Николай Кузаков - Красная волчица
— Ты че мелешь-то? Почё он ленту-то на штаны нашивать будет?
— Старуня, они вроде сюда сворачивают, — заволновалась тетя Глаша, — Так и есть, сюда идут.
— Кто же это может быть?
Василий с Ганей вошли в ограду, поставили чемоданы, на них шинели положили.
— А я что тебе говорил? Здесь твоя маманя! — Василий кивком головы указал на тетю Глашу.
Тетя Глаша, не сводя глаз с Василия и Гани, медленно поднялась.
— Батюшки, никак Вася?
— Это который? — щурилась Семеновна.
— Который повыше. А второй-то вроде Ганя, Он и есть… Ганя…
Тетя Глаша кинулась к Гане.
— Мама…
— Господи, дождалась… — Она прижалась к груди сына. Семеновна тоже хотела встать. Но не хватило сил. Василий подошел к ней, опустился на крыльцо и обнял за плечи.
— Мама… здравствуй…
— Вася… прилетел… — У Семеновны глаза застлали слезы.
Из летней кухни вышла Ятока. Глянула на Василия, из рук со звоном покатилась кастрюля.
— Вася!
Василий шагнул навстречу, прижал к груди;
— Кабарожка ты моя. Уж не чаял увидеть тебя…
Ятока высвободилась из объятий, глянула на Василия.
Что-то незнакомое было в этом родном лице. Углубились складки между бровей. Посуровел взгляд. Сильней обозначились скулы. И цвет лица был другой. «Совсем чужой», — невольно мелькнула мысль у Ятоки. Василий будто угадал мысли Ятоки, положил на плечо руку.
— Не печалься… Все будет хорошо.
А под навесом, прижавшись друг к другу, замерли Анюта с Машей. Они первый раз видели военных, им было я любопытно, и страшновато. Они не могли понять, зачем эти люди появились здесь, что им надо.
С ружьями на плечах в ограду вошли Димка со Славкою. Первым их увидел Ганя.
— Вот вы какие. Ну, здравствуйте!
Ганя пожал руку Димке, потом Славке.
— Василий Захарович, ты только погляди, какие тут орлы без нас выросли.
Василий подошел к парням. Димка был вровень с ним, плечистый, жилистый.
— Папка-а, — выдохнул Димка.
— Сынок…
Василий с Димкой обнялись. Славка не сводил восхищенных глаз с Василия. Димка кашлянул в кулак.
— Папка, а это и есть Слава.
Василий обнял и Славку.
— Война кончилась. Теперь твоего отца искать будем. А где Анюта с Машей? — Василий огляделся.
— Да вон они, под навесом, — показала Ятока.
Девчонки, услышав свои имена, забились под верстак.
— Маша, да ты что? Погляди, папка прилетел.
Девчонки забились еще дальше в угол.
— Маша, — позвал Василий. — Да я же тебя еще не видывал. А ты прячешься.
— Пусть маленько попривыкнет, — вмешалась тетя Глаша. — А то сейчас реву не оберешься.
Утро. В небе плывут редкие облака. Солнце то спрячется, бросив на горы серую тень, то вдруг зальет землю ослепительно ярким светом. Тревожно шумит лес. Неспокойно на душе и у Любы. Все ли ладно с мужем? Виктор спозаранку уплыл рыбачить. А здоровье у него не ахти какое. Люба прошлась по дому, поправила засохшую ветку рябины с оранжевыми гроздьями, потом подошла к кроватке и долго смотрела на спящего сына. В памяти всплыли почтовые дороги. И заныло непослушное сердце: «Димка. Где ты сейчас? Какие ветры дуют тебе в лицо? Помнишь ли почтовые полустанки, короткие летние ночи и лесные свирепые грозы? Или белогривый конь унес тебя подальше от дорог прошлого и ты, забыв про все, смотришь в чьи-то невинные девичьи глаза?» Любе тяжело стало дышать. Она встала и подошла к окну. Вдали виднелась дорога. И слышался Любе торопливый конский топот.
У Белого яра под столетней густой сосной, искрясь, плавился на солнце накипень. Вокруг него розовым пламенем полыхал багульник. Родник, пробив в ледяной глыбе дорожку, стремительно бежал к реке. И не было такой силы, которая могла бы остановить его. Из багульника вышла молодая кабарожка, приостановилась, потом легко взлетела на накипень и замерла в изумлении: из толщи льда неслись нежные переливчатые звуки. Что это? Голос раннего весеннего утра или не допетая песня зимы? А в начале плеса, под елью, где был похоронен Ушмун, на холмике зеленела совсем еще крохотная березка.
