Николай Чаусов - Сибиряки
— Прекратите! Даша, остановите кровь!.. Это хулиганство!.. Макар Иванович, сбегайте за подполковником!..
Офицера оставили в покое. Хлынувшая из раны кровь залила простыню, стол. Сестры спешно накладывали зажимы. Прибежал подполковник. Испуганно глянул на Червинскую, на раненого.
— Ты что бесишься, бабник? Ишь нашел место волю себе давать! Дарья, давай духи! Живо!
— Не дам!.. Пускай так меня режет! Уйди, гад, нос откушу!..
— Макар! Федор! Чего встали? Держи его, дьявола!.. — И сам навалился на ноги раненому, прижал к столу. — Ишь как его разобрало!
А тот продолжал кричать, рваться из сдавивших его со всех сторон дюжих рук… и успокоился, замер.
— Продолжайте, Червинская. Да другой раз не отрывайте по пустякам. Некогда мне тут свадьбами заниматься.
Ольга, вся горя от стыда и обиды, вернулась к столу.
Глава двадцать шестая
Уже давно кончился короткий ноябрьский день, когда колонна Рублева прошла Жигалово и теперь двинулась по только что расчищенной колхозниками узкой ледяной дороге. Ведущий колонну Николаев остановил свой ЗИС и, подождав следовавшие за ним машины, замахал с бруствера рукавами тулупа.
— В чем дело, дядя Егор? — выскочили из кабины водители.
— Дорога-то, глянь! И когда это успели сделать, а?
— А я думал, ты медведя придушил, дядя Егор! Из-за тебя в валенки снегу насыпал! — закричал один из водителей.
— Так ведь дорога-то! — гудел в свете фар восторженный Николаев. — Если так до Якутска пройдет, мы и за две недели докатим!
А позади одна за другой вставали, грудились остальные машины. Водители выскакивали из кабин.
— Чего встали? Зарылись?
— Да нет, тут дядя Егор дорожкой любуется. — И опять Николаеву — Валяй, дядя Егор, кати до Якутска!
Колонна двинулась дальше. В ярких лучах ослепительно белыми кажутся сугробы обочин, искрится легкий, падающий из черноты неба куржак, вырастают, медленно уплывают назад, в стороны, хвойные горы. Извиваясь, набегает, падает под колеса узкая ледяная дорожка. И оборвалась. Николаев круто затормозил. Машина, пройдя по инерции юзом, зацепила обочину, развернулась, уперлась фарой в сугроб. Николаев погасил свет, растолкал соседа.
— Спишь, профилактика? А ну, подымайсь, парень! — И сам вывалился из кабины.
— Чего опять встал, дядя Егор! — закричал водитель подошедшей сзади машины.
Николаев, проваливаясь в снегу, обходя ЗИС, сердито басил:
— Любуюсь! Иди-ка ты теперь полюбуйся, парень. Приехали!
И снова нагнала, сгрудилась вся автоколонна. Шоферы, не желая больше купаться в снегу, кричали из кабин:
— Поехали! Чего встали! Хватит дурить!..
— Вылазь! — загремел в ответ Николаев.
Кое-как пробрались к николаевскому ЗИСу.
— Ну, что у тебя, дядя Егор? Заехал?
— Дорога кончилась, парень. Кликни-ка Рублева сюда: что делать будем?
— Фьюить! — присвистнул парень. — Вот тебе и за две недели! А дальше как?
— Давай цепляй трос лучше, — перебил Николаев. — После думать станем, как и что. Машину из снега вытащить надо!
Узнав, что кончилась дорога, водители приуныли.
— Этак-то до весны доберемся!
— И то правда, ежели каждый раз такие препятствия…
Пришел Рублев. Тоже выбрался вперед, убедился, что кончилась ледянка, вернулся к столпившимся между машинами товарищам.
— Шабаш! Спускай воду! На берегу костры разведем, вечерять будем!
