Джамиль Алибеков - Планета матери моей (Трилогия)
Рядовая колхозница Марал Гаджи Гасан казы».
Сейранов нашел время поговорить с разгневанной женщиной. Оказывается, колхоз решил послать ее сына в институт на колхозную стипендию. Дело быстро уладилось.
Но Мензер… Могла ли она требовать такое от председателя колхоза, злоупотреблять моим именем?
Я решил не замалчивать этого факта, дознаться досконально, и позвонил Латифзаде:
— Помните письмо колхозницы о том, что абитуриентов заставляют летом работать в колхозе, когда им следует готовиться к вступительным экзаменам? На письме ваша резолюция.
— А… да, да… конечно… — промямлил он, видимо напрасно роясь в памяти.
— Вы давали подобное распоряжение в районо?
— Считаете, это было необходимо? Как-то не припомню…
— Вопрос принципиальный. Мы за трудовое воспитание, но против перегибов. Письмо надо вынести на учительскую конференцию. На общее обсуждение.
— Вот, вот, — обрадованно подхватил Латифзаде. — Именно!
Сейранова я просил предварительно наведаться в районо, переговорить с Мензер. В тот же день он попросил у меня разрешения на пятиминутный разговор наедине:
— Вы давали согласие на увольнение двенадцати человек из руководящего состава? Их персональные дела товарищ Латифзаде включил в повестку дня бюро райкома. Кажется, он намерен добавить Мензер-муэллиме.
— Что? Какие еще увольнения?
— Могу перечислить: заведующий отделом социального обеспечения, директора нескольких магазинов, начальник транспортной конторы, инженер из управления сельским строительством…
— Почему вы до сих пор молчали?
— Сам узнал только сейчас. Бюро готовит Латифзаде, он ни с кем не советуется.
— Имя Мензер Велиевой у него тоже значится?
— Нет. На бюро вынесен только вопрос о деятельности отдела народного образования.
— Хорошо. Буду иметь в виду. Спасибо.
Оставшись один, я задумался. В колхозах шли решающие дни уборки урожая. Вся жизнь района подчинена убыстренному ритму. Начинать перетряску кадров именно сейчас представлялось мне крайне нецелесообразным, даже вредным. Руководителю на новом месте необходимо время, чтобы осмотреться, войти в курс дела. Время страды требует оперативности, быстрых решений. Сколько же дров может наломать новичок, действуя наобум! Получится не руководство, а нечто вроде селевого потока!
Я уже получил наглядный урок вреда поспешности, рекомендуя Афганлы на пост председателя колхоза. Он оказался лишь старательным исполнителем чужой воли, сам же был лишен инициативы и твердости. И раньше у него случались просчеты: будучи уполномоченным райкома, он своими указаниями нанес вред овцеводству в колхозе «Араз», затем прохлопал всю «куриную историю» в «Весне». На новой должности Афганлы быстро поддался влиянию предприимчивых спекулянтов, которые не привыкли жить на честно заработанные деньги. Трактористы у него под носом загоняли новые шины, меняли исправные моторы на отработанные, а Афганлы, чтобы потушить скандал, щедро раздавал им справки с выдуманными предлогами, почему они спешно покидают колхоз (на учебу, по состоянию здоровья, семейные обстоятельства).
Я решил выступить в районной газете со статьей, в которой давался бы честный разбор положения дел в районе, а также анализ моих собственных ошибок и просчетов.
Черновик прочел Сейранову и Латифзаде.
Последний запротестовал с горячностью:
— Невозможно! Ваш авторитет будет полностью подорван. И не только лично ваш, а всего районного комитета партии. И потом, какой отклик вызовет подобная статья в Баку? Нет, я решительно против.
Сейранов тоже казался обеспокоенным:
— С тезисами можно выступить на бюро. Мы как раз собираемся обсудить вопрос правильной расстановки кадров.
— Конечно, конечно, — поспешно подхватил Латифзаде. — Всему найдется свое место: и положительным и отрицательным примерам.
— А как быть с письмом колхозницы? Пусть остается в уверенности, что ее сыну сознательно преграждают путь к знаниям?
— Но ведь парня все-таки посылают на учебу? В чем же вопрос?
— В том, что все решения мы принимаем келейно. О них знает лишь узкий круг лиц. Они стали вроде нового платья. Снимаем мерку с каждого по отдельности и говорим: ступай, голубчик, с тобой мы закончили. Нет гласных обобщений, а следовательно, отсутствует и широкий отклик в народе. Для кого мы заседаем на бюро, если разучились нести свои решения в гущу масс, пропагандировать эти решения, а не просто диктовать свою волю?
— Может, повременим немного? — осторожно высказался Сейранов. — Сначала закончим сельскохозяйственный год, подведем итоги, отчитаемся…
— А потом настанет пора готовиться к севу? Займемся пахотой, сенокосом? Конца этому не будет! Нет, дорогие товарищи. Открытое слово самокритики никогда не бывает преждевременным. А вот запоздать может. По вашему мнению, я рискую своим авторитетом? Готов пойти на это. И если вы окажетесь правы, не мешкая подам заявление как не справившийся со своими партийными обязанностями. Вот вы сказали, товарищ Латифзаде, что можно уравновесить отрицательные примеры с положительными? Разумеется, можно. Особенно, если начать отсчет с допотопных времен. Но сравнивать надо не то, что было и что стало, а наши большие возможности с их неполным осуществлением. Вот тогда нам не хлопать в ладоши станут, а сурово спросят: почему мы так медленно движемся вперед?
Все-таки я последовал совету Сейранова и прежде представил статью на обсуждение бюро райкома.
Его вел Латифзаде в своем обычном стиле.
— Товарищи, — сказал он, — наряду с несомненными успехами партийной и хозяйственной работы в нашей районе имеются недостатки. Товарищ Вагабзаде решил заострить внимание именно на них. Пусть нарушители государственной дисциплины знают, что никакое служебное положение не спасет их от критики. Товарищ Вагабзаде готов во многом взять ответственность на себя. Хотя к перечисленным просчетам причастны и мы с вами, — великодушно закончил он.
Когда статья была прочитана вслух, некоторое время стояло молчание. Я попросил каждого высказаться и, возможно, в чем-то дополнить ее. Ведь со стороны недостатки виднее.
Первым заговорил прокурор.
— Критика и самокритика вещи хорошие, — осторожно произнес он. — Кто спорит против этого? Однако надо видеть ясную цель, во имя которой затевается критика. Борьба с недостатками имеет двоякие последствия: в одном случае служит прогрессу и обновлению, в другом — влечет к пропасти… Остановлюсь на том, что требует внимания в первую очередь. В районном аппарате наблюдаются, так сказать, белые пятна. Уже некоторое время мы живем без председателя исполкома. Товарищ Вагабзаде почему-то об этом даже не упомянул. Выходит, можно обойтись без местной советской власти? Абсурд! Вот на чем надо сосредоточить внимание. От учреждений, оставшихся без руководителей, нечего ждать порядка!
— Нельзя назначать случайных людей, — возразил я с досадой. — На руководящих постах нужны работники с чувством ответственности, полностью компетентные в своей области.
— Совершенно верно, — охотно подхватил Латифзаде. — Мое мнение совпадает…
Прокурор грубо прервал его:
— Один из путей, ведущих в пропасть, это бесконечная болтовня! Вы, товарищ Латифзаде, почти год исполняли обязанности первого секретаря, но не приняли ни одного самостоятельного решения. А между тем кандидатура товарища Сейранова на пост председателя исполкома выдвигалась уже не раз.
Член бюро Маликов отозвался с места:
— Полностью поддерживаю! Мы знаем Сейранова не первый год. Он исполнительный и кристально честный работник. Единственно, что могут сказать: мол, секретарь райкома выдвигает своего помощника.
— Разве служебные отношения квалифицируются как семейственность? — пошутил я.
Обстановка разрядилась. Слово взяла Мензер Велиева. Когда она поднялась с места, Латифзаде, будто пешки на шахматной доске, поспешно поменял местами разложенные перед ним бумажки. Я уже знал, что это означает: он готовился к бою и хотел иметь под рукой нужный набор цитат. Рассортировав «фигуры», он откинулся на спинку стула с успокоенным видом.
Мензер начала так:
— Мне понятен ход мыслей товарища Вагабзаде. Конечно, осознав пробелы в собственной работе, он вполне мог «залатать дыры» в процессе работы, не привлекая к ним ничьего внимания.
Латифзаде тотчас вскинулся:
— А я что говорю? Статьи не надо. И обсуждать ее не к чему.
— Разрешите продолжить. Однажды, вскоре после Пленума Центрального Комитета, вы, товарищ Латифзаде, обратились ко мне с таким вопросом: что такое, в философском смысле, масса и руководитель? Возможно, вы намеревались просто проэкзаменовать меня? С запозданием отвечу. Художника, поэта, великого музыканта современники могут не оценить. Так случалось не раз. Слава приходила ко многим из них посмертно. А вот о государственных деятелях, о политиках так сказать нельзя. Вождь, руководитель должен отвечать требованиям дня, выражать чаяния именно сегодняшние. Иначе он не выполнит своего назначения.
