Борис Пармузин - До особого распоряжения
Махмуд-бек, вновь удаляется от Родины. С каждым часом все дальше и дальше.
187
Махмуд-бек повертел в руках билет. Потом карандашом записал опознавательные знаки самолета -
AAJLN - ORIEHT SKYFKE СНТЕК.
Так, на память записал...
Билет долгие годы хранился в бумагах Махмуд-бека, напоминая о самом счастливом дне, о
празднике, который он встретил в далеких горах... Рядом с родной землей.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
Один из руководителей туркестанского национального движения Баймирза Хаит в свое время, еще до
войны, был сельским учителем. Никто и не представлял, что он сделает такую «головокружительную
карьеру», предаст свой народ.
В 1942 году Баймирза Хаит в польской деревне Легионово закончил школу разведчиков армии рейха.
Вскоре занял должность командира эсэсовской роты, а потом стал начальником военного отдела
Туркестанского комитета и соответственно заместителем Вали Каюм-хана.
На совести Баймирзы Хаита - сотни жизней. Он участвовал в карательных экспедициях в Польше,
Чехословакии, Югославии, Франции.
После войны с помощью Вали Каюм-хана Баймирза Хаит закончил Манчестерский университет, стал
«доктором». Он часто разъезжал по странам Европы и Азии, участвовал в конференциях
«востоковедов», тюркологов, антикоммунистов.
Вскоре Баймирза Хаит начал жаловаться соотечественникам на свое положение в «великой борьбе»
против коммунизма.
В апреле 1974 года Хаит был участником конференции «Антикоммунистической лиги» в Нью-Йорке.
- Все нации, - говорил он, - приехавшие на конференцию, вышли со своими флагами, с лозунгами,
организовали демонстрацию. От нас я был один. Мы относимся безразлично к национальному
движению. Никто нам не оказывает помощи.
О своей личной жизни Хаит тоже плакался соотечественникам.
Эмигрант А. Агзамов, вернувшийся на родину, вспоминал о встречах с Баймирзой Хаитом, передавал
его жалобы:
- Я занят уходом за своими детьми. Помогаю жене в оформлении ее врачебной документации. Только
когда дети уложены спать, имею возможность заниматься научной работой... Пишу труды о Туркестане.
Кому были нужны его труды?
Даже близкое окружение распадалось. Уходили из жизни его соратники. Уходили страшно, не по-
человечески...
Мулла Туркестанского легиона Касым Иноятов (Касым Хаксивар) умер в своей комнате. Труп лежал
целую неделю. И никто не хватился проповедника, который так усердно призывал верующих к борьбе
против большевиков.
Рузи Назар, бывший заместитель Баймирзы Хаита в Туркестанском комитете, был отъявленным
интриганом и доносчиком. После войны вместе с доктором Жаббором Рахими он занялся коммерцией -
стал выпускать шоколадные конфеты.
Однажды Рахими получил из ГДР письмо. Ничего особенного: заказ на конфеты. Но на конверте была
марка с портретом Тельмана. Рахими показал конверт своему компаньону. Рузи Назар сообщил о такой
подозрительной «переписке» американской разведке, с которой он уже давно сотрудничал.
Рахими стали вызывать на «беседы». Испуганный вызовами, Рахими ночью убил жену молотком, а
себе сделал смертельный укол.
Так шел к своему концу Туркестанский комитет.
Но после войны его руководители еще мечтали о борьбе. Они разъезжали по стране, где нашли приют
эмигранты, вели среди них подрывную работу, восстанавливали против родины.
Вали Каюм-хан и Баймирза Хаит совершили паломничество в Мекку. Но мало кто знал, что и Каюм-
хан и Баймирза по пути выполняли в странах Востока задания иностранных разведок.
Мне хотелось бы еще раз вспомнить статью Айбека «Лжец-попугай».
Статья посвящалась «деятельности» Баймирзы Хаита, якобы обеспокоенного судьбами
мусульманских народов, их культурой и литературой.
«Б. Хаит в течение ряда лет специализируется по клевете на народы Средней Азии, особенно на их
современную жизнь.
Разумеется, Б. Хаит не одинок. Успехи республик советского Востока вызывают ненависть у
буржуазных идеологов. А страх рождает ложь.
Клевета, однако, тоже требует «убедительного оформления». И вот для этого и пускают в ход
отщепенцев, изменников родины, титулуя их «докторами» и «профессорами» и спекулируя их
восточными именами и фамилиям.
Словом, пускают в ход хаитов...»
НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА
Город был взбудораженным, тревожным, настороженным...
188
И не надо присматриваться к людям, чтобы понять их беспокойство или озабоченность. За тысячи
километров прогремел московский салют. . Но его хорошо услышали в Азии.
До открытия банков, куда обычно заходили не спеша, степенно, с чувством собственного достоинства,
теперь толпились, покусывая губы, перебирая четки потерявшие прежний лоск господа.
Не очень уверенно вступали в солидные конторы колониальные чиновники, уже по-настоящему
чувствуя недоброжелательные взгляды местных жителей.
В городе стали появляться эмигранты из Европы. Они надеялись здесь, за тридевять земель, найти
спокойный уголок, отсидеться, выждать более удобный момент, когда можно будет вновь потянуться к
счастью.
В банках, на биржах, в конторах самых различных фирм горячо спорили о новой, третьей мировой
войне.
Но более трезвые головы понимали, что пушки не скоро заговорят. . Борьба с Советами будет пока
носить совсем другой характер. Сейчас по тайным тропам вновь двинутся агенты и диверсанты.
Авантюристы всех мастей поднимут крик о гибели цивилизации, об угрозе человечеству, которую
несут большевики. Пусть все это бездоказательно. Но кто в базарной суматохе начнет вдумываться и
проверять факты, о которых надрываются дервиши!
Надо отойти от базара, отдохнуть от сутолоки, подумать о своих делах. Не каждый человек сумеет
сразу так поступить. Некоторые до позднего часа толкаются, очумев от криков и цен, от ругани и
уговоров... А потом являются домой с пустыми руками...
Махмуд-беку хотелось просто походить по улицам города, постоять у солидных учреждений,
посмотреть на этот растревоженный улей. Но Аскарали приказал лежать.
Вновь богатый отель с пышным названием «Тадж-Махал». Далеко отсюда знаменитый памятник
индийской архитектуры. Однако хозяин не проиграл, выбрав это название. В «Тадж-Махале» живут
состоятельные, уважаемые гости.
- Нам будет здесь легче работать... - сказал Аскарали.
Изменился за последнее время «преуспевающий коммерсант». Он только кажется бодрым, а на
самом деле очень устал. Возможно, даже болен.
- Ну как? Ты только представь Берлин. Обгорелый труп Гитлера... Берлин! И почти над каждым
балконом белый флаг. Представь! - Аскарали расхаживал по номеру, потирал ладони, потом, резко
повернувшись, садился у постели Махмуд-бека. - Представь! Помнишь, как писал Гафур Гулям в сорок
втором? Хотя откуда ты помнишь. Ты даже не знаешь... Слушай...
Аскарали часто читал стихи древних поэтов. Но Махмуд-бек даже не представлял, каким чудом его
друг узнавал о новинках современной литературы.
- Слушай! - повторил Аскарали. И он торжественно прочитал:
Тяжесть листьев промерзших с дерев упадет,
И под шелест весеннего сада
Время грозного горя и тяжких невзгод
Канет в бездну кромешного ада, -
Будет праздник на улице нашей.
Аскарали снова поднялся. Провел ладонью по белым, совершенно белым и поредевшим волосам,
пригладил их и твердо объявил:
- Мы сегодня устроим праздник.
Махмуд-бек, облокотившись, хотел подняться.
- Нет! Нет! Ты будешь лежать. Мы сюда пододвинем стол. Вот так... Здесь сяду я. Здесь - Фарида.
Ясно? - Он не ждал ответов Махмуд-бека. Аскарали двигал шикарную европейскую мебель с такой
небрежностью, словно все это происходило в караван-сарае. - Сейчас Шамсутдин принесет бутылку
водки. Ох, как я ее доставал! Целая операция! Посложнее твоих!
Нет. . В его словах и движениях теперь уже не было усталости.
- Мы сегодня даже не вспомним о том сброде, с которым ты встречался. Не будем вспоминать! Не
будем работать. Сегодня устроим праздник... Понимаешь... - И он крикнул в сторону соседней комнаты: -
Фарида!
Она вошла, с трудом скрывая беспокойство. Аскарали - хороший человек. Фарида уважает его. Но не
