял представитель треста, возмущенно хлопал себя по бедрам. Когда подъехала машина, он раздраженно обратился к шоферу:
— Почему так поздно? Ведь это же безобразие! Они знают там, в тресте, во сколько обошлись мне подводы? Они знают, сколько пропало рыбы? Вон, под яр сваливаем…
Из кабины спокойно вылез среднего роста худощавый человек с приплюснутым носом, одетый в порыжевшую и залубеневшую от времени кожаную куртку. Слегка прихрамывая и кивая головой, приблизился к представителю треста.
— Винить некого и не за что. Машины обслуживают все рыболовецкие точки побережья нашего района. Не имея передышки, часто требуют ремонта. Вот и задержка получилась.
— Нет, это недопустимо! Сколько рыбы погибло! Поеду в город, я их!.. — не переставал горячиться представитель треста. — Сорочо́к и нитки привезли?
Шофер утвердительно кивнул головой. Представитель треста вспрыгнул на подножку, сел в кабину.
— Держите прямо. Поедем на пункт.
Машина вздрогнула, судорожно затряслась и задымила по улице сизым перегаром бензина. Следом за ней с криком и свистом бросились ребятишки, и вскоре улица опустела.
На крыльцо совета вышел Душин. Увидев неизвестного, приподнял картуз, приветливо сказал:
— Доброго здоровья вам. Откуда вы и зачем?
— Я Жуков. От окружкома партии. А вы председатель совета будете?
— Нет, секретарь. Председатель в районе и вернется к вечеру.
Жуков кивнул головой и задумчиво уставился в землю.
— А может, дома он?
Душин высоко поднял плечи:
— Едва ли. А то гляди, вернулся, может быть, и дома, — и, сойдя с крыльца, добавил: — Пойдемте к нему. Тут недалеко.
У обрыва Жуков остановился. Его внимание привлекла широкая яма, из которой выплескивалась перемешанная с песком глина. Евгенушка и Анка поддевали ее лопатами, отбрасывали в сторону. Жуков и Душин направились к ним.
— Что вы делаете, товарищи?
Анка задержала на весу лопату, обернулась.
— Чем занимаетесь, спрашиваю?
— Могилу роем.
— Зачем?
— Рыбу тухлую хоронить, — вставила Евгенушка, блеснув глазами.
Из ямы высунулись Дубов и Зотов. Дубов, поглядев на Жукова, прижмурил красные веки и махнул рукой:
— Это уже третий такой субботник справляем. Разве вы не знаете?
Не выдержал и Зотов:
— Полторы тысячи пудов добра угробили. Рыбалки из моря качают рыбу, а мы только и знаем, что в землю закапываем.
Жуков вопросительно уставился на Душина.
— Хранить негде, — поспешно ответил Душин. — Так, понемножку, кое-где, в сараях рыбалок… А тут еще в подводах большая нехватка. Вот и…
Анка, вонзив в глиняный бугор лопату, перебила Душина:
— Хранить есть где. Вон сарай с ваннами для рыбы и ледником. Всю весну пустует.
Жуков ощупал глазами длинный каменный сарай под железной крышей, спросил:
— Чей?
— Рыботорговца Урина, что целый век даром загребал на хуторе рыбу. А наши теперь бояться воспользоваться ледником.
— Где он сам?
— Скрылся.
Жуков вынул записную книжку, записал что-то и направился вниз. Его догнала Анка.
— Вы откуда, товарищ?
— Из округа.
— Так вот: у нас еще один богатей имеется, по фамилии Белгородцев. Всю бедноту к рукам прибрал подачками разными. Путина еще не кончилась, а рыбаки бросили лов, на берегу гуляют. Белгородцев днем и ночью спаивает их водкой. Так вот, чтоб знали вы.
— Хорошо, хорошо, — и карандаш опять забегал по листку.
Кострюкова дома не оказалось. Возле его халупы, метрах в десяти от берега, на подчалке сонно покачивался Панюхай. На носу подчалка висела сапетка, касаясь донышком воды, а поперек борта лежали два коротких удилища с поднятыми вверх острыми концами. Неподалеку ядренными вишнями горели в мелкой зыби красные пробочные поплавки.
— Тоже рыбак? — поинтересовался Жуков.
— У берега бычков ловит, а в море боится выходить, — ответил Душин и окликнул: — Ну как, дед Панюхай, рыба дюбает?
Панюхай поправил сползший на лоб платок и, сощурившись, затрусил бородкой:
— А чтоб ее батьку так дюбало. Поцмыкает, поцмыкает и бросит. А тут зло тебя берет, за печенку дергает.
— Почему в море не выезжаете? — спросил, кивнув головой, Жуков.
— С чем? Со штанами дырявыми? Много наловишь.
— С сетями выезжают на лов.
Панюхай горестно вздохнул:
— А где их взять? Дожились — ни сеток, ни шматка ниток. Да людей славных, что век нас кормили, из домов выгоняем. Эх, зря…
— У нас еще никого не выгнали, — возразил Душин. — А нитки на сети ты можешь хоть нынче получить. Привезли из города.
— Ты мне губы не мажь. Хватит с нас брехни вашей.
— Вам правду говорят, что можно получить…
— Да, — перебил Панюхай Жукова, — фигу можно получить… — и показал фигу. — Я, чебак не курица, рыбалка старый и подсекать сомов ловко умею. А сам на крючок не пойду. Меня не подсекешь! — Заметив, что Жуков закивал головой, он смолк, вытянул шею. — Ага! Стало быть, правду сказываю? Согласен? То-то. Перебьемся сами как-нибудь. Вот подсеку на котел, и хватит с меня.
Он потянул за удилище, сменил на крючке наживку и проворчал:
— Хоть один понятливый человек сыскался. Сразу в толк взял, что правду ему сказывают.
Жукову хотелось одному отправиться к рыбакам, побеседовать с ними, и он, найдя предлог, отослал Душина в совет, а сам пошел берегом. Увлеченные горячим спором, рыбаки не заметили подходившего к ним Жукова. Они энергично жестикулировали, матерно бранились, порывались с кулаками к Тимофею. Павел брал их за шиворот, оттаскивал в сторону, спокойно говорил:
— Не трожь. Если в обиде какой, в суде обжалуй, а бить отца не дозволю.
— Да что же мы, только на него работали? Где же доля наша?
— У государства. Видали, почем за кило платят? — Тимофей тряс договором. — Видали? И с меня шкуру дерут, молчу же. Это прежде, когда хозяином своему улову был, платил вам, сколько хотели. А теперь что есть — и то слава богу.
— Так и выходит, что тебе да богу, а нам и хвоста не достается?
— Не моя воля, — развел руками Тимофей. — Советская…
— Да ты хоть бы в расходах на кумань поуступчивей был, и то легче нам будет. Ну как же так?
— Нет, не желаю разорять себя. Не угодно работать со мной, воля ваша. Других сухопайщиков возьму. Хватает их. Отбою нет.
— Ах, ты вот как? — и, ударом ноги расшвыряв пустую, из-под водки, посуду, один из сухопайщиков ринулся на Тимофея.