Водители заглушили моторы, погасили подфарники. Непривычная тишина и кромешная темень надвинулись, растворили в себе колонну. Но вот вспыхнул, сплевывая огонь, дымный факел. Еще факел. В желто-малиновом свете задвигались говорящие тени, смутно проглянул в ночи длинный караван уродливых рогастых чудовищ — и падал, падал на него сверху золотой куржак. Факелы перевалили сугробы обочин, сталкиваясь, перекликаясь, забороздили красноватую гладь снежной целины, сошлись, вытянулись в цепочку. Откуда-то сверху навстречу огонькам проступил крутой обрывистый берег, в немом любопытстве застывшие на нем хвойные великаны. Охнула, зарыдала тайга в топорином звоне. Тоскливым плачем отозвалась сова, подхватило, хохоча, эхо.
И вот уже не факелы, а жаркое пламя костра вскинулось к барашковым шапкам сосен, брызнуло в тайгу тучами красных, малиновых, оранжевых звезд. Разбежался и замер в приятном изумлении вековой лес. И уже не тени, а улыбчивые, хохочущие и задорные лица водителей окружили костры. Смех, шутки, говор, веселая возня парней. Кипят, сплескивая в огонь пену, чугунные котлы, нетерпеливо стучат, торопят поваров железные ложки.
— Давай, чего там! Долго ждать будем?
— Эх, серого бы сюда!
— Косача!
— Да что косача, хоть бы какого ни есть медведя. Гляньте, дядя Егор слюной исходит.
Рублев, однако, напомнил:
— Смех смехом, товарищи, а один день уже из графика выпал. На лишний день продукты делить надо.
— А мы не по графику, Николай Степанович, мы стотысячники!
— Потом наверстаем! Было бы по чему ехать!
Поужинав, долго еще ставили палатки, укладывались на ночлег. Занялась и тут же оборвалась тягучая песня — усталость взяла свое.
2Запоздалый по-зимнему рассвет расплывался над великой сибирской рекой. Медленно, нехотя убиралась восвояси на запад долгая ночь, волоча за собой черные косматые тени. Куржак выбелил тонкое кружево лиственниц, тяжелые лапы елей, затерявшуюся в снегах колонну. И все падал, падал. Падал из матово-белой пустоты, из недвижной ледяной мути. Таял над серыми от пепла струйками дыма угасших костров, на согретых дыханьем брезентах палаток.
Из-за далекой пологой горы, из-за прижавшихся к реке сосен вывернула жигаловская машина. Гулкий моторный рокот, бабьи и девичьи крикливые звонкие голоса всколыхнули морозную тишину, разбудили водителей.
— Никак дорожники едут, братцы!
— Бабы в гости пожаловали!
— А ну, кто до баб охочие, подымайсь!
— Эге-ге-ге-ге!.. Бабы-ы!..
За первой машиной показалась вторая, третья, четвертая. А передняя уже остановилась возле колонны. Замелькали над бортами лопаты, мужние рабочие штаны, пестрые юбки. Женщины и девчата поспрыгивали на лед, в сугробы.
Рослая, в годах, рябая баба налетела на дежурившего у машин водителя клушкой:
— Где шофера? Почему дрыхнут?
— Не шуми. Мы же с рейса…
— Я те дам, с рейса! А мы? Кроме вашей ледянки, делать нам нечего?.. Где они дрыхнут, гады?
Бабы поддержали рябую, надвинулись.
— Где? Показывай! Ишь, хари отъели, лодыри!
Дежурный залез в кабину, открыл окно.
— Ну чего разорались? Вон они подымаются!
На берегу показались из тайги первые неторопливые, пошатывающиеся фигуры, обвешанные тулупами, котелками, брезентами.
— Видали их! — ткнула в их сторону лопатой рябая. — Курортники! Выдрыхнулись, аж на ногах не стоят!..
Подошли еще машины. Бабы, приехавшие на них, вникнув в суть дела, подхватили:
— Это что ж делается-то, бабоньки!
— Совести у людей нету! Девять часов, они, гляньте, еще просыпаются!
— Идите, идите сюда, голубчики!
— Ого-го-го-го! Бабы-ы! — весело загоготал один из водителей, волоча по снегу полы тулупа. — Дорогу начинать пора, чего встали!
Бабы зашумели пуще, повысыпали на бруствер. Рябая вцепилась в тулуп не ожидавшего такой встречи Николаева, развернула его к себе.
— Дрыхнуть сюда приехали?!
— Чего ты? Мы свое дело делаем, — попятился, забