Борис Пармузин - До особого распоряжения
случилось ли еще чего-нибудь?
- Фарида! Сейчас я вызову официанта. Он принесет самый вкусный обед «Тадж-Махала». И мы будем
праздновать. Ты не против?
Она улыбнулась:
- Нет, Аскарали-ака. Это очень хорошо! А то вы сидите днем и ночью. Сидите, говорите.
- Мы будем вместе говорить. Совсем о другом. И выпьем! Выпьем за праздник! За нового человека,
который скоро родится в этом городе.
Фарида, смутившись, опустила голову.
- Я пока там побуду, Аскарали-ака... - тихо попросила она.
- Конечно. А я вызову официанта.
Она торопливо ушла в соседнюю комнату. Наклонившись к Махмуд-беку, Аскарали тихо произнес:
189
- Выпьем за нового человека! Понимаешь, Махмуд-бек. Ведь на нашей улице праздник... Самый
большой праздник! На фронте полагалось сто граммов водки. Их ты получишь по праву. И я... После
боя...
- А перед боем? - улыбнулся Махмуд-бек.
- Бой почти кончился. Наш, - серьезно сказал Аскарали. - Почти...
- Что-нибудь еще? - спросил Махмуд-бек.
- Об этом - завтра! А сегодня - праздник... И ни слова о делах!..
Он подошел к двери и нажал кнопку, над которой был нарисован силуэт человека с подносом.
Разбор поездки Махмуд-бека завершился.
- Хорошо, если бы Джанибек сделал вылазку на нашу территорию. Это стало бы его концом... Но если
даже он и не решится, то провалы агентов, которых он пересылает, будут его провалом... - сказал
Аскарали.
- Как поступил Адхам? - вспомнил Махмуд-бек.
Аскарали пожал плечами:
- Хотелось бы верить твоим предположениям. Но... подождем немного. А теперь?
- Я слушаю... - невольно поднялся Махмуд-бек.
Аскарали вновь выглядел усталым, озабоченным. Это был совершенно другой человек, не похожий на
вчерашнего.
- Слушай... - сказал Аскарали спокойно, рассудительно. - Слушай, мой дорогой Махмуд-бек. Война
кончилась. Ты имеешь полное право уехать сегодня или завтра. Врач советует лечиться в Италии. Но у
нас ведь не хуже курорты. Хотя бы даже из-за Фариды нельзя пускаться в такой дальний путь.
- Из-за Фариды? - весело переспросил Махмуд-бек.
- Из-за нее тоже...
- А еще?
- Подвились первые эмигранты из Европы. Те, кто сотрудничал с немцами. Конечно, Туркестанский
комитет будет продолжать действовать. Эмигранты много о нем знают. Знают о ближайших планах.
- Мне надо с эмигрантами встретиться?
- Они сами будут искать возможности встретиться с тобой.
- Может, переехать на квартиру?
- Нет, - решительно сказал Аскарали. - Здесь хорошая прислуга. На вызовы «Тадж-Махала»
моментально откликаются лучшие врачи. Живи здесь. Дня через два ты будешь выходить. Я сделаю все,
чтобы о тебе узнали в эмигрантских кругах.
- Хорошо, Аскарали.
- А Фариду успокой. Вы действительно скоро, очень скоро вернетесь на Родину. - Аскарали поднял
ладонь: - И все! И теперь никакие твои уговоры и доводы не подействуют. В Центре принято
окончательное решение.
Они замолчали.
- Ты давно пробовал писать стихи? - неожиданно спросил Аскарали.
- Бывало... - сознался Махмуд-бек. - Но не записывал.
- Ты еще...
- Не надо, Аскарали... - понял друга Махмуд-бек. - Сам знаешь, что над стихами надо работать
каждый день. Теперь вряд ли что получится. Давно я ушел от литературы. Очень давно. Кажется, прошла
жизнь.
- Жизнь... - согласился Аскарали и машинально пригладил свои редкие белые волосы.
Они встретились в знойный день в небольшом ресторанчике.
- Здесь делают хороший кофе... - сказал Аскарали. - А я так тебя и не приучил.
- Да. Равнодушен. А вот зеленый чай сейчас бы... И... - мечтательно произнес Махмуд-бек.
- Горячую самаркандскую лепешку. И виноград... - подсказал Аскарали.
- Не дразни...
- Скоро сядешь в какой-нибудь чайхане.
- А ты? - серьезно спросил Махмуд-бек.
- И я... Куда я денусь. Ты знаешь, сколько мне лет?
- Не задумывался, - сознался Махмуд-бек.
- И не надо...
В ресторанчике было прохладно и тихо. Официант в мягких остроносых туфлях двигался неспешно,
появляясь неожиданно и всегда вовремя.