Точно сама вечность в глубоком раздумье возвышался над тайгою Седой Буркал. Что ему годы? Для него века — как день. От него, продираясь сквозь глухомань, убегали реки, по небесной синеве уплывали облака, уходили в низины звери. Лесной великан с тоской смотрел вдаль, Что томило его сердце? Ушедшие столетия? Нет. Его угнетало одиночество, от которого устают даже горы.
У подножия Седого Буркала, накормив волчат, осторожно вылезла из логова Красная Волчица. Настороженно осмотрелась вокруг. Затаившись, долго вслушивалась в лесные звуки. У нее теперь была новая семья. Еще зимой она встретила волка в верховьях Каменки, а потом привела его сюда. Прошлой ночью он ушел на охоту. И теперь Красная Волчица с тревогой ждала его возвращения.
В поскотине на придорожном замшелом валуне сидел Димка и с грустью смотрел на горы. Дома в ограде уже стояла под седлом лошадь. Через час все жители села соберутся на Матвеевой горе. Председатель сельского Совета Валентина Петровна Поморова поклонится парням и скажет спасибо за то, что в самые лихие годы они не оставили в беде женщин, детей и стариков. Через две недели Димка, Андрейка и Вадим будут уже на границе, у голубой Аргуни. А в ночь с восьмого на девятое августа пограничный отряд, А котором будут служить парни, переправится через реку и обезвредит вражескую заставу, откроет путь советским войскам для разгрома Квантунской армии. Но это будет потом. А сейчас Димка смотрел на горы и у него болело сердце. Здесь, в поскотине, когда-то впервые дед посадил его на коня. Димка изо всех сил держался за гриву и со страхом смотрел на землю, которая, казалось, была далеко от него. А вот еле заметная тропинка. Она убегает к озерам. По ней Димка первый раз в жизни шел на охоту. А у темнеющего вдали колка он хотел остановить свою любовь и не смог, не сумел. И не Матвеевку он сегодня оставляет, а свое беззаботное детство и трудную нескладную юность. Димка встал и пошел к дому. Вслед ему с лесных болот тревожно кричали журавли.
Николай Дмитриевич Кузаков
КРАСНАЯ ВОЛЧИЦА
Роман
Редактор В. Геллерштейн
Художник Ю. Ноздрин
Художественный редактор Г. Саленков
Технический редактор Н. Децко
Корректор Ш. Рудакова
ИБ № 2542.
Сдано в набор 03,02.83. Подписано к печати 20.10 83. А 06734. Формат 84X108/33. Гарнитура литер. Печать высокая. Бумага тип. № I. Усл. печ. л. 25,20. Усл. краск. отт, 25,20. Уч. — изд. л. 27,78.
Тираж 50 000 экз. Заказ 3-55. Цена 2 р. 20 к.
Издательство «Современник» Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли и Союза писателей РСФСР 121351, Москва, Г-351, Ярцевская, 4,
Книжная фабрика им. М. В. Фрунзе, 310057,
Харьков-57, Донец-Захаржевского, 6/8.
Примечания
1
Поняга — тонкая еловая доска, подогнанная по спине охотника. У нее две лямки. На эту доску привязываются продукты, топор, дичь. Она удобней и практичней вещмешка. Например, топор может его прорезать и при ходьбе будет колотить спину, а на поняге он не ощущается. Или положил белку в вещмешок, она будет кровоточить и испортит мех. На понягу белку привязывают за шейку, она быстро замерзает и не дает кровоподтеков. (Примеч. автора.)
2
Бойё — друг, товарищ. Обращение к мужчине (эвенк.).
3
Делаки — горностай, по преданию — основатель эвенского рода (эвенк.).
4
Пальма — нож на длинном древке (сиб.).
5
Ровдуга — самодельная замша (эвенк.).
6
Чага — березовый гриб-нарост на стволе, пропитанный соком. У народов Севера часто употребляется вместо заварки. (Примеч. автора.)
7
Балаган — шалаш. (Примеч. автора.)
8
Алочи — летние сапожки из самодельной замши на мягкой подошве (эвенк.).
9
Наволок — низкое место, где растет в основном ельник. В таких местах сыро и глухо. Часто встречаются озера. (Примеч. автора.)
10
Чуман — коробка из бересты. (Примеч. автора.)
11
Амака — дедушка (эвенк.).
12
Юкта — незамерзающий ключ (эвенк.),
13
Курья — небольшой залив, заводь (сиб.).
14
Искарь — вывороченный вместе с землей корень поваленного бурей дерева. (Примеч. автора.)
15
