Николай Кузаков - Красная волчица
— От реки оно далековато, — озабоченно проговорил Андрейка.
— На волокушах завезем и лодку, и невод.
— А бочки?
— И бочки тоже. Сразу там и засолим.
— Вначале надо поймать рыбешку, а потом уж солить, — усмехнулся Димка. — Мы в прошлом году пять тоней дали и на уху не поймали.
— Надо было шестую тоню давать, счастливую, — посоветовал Андрейка.
— А ты откуда знаешь, что она счастливая? — Димка посмотрел на Андрейку.
— Старый рыбак, — отшутился тот.
К берегу подплыл Яшка Ушкан. Подтянул лодку, подошел к парням.
— Здорово, мужики.
— Здорово, — вразнобой ответили парии.
Яшка достал кисет и заискивающе предложил парням. О том, как Яшка оставлял мальчишек без пушнины, стало известно всем. Парни пригрозили ему. Вот он и старался теперь угождать.
— Крепкий табачок? — спросил Димка.
— Ничего, — кивнул Яшка.
— Осенью нас на переподготовку в военкомат вызывают. Ты тоже поедешь? — спросил Яшку Вадим.
— Нет, — Яшка покачал головой. — У меня грыжа. В армию не возьмут.
— Умеешь же ты, Яшка, от всего открутиться, — заметил Андрейка.
— Я-то че, болезнь.
Димка прикурил самокрутку.
— На прошлой неделе мы со Славкой были в Немом урочище. Глухомань. Круглая сопочка. Под ней два кедра. Между ними землянка. Вот в ней-то и скрывался Генка Ворон со своей бандой.
— Надо же, даже землянку выкопали? — удивился Вадим.
— Это землянка Григория Бокова, — продолжал Димка. — В ней кости валяются. И вы знаете, по-моему, кости не звериные, а коровьи.
У Яшки похолодело внутри.
— Мешок изопрелый на нарах. В мешке-то мука была. Я все думаю, где они могли ее взять?
— Так деревни-то грабили, — предположил Вадим. — Принесли с собой.
— Целое лето они тут обитались. Нет, тут что-то не то. И помните, мы у них забрали три ружья. Одно — у Вовки Поморова, другое — у дедушки Дормидонта. А третьего нет. И Валентина Петровна говорит, что никто не брал.
— Я все ружья хорошо запомнил, — проговорил Андрейка. — Увижу, сразу узнаю.
— Прикончили бандитов, и что о них толковать, — отмахнулся Вадим.
— А вдруг им кто-то из нашей деревни помогал? — Димка обвел парней вопросительным взглядом.
— Не дури, Димка, — возразил ему Вадим. — Кому эти гады нужны? Ружье мы могли второпях у скалы оставить.
— Не могли оставить. Я сам их привязывал к седлу.
Яшка Ушкан пришел домой встревоженный. Ружье-то в балагане осталось. А что, если Димка туда зачем-нибудь явится? Не по себе ему стало. Он оседлал лошадь и торопко поехал на стоянку.
На закате солнца Яшка Ушкан был на стоянке. Взял ружье, оглядываясь по сторонам, изрубил топором ложе и бросил в костер, а ствол унес на озеро и забросил подальше. С плеч будто огромная тяжесть свалилась. Яшка сел на поваленную березу, ту самую, на которой его когда-то застал Генка Воронов. Достал кисет, завернул самокрутку и с наслаждением затянулся.
Начинало вечереть. От берез по разнотравью вытянулись длинные тени. Озеро застыло. Из-за перелеска доносился голос кукушки. Яшка у ног увидел перо. Взял его. Это было маховое перо гагары. В этой озерной клетке она прожила почти полмесяца. Яшка Ушкан каждый день под вечер набирал полные карманы камней и приходил сюда забавляться. Потом как-то рано утром он заметил, что на озеро опустилась пара крякашей. Схватил ружье и стал скрадывать уток. Но гагара заметила его и криком предупредила крякашей об опасности. Те улетели. А Яшка Ушкан, разозлившись, в упор расстрелял гагару.
«А что, если мешок из-под муки опознают? — подумал Яшка. — Тогда хана. Не миновать тюрьмы». Лишился сна и аппетита. Три дня не находил себе места, потом заседлал коня, в ночь поехал к землянке и спалил ее.
Кажется, все следы замел Яшка Ушкан. Да только покоя ему больше не было. Как увидит Димку, сердце так холодом и обдаст: а вдруг еще что-нибудь раскопал? И старался Яшка Ушкан держаться подальше от людей.
Глава XVII
В горах Среднеречья минула еще одна зима, морозная, снежная, по-северному бесконечно долгая. За это время в Матвеевне особых событий не произошло. Верно, на одного охотника стало больше — ступил на таежные тропы Славка. Несколько месяцев провел он с парнями у Седого Буркала, Спромышлял двести тридцать белок, рысь и три колонка. Теперь Славка ходил по селу, как и подобает настоящему охотнику: неторопливо, вразвалку. Старики при встрече протягивали ему руку, а бабы оказывали всяческое уважение: еще один кормилец на ноги встал.
