Семен Бабаевский - Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2
Ленька почти ничего не слышал. В ушах у него стоял неприятный звон. Он все время смотрел на пистолет, на его плохо оструганную дубовую рукоятку и мысленно ругал себя за то, что согласился принять участие в таком рискованном и ненужном деле.
— Чего задумался? Давай начинать, — сказал Андрейка так просто, как будто нужно было начинать какую-то игру. — Бери собак и иди в обход. — Андрейка вынул из сумки мешок, подпоясался, сумку отдал Леньке. — С той кручи неотступно наблюдай за мной.
Они разошлись. Все делалось так, как условились. Ленька с собаками и с оружием обошел холмики и поднялся на кручу. Пистолет держал наизготовку. Стоял и смотрел на отлогую, курчаво заросшую кустиками ложбинку. Ленька смотрел на терновую, сизого отлива заросль, прошитую овсюгом и пыреем, и не мог отгадать в каком же месте находится волчье гнездо и где ползет отчаянный Андрейка.
Ползти было нелегко. Андрейка в кровь исцарапал руки, лицо. Он раздвинул руками куст и увидел на круче Леньку с собаками. Грушовский друг стоял браво, держа в вытянутой руке пистолет. Андрейка улыбнулся. Ему стало легче, и он пополз дальше. Мешок терся о землю и часто развязывался. Андрейка повязал его на шею, как кашне. От этого стало еще жарче. Пот заливал глаза, трудно было смотреть. Стараясь не шевелить траву, он по-пластунски полз и полз. Терновник был до того густой и колючий, что рвал рубашку, как когтями, больно царапал тело. Андрейка двигался вперед решительно, все ближе и ближе подползая к гнезду.
Вот и стебельки заячьего холодка. За ними куст ежевики, и тут же страшно темнела неглубокая нора. Андрейка вздрогнул. Вытирая мешком мокрое лицо, он отдышался, осмотрелся.
Пугала тишина; казалось, что где-то рядом притаилась волчица…
Напрягая все силы, Андрейка подполз еще ближе. В норе на сбитой, как войлок, траве увидел серые комочки. Это и были волчата. Андрейка решительно пододвинулся к гнезду, не поднимаясь, протянул руку и схватил что-то мягкое, теплое… Волчонок! Какой же он крохотный! И шерстка у него такая же, как у щенка, — гладкая. Андрейка быстро дрожащими руками сунул в мешок одного волчонка, второго, третьего, четвертого, пятого. Взвалил ношу на спину и тем же знакомым следом пополз обратно.
Ленька напрасно держал пистолет наизготовку. Стрелять ему не пришлось. Мешок с волчатами был благополучно доставлен в курень. Ближе к стойлу подогнали овец. Вечерело. Идти в Сухую Буйволу было поздно. Решили оставить волчат в курене, а утром отнести в село.
Пока было еще светло, Андрей и Ленька рассматривали добычу. Собак Андрейка отогнал силой: нюхом чуяли волчий запах и не уходили. Черныш и тот, стервец, порывался к мешку! А когда Андрейка положил себе на колени волчонка, Ленька поразился. Какой же это зверь? Щенок, да и только! Такой еще беспомощный, слепой и острой мордочкой тычется в палец.
— Ничего, завтра мы за них получим пять сотен, — сказал Андрейка. — Так что, Леня, считай, что у нас уже есть свое радио… Сложи их в угол и прикрой мешком. Пусть лежат до утра.
Глава XXVII
Гибель Черныша
Ночь эту не забыть… В темном курене у изголовья копошились волчата. Они лежали так близко, что Ленька слышал, как они посапывали и тыкались о мешковину своими слепыми мордочками. Изредка скулили — странно, тоскливо. Звуки слабые, жалостливые, напоминавшие мышиный писк.
Ленька закрыл глаза и зажал ладонями уши. Лучше не слышать. Но разве так уснешь? Ворочался и невольно, сам того не замечая, прислушивался к тому, что делалось под мешком в углу куреня. «Мать свою поджидают, — размышлял Ленька. — Думают, что они в своем гнезде… Глупые, ничего-то вы не соображаете…»
Половинчатая луна висела низко. Косым глазом она засматривала в курень, освещала грязные, голые до колен ноги Андрейки. Или он в самом деле спал, или только притворялся спящим? Ленька смотрел на косую ленту пробившегося в курень света, на лоскуток синего неба, а думал о волчице. Никак не мог избавиться от этих мыслей. Она, конечно, не нашла в гнезде детенышей. Нюх у нее сильный, и она смело идет по следу к куреню. Переступает осторожно, почти не касаясь лапами земли. Даже собаки не услышали ее появления. Вот она подходит к куреню, заглядывает в дверь. Глаза злющие, горят жаром… Ленька поджал колени, свернулся в комочек. И вдруг крикнул и вскочил.
— Чего ты как сумасшедший? — сонным голосом спросил Андрейка. — Чего бунтуешь?
— Привиделось… волчица заглянула в курень.
— Не городи чепуху! Как же она может заглядывать? Даже смех берет. — Сонно, через силу Андрейка усмехнулся. — Да ее волкодавы и близко не подпустят. Ложись и спи. Наверно, скоро будет светать.