- Я больше в «Тадж-Махал» не зайду, - перешел к делу Аскарали. - Так лучше. К тебе уже
присматриваются. Живи, как подобает усталому и больному человеку.
Махмуд-бек отпил глоток черного густого кофе. Невольно вспомнился караван-сарай, первая встреча
с «преуспевающим купцом», с человеком, который направлял работу Махмуд-бека, приходил на помощь,
был всегда рядом.
- Ты оказался прав: Адхам явился с повинной. Он выложил всю информацию, которой ты его снабдил.
Хороший, честный парень... - Помолчав, Аскарали продолжил: - И главное, кроме некоторых эмигрантов
190
с тобой будет искать встречи Баймирза Хаит, важная фигура в Туркестанском комитете, бывший
эсэсовец.
- Он здесь?
- Пока нет. Пока собирается... Надо узнать об их планах. А потом - домой. Сразу же! Не ожидая
приказа.
Они допили кофе.
- Ну, что же, простимся... - вдруг сказал Аскарали.
- Как? - не понял Махмуд-бек.
- Я уезжаю. До встречи на родной земле.
- Как же?
- Уезжаю. Надо. Я должен успеть довести одно дело до конца. За тебя я теперь спокоен. - Он положил
перед Махмуд-беком книгу: - Это тебе... «Бустон» Саади. Одна из редчайших рукописей. Посмотри на
работу каллиграфов.
- Такой подарок... - смутился Махмуд-бек.
- Бери, бери. Читай. У тебя скоро будет на это время.
Махмуд-бек не мог, да и не имел права, спрашивать: куда торопится Аскарали, какие дела и где его
ждут.
Прощались скупо, почему-то торопливо. Аскарали обнял Махмуд-бека, похлопал его по спине, словно
успокаивая.
- Мы увидимся... там... у себя? - спросил Махмуд-бек.
- Конечно, конечно, - ответил Аскарали.
Пряча глаза, он зашагал к двери и лишь на пороге обернулся, махнул рукой.
Смутная тревога долго не давала покоя. Обычная фраза: я должен успеть. Но в ней Махмуд-бек
почувствовал совсем другой смысл. Он допил остывший кофе и машинально стал листать рукопись в
богатом кожаном переплете. Перевернул несколько страниц. На этих книгах но многих странах Востока
люди гадают. Первая строка на открытой странице удивила, даже потрясла своей томностью: «Ты
мудростью войну предотвращай...»
Аскарали делал это всю жизнь. Всю свою жизнь.
...Махмуд-бек узнал о смерти друга через несколько месяцев. Аскарали никогда никому даже слова не
сказал о тяжелой болезни. Продолжались бесконечные дела и поездки до самой последней минуты
редкой, удивительной жизни.
Шамсутдин не любил шикарные комнаты «Тадж-Махал». Он терпеливо ждал, когда Махмуд-беку и
Фариде надоест разгуливать по мягким дорогим коврам, сидеть на европейских стульях за столом,
покрытым хрустящей белоснежной скатертью.
Шамсутдин неловко чувствовал себя в этой обстановке. Получив задание, он старался побыстрее
покинуть отель. При встрече с Фаридой Шамсутдин с тоской смотрел на нее: почему она не вытащит
Махмуд-бека из этой роскоши в нормальный дом. Не прикоснись ни к чему, следи за каждым своим
шагом... А вдруг испачкаешь дастархан, оставишь следы на ковре.
Но и Шамсутдин порой понимал: пока Фариде нужно находиться здесь.
Шамсутдин являлся к Махмуд-беку с новостями. В город приезжали из Европы узбеки, таджики.
Многие из них бросались искать своих соотечественников. Было о чем поговорить, поспорить. Было о
чем вспомнить...
Махмуд-бек еще не бывал в кварталах эмигрантов. Но туркестанцы знали, что он вернулся в город.
Расспрашивали Шамсутдина о здоровье господина, передавали пожелания и приветы. Сегодня
Шамсутдин сообщил Махмуд-беку, что его очень хочет видеть Азими.
- Кто это такой?
- Культурный человек, - коротко ответил Шамсутдин.
- Почему ты так решил? - улыбнулся Махмуд-бек.
- Он - доктор. Был советским доктором, военным. Сдался в плен к немцам. Жил... Говорит, хорошо
жил.
- Чего же приехал сюда? Нашим помогать?
- Помогать? - переспросил Шамсутдин и задумался. Потом решительно заключил: - Не будет
помогать.
- А об этом как ты догадался?
- Он лечит одного, берет деньги.
- Ясно! - сказал Махмуд-бек. - Он хочет со мной увидеться?
- Да, господин. Очень... Он хочет вас пригласить на свадьбу.
Свадьба... Это уже интересно. Значит, соберутся люди. Самые разные. Обязательно возникнут
разговоры и о прошлом, и о будущем.