Весна в этом году была дружная. Долго примораживало, а потом вдруг оттеплило. С гор хлынули потоки. К девятому мая открылась река, а десятого мая над селом появился самолет, у сельсовета сбросил красный вымпел — весть о Победе. Прогрохотали выстрелы, а потом все, кто мог ходить, собрались за школой на Золотой поляне и возле костра отпраздновали этот долгожданный день.
А с первой почтой Димке, Андрейке и Вадиму из военкомата принесли повестки — их призывали в армию. Бабы с удивлением посматривали на парней: надо же, выросли, уже солдаты.
— Господи, как же мы без вас-то жить будем? — вздыхали бабы.
— Ничего, скоро фронтовики вернутся.
Димка со Славкой ушли на охоту на рассвете, возвращались домой к вечеру — несли уток на проводины. Славка шел хмурый, задумчивый.
— Ты что эго голову повесил? — спросил Димка,
— Как подумаю, что без вас в тайгу идти придется, тошно становится.
— Папка вернется, поедете в город. Учиться будешь.
— А тайга?
— Тайга от тебя не уйдет. Я отслужу, университет закончу, каждую осень будем сюда приезжать на охоту. Просись у отца, чтобы он тебя в экспедицию с собой брал.
— Думаешь, возьмет?
— Возьмет.
— Я немного побаиваюсь его.
— Чудак ты, Славка. Он же таежник.
— А куда же Чилима с Дымком денем в городе?
— У отца лесники знакомые есть, К ним пристроите.
— Как же с Анютой быть?
— Вот этого я, паря, не знаю. Без нее тетя Глаша с ума сойдет.
— Это верно.
— Ты, Слава, Кузьмичу пиши письма, не забывай старика. Он обещал карабин на тебя переписать.
— Ладно. А к вам приехать можно будет?
— Мы будем служить на заставе, где погиб Сергей Круглов. Я узнаю у командования и сообщу тебе.
Ятока с раннего утра суетилась по дому: вечером люди придут на Димкины проводины. Когда она теперь с ним свидится?
А на крыльце тетя Глаша с Семеновной разговаривали. Анюта с Машей играли под навесом.
— Васю по ранению домой отпустили. А Дима завтра уезжает. Разминется с отцом-то, — печалилась Семеновна.
— Может, в Карске встретятся, — успокаивала подругу тетя Глаша. — Мой-то Ганя в отпуск отпросился. По всей ночи уснуть не могу. Все печалюсь, как бы не передумали начальники.
— Почему передумают? Война-то, поди, кончилась. Можно теперь и матерей попроведовать.
Из-за хребта вынырнул самолет, сделал круг и приземлялся в поскотине.
— Это какой самолет-то? — спросила Семеновна.
— Почтовый, старуня. Сегодня как раз его срок.
— От Степана Сергеевича что-то давно вестей нет.
— Че писать-то. Домой, поди, торопится.
— Наказывал дождать его.
Тетя Глаша с удивлением посмотрела на Семеновну.
— Ты уж, девонька, не помирать ли собралась?
— Сколь жить-то? Пора и честь знать. Что-то в груди болит. И ослабела вся.
— Ты не дури, старуня. Я как без тебя-то тут буду? Мне надо Анюту на ноги поставить. А тебе внука дождаться из армии.
— Нет, матушка, мне уж не дотянуть до того времени, — в голосе Семеновны была тоска. — А ты приходи ко мне на могилку. Да про все рассказывай. А то тебе все недосуг, все куда-то торопишься, лишнего слова от тебя не дождешься.
— Че я лишние-то слова молоть буду? — обиделась тетя Глаша.
А по угору неторопливо шли Василий — полковник и Ганя — генерал. Они встретились в Карске и не успели словом обмолвиться.
— Не верится, Ганя, что добрались до родной земли.
— Я последнее время каждую ночь во сне мать видел. Здорова ли?
— Димка писал, что здорова.
— Твой Димка вроде бы за командира был.
— Какой из него командир. Поди, без матери в лес-то шагнуть боится.
— Увидим. А ты теперь куда?
— Еду в институт. Назначен деканом факультета охотоведения. А ты надолго?
— С неделю пробуду. Нашу часть уже перекинули в Забайкалье, поближе к японской границе. Да и пехота-матушка двигает туда же.
— Значит, не разойтись с самураями?
— Не разойтись.
Василий остановился напротив своего дома.
— Зайдем к нам. Может, и тетя Глаша здесь.
— Зайдем.
— Это кто там идет по угору? — спросила Семеновна.
— Какие-то военные. Батюшки, а орденов-то сколь у того и другого. А у одного-то по штанам красная лента пущена.