Ложиться Леньке не хотелось. Все одно теперь не уснуть. Луна своим желтым глазом все так же спокойно обозревала спавшую степь. В стойле лежали овцы, похожие на серую, раскинутую шубу. За изгородью дремали собаки. К куреню подошел Черныш, увидел стоявшего тут Леньку. Потоптался своими кривыми ножками, поласкался. Хотел было улучить минуту и проскочить в курень. Видно, и его неудержимо манил туда непривычный запах волчатины. Ленька сердито толкнул ногой своего дружка, и тот убежал к собакам.
Леньке так стало больно, что он тут же решил: завтра, когда Андрейка вернется из Сухой Буйволы, он уйдет к Олегу. Если не к Олегу, то согласится поехать в любой сакман — можно и к чабану Охрименке, а только с Андрейкой не останется. «Приду к дяде Грише, — думал Ленька, — и скажу: не сошлись характерами…»
Почему-то стало жалко Андрейку. Ему казалось, что Андрейка обидится и начнет просить Леньку остаться. Ленька мог бы согласиться, но при одном условии. «Если ты перестанешь врать, — мысленно обращался он к Андрейке, — тогда останусь, не перестанешь — уйду». У Андрейки смешинки в глазах, он говорит: «Леня, да какой может быть разговор! Врать я никогда не буду… Ты только не уходи…»
Ленька закрыл глаза. Перед ним стояла Марфутка, заслонив собой и Андрейку и Олега. Худенькая, в ситцевом платьице, она улыбалась, и ее мелкие зубы-пилочки опять рассмешили Леньку. Нет, так может улыбаться только Марфутка, и такие зубы есть только у нее.
Ленька стал замечать, что с Марфуткой ему весело, с нею он даже забывал об Олеге. Вот и сейчас он знал, что ее здесь нет, что он только думает о ней, но видит ее, как живую. И ему стало так приятно, и горьких раздумий точно и не бывало. Почему бы это так? Может, потому, что Ленька остался один, без Олега?
Нет, видно, Олег тут ни при чем. Просто Леньке нравилось быть вместе с Марфуткой, говорить с ней, прислушиваться к ее советам. Вот он и сейчас мысленно спросил ее, одобрит ли она его уход от Андрейки. «Правильно поступаешь, Леша, — ответила она. — И я с ним не останусь. Мы уйдем вместе. Дай твою руку и иди за мной. Я тут все дороги знаю…»
Дальше сон. Они бежали по густой траве. Ноги путались, бежать было тяжело. И вот Ленька упал. Смотрит, возле него волчата и Черныш в крови. Ленька приоткрыл отяжелевшие веки. Сердце колотилось, готово было разорваться. В курень вонзалась все такая же косая лента света… Ленька прислушался. Тишина и покой вокруг.
И вдруг тишину разорвал страшный треск. Это овцы шарахнулись с такой силой, что повалили изгородь. Леньке показалось, что рушится курень. Железный лязг зубов, хрипящий лай… С кем-то сцепились волкодавы. Схватка была короткая, да и вся странная сутолока на стойле длилась не больше минуты.
Ленька растормошил Андрейку. Тот, продирая глаза, спросонья ничего не мог понять. Но рука его сама потянулась к пистолету, и когда Андрейка выскочил из куреня, тут же раздался оглушительный выстрел.
— Улизнул, черт! — Андрейка выругался. — Погляди, как чешет!
Ленька видел, как волкодавы, точно опережая друг друга, что есть мочи наседали на волка. И все же догнать его было трудно. Вот он вскочил в Суркульский яр. В это время там раздался ружейный выстрел, похожий на удар арапника. Собаки тоже пропали из виду. На стойле воцарилась тишина. Овцы и ягнята все еще теснились у поваленной изгороди, дышали тяжело. Глаза у них налились кровью, стали большие и светились тревожным синим блеском.
— Что это было, Андрейка?
Ленька переступал с ноги на ногу, боялся, чтобы Андрейка не заметил, как дрожат у него колени.
— Разве не видно? — Андрейка вертел в руках пистолет. — Тут и дурак поймет. Самый обыкновенный налет. Вот, черт серый, удрал!
— А кто стрелял в Суркульском яру?
— Наверно, дед Евсей. Кто ж еще! — Андрейка подбрасывал на руке пистолет, хмурился. — Еще сюда приплетется. Это такой старик, что нюхом учует наш секрет. Так что, Леня, надо постараться не впустить его в курень.
В самом деле вскоре пришел дед Евсей, держа ружье на руке. Старик был опечаленный, молчаливый. Не поздоровался, не сказал ни слова. Молча обошел вокруг сбившихся в кучу овец и уселся возле куреня. С ним вернулись и собаки, с еще вздыбленными загривками, разгоряченные бегом, злые от неудачи. Дед Евсей сворачивал цигарку. Ему и в голову не приходило, что у него за спиной под мешком лежали волчата. А может быть, он все знал и нарочно молчал. Вот покурит, отдохнет и полезет в курень. Приоткроет мешок. Что тогда? Ленька старался не смотреть на деда Евсея. Было стыдно.
