Семен Бабаевский - Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2
— Неудобство! — заключил дед Евсей. — И скворцы — птицы, скажу вам, умные, терпеливые. Погляди на них — ждут, часами сидят с червячками. Правда, во взгляде у них тоска и обида. Да оно хоть бы кто был на их месте — тянет же к деткам! В любую минуту они готовы нырнуть в колодец, да мешает бадья.
Олег и Ленька как зачарованные смотрели на скворцов и ждали, что же будет дальше.
— Дедушка, а можно им помочь? — спросил Ленька. — Пусть они покормят птенцов!
— Можно помочь, почему нельзя? Все можно, Только невыгодно, работу надо прервать. — И крикнул чабану:
— Эй, Охрименко, давай на время отойдем! Пожалей птицу!
Охрименко согласился: видно, и ему было жалко скворцов. И когда все отошли шагов на десять и повисла пустая бадья, скворцы тотчас же с шумом и писком ринулись в прохладную пасть колодца.
Глава XX
Дождь
Туча двигалась с запада и, набухая и разрастаясь, быстро заволакивала солнце. Погасла даль, потускнели краски. То там, то тут косматое небо штопорили столбы — в высоченных винтах кружилась пыль и вырванная трава. Один такой вихревой гуляка налетел на копенку сена, слизнул ее с земли, поднял, как на ладони, и завертел.
Олег и Ленька оглянулись. На степь легла иссиня-черная туча, как гигантская птица, — широченные темно-синие крылья тянулись к земле. Вскоре эти крылья обняли бричку, и сразу хлестнули косые, холодные струи. Дед Евсей успел растянуть над Олегом и Ленькой брезент и крикнул Марфутке, чтобы и она там укрылась. Сам же, за многие годы привыкнув к степным грозам, накинул на голову старенькую бурку и сел к дышлу, ближе к быкам.
Дождь поливал нещадно, и брезент шумел, как черепичная крыша. Марфутка поджала ноги и примостилась возле Леньки. Своим плечом Ленька чувствовал ее мокрую спину. Марфутка приуныла, зябко вздрагивала. «Тоже испугалась, — думал Ленька. — Умолкла».
Все трое сидели молча. Олег был занят мыслями о том, что нехорошо они поступили: сами спрятались под брезент, а старого человека оставили на дожде. Вспомнил, как в ту ночь, когда они прятались под лодкой возле плотины, хлестал дождь и слепила молния. Ему захотелось вылезти из этой темной норы и пойти к деду Евсею. Но пугала гроза. Оказывается, в степи гроза еще страшнее. Снаружи беспрерывно пробивался слепящий свет, над головой раскатывался трескучий гром такой силы, что казалось, вот-вот он сомнет, раздавит и бричку и быков.
Притаился и Черныш. О нем все забыли, точно на арбе его и не было.
Брезент намокал и всей своей влажной тяжестью наваливался на ребят. Ленька старался головой поддерживать брезент, чтобы он меньше давил на согнутые плечи Марфутки. А дождь все припускал, и на брезент, казалось, выливалось сразу несколько бочек воды. Марфутка украдкой посматривала на Леньку, на то, как он старательно подпирал головой брезент. Не могла понять, почему ей так хорошо возле этого русоголового мальчика. Наверное, потому, что он такой простой, честный, ему хочется во всем довериться. «И имя у него красивое — Алексей, — думала она. — Только почему его зовут Ленька? Ленька — это Леонид. Я буду звать Леша…»
— Вам не стыдно, друзья? — спросил Олег охрипшим голосом.
— А что? — удивилась Марфутка.
— «А что»! — передразнил Олег. — Позапрятались, сидим под крышей, а старика выпроводили к быкам! А еще среди нас есть комсомолец и комсомолка!
— Дедушка на нас не обижается, — сказала Марфутка. — Он же сидит под буркой.
— Олег, ты не можешь без упрека! — Ленька уперся головой в брезент. — Хочешь, сейчас пойду и сменю деда? Хочешь? Что ты думаешь…
— Нет, погоди, — перебил Олег. — Я знаю, Лень, что ты грозы не боишься. Но к деду пойду я!
И не успели Ленька и Марфутка сказать слово, как Олег, работая локтями, выполз из-под брезента.
— Ну и характер у твоего братца! — сказал Ленька. — Любит похвастать, показать себя. Вот выскочил. Я тоже мог бы пойти к деду, но разве за Олегом поспеешь?
— Пусть помокнет. — Марфутка неожиданно умолкла, спрятала в коленях голову. — Леша!
— Что?
— Можно тебя звать Лешей?
— Вполне. Даже лучше. Это Олег начал меня звать Ленька, и так пошло.
— Леша, а вы с Олегом долго у нас пробудете?
— Точно не знаю. Может, все лето. Если мы сможем пасти овец. Скажи, это очень трудно?
Пустяки! Быстро научитесь. У нас есть сакманщик Андрейка, внук деда Евсея. Тоже еще не совсем взрослый, а сакман водит исправно. Батя его хвалит. Даже молодцом называет. Но Андрейка вовсе не молодец, а задира. — И прыснула со смеху: — Ой, Леша, если бы ты знал, как я с ним дралась! На кулаки! Схватились, как петухи.
— И что ж? Победила?
— Куда там! Он сильнее. Если бы я его не укусила в руку…
Свет молнии пронзил брезент, и сразу же земля точно треснула и раскололась. Марфутка сжалась в комочек, обхватила голову руками. Когда снова о брезент, словно в бубен, забарабанил дождь, Ленька сказал:
— Да, у тебя зубы для этого подходящие, как пилочки… Острейшие!
— Пусть не дразнится. Будет помнить!
— Ты и меня укусишь?
— Будешь драться? Думаешь, побоюсь? — Марфутка смело смотрела Леньке в глаза. — Если обидишь — укушу. Еще как!
— А я вообще никого не обижаю. Зачем обижать? Марфутка, а ты стихи любишь?
— Чьи?
— Вообще. Хочешь, я буду читать свои стихи?
— Умеешь?
— Пробую.
— Ой, Леша, прочитай! Это же интересно!
Ленька начал негромко декламировать, а в это время Олег, примостившись у деда Евсея под буркой, как птенец под крылом у матери, смотрел на укрытую дождем, потемневшую степь. В колеях блестела вода. У быков рога стали промытые, светлые, а спины намокли и почернели. Быки переступали осторожно, скользили.
— Не могу я, дедушка, сидеть в тесноте, а особенно когда идет гроза, — хвастал Олег. — Мне требуется простор! Хотите, соскочу с арбы и побегу в степь? Хотите?
— Зачем же бегать? — возразил старик. — Сиди тут, согрейся. Вот полило. Хоть бы засветло прибыть на кошару. А то, что у тебя такая бедовая натура, — хорошо. Человек должен быть смелым. Помню, в твои годы я тоже рос отчаянным.
— А далеко еще до кошары?
— Близко, только быки по дождю идут тихо.
— Дедушка, вы старый чабан, скажите, — волнуясь, говорил Олег, — скажите, что нужно, чтобы стать чабаном?
— Желание, сынок, что ж еще! — Старик хлестнул кнутом быка. — Желание, или, сказать, охота, — это во всяком деле.
— Ну, к примеру, я смогу пасти овец?
— Подучишься и смогешь.
— А сразу? Завтра?
— Не-е-е, — протянул дед Евсей, усмехаясь в бородку. — Поставь тебя завтра к отаре — пропадет овца с голоду. Будет ходить по траве голодная. Ты молодой и думаешь так: чабанское занятие с виду простое и легкое. Не-е-е, дело это сурьезное. Разные чабаны и пасут по-разному. Прежде всего тебе надобно знать сорта трав. Их много, и за всю жизнь все не познаешь. И ты обязан знать, какую траву овцы едят жадно, а какую так себе, только губами пощипывают, какая трава сладкая, а какая соленая. Или вести отару. Это надобно делать с умом. Хороший чабан не оглядывается, он спиной чует, какое там у овцы настроение — сыта ли она, воды ли хочет. В одном месте ты направишь отару на лучший корм, в другом — попустишь, дашь ей волю, в третьем — попридержишь. И еще, сынок, у чабана должны быть крепкие ноги. Никто больше чабана по земле не ходит. — Старик сладко закрыл глаза, как бы прислушиваясь к шуму дождя. Потом с ласковой усмешкой взглянул на Олега. — И чего у тебя к овцам такой интерес? Или по дядиной дороге решил пойти?
— Не совсем, конечно, так, но думка была, — серьезно, подражая взрослым, ответил Олег. — Тут, дедушка, такая история. Я окончил семь классов и хочу пойти учиться на зоотехника. Но мне дядя Гриша сказал, что надо сперва узнать чабанскую жизнь.
— Верный совет! — согласился дед Евсей. — К грамоте завсегда жизненность требуется. Это, сынок, хорошо.
— Я и Леньку агитирую в зоотехники. Только он пока еще не решился.
Дождь прошел так же сразу, как и начался. Небо быстро посветлело, тучи разорвались. Умытая степь свежо зеленела. Далеко за Манычем еще гулял гром и синела расколотая молнией туча. Из-под брезента вылезли Ленька и Марфутка.
— А вон и кошара! — крикнула Марфутка. — Смотри, Леша!
Вскоре быки вкатили бричку во двор. Колеса были облеплены толстым слоем грязи. Олег увидел дядю Гришу. Он стоял у раскрытых дверей кошары. Мимо него влажной серой кучей проходили овцы, вернувшиеся из степи. Они теснились у дверей и толкались мокрыми боками. Спины у них потемнели, рога, промытые дождем, были точно вылеплены из воска.
— Приехали?! — крикнул Григорий. — Ну что, хорошо намочил вас дождь?
По двору лениво шла бурой масти старая собака. У Леньки дрогнуло сердце. «Вот она, смерть Черныша!» — мелькнуло у него в голове.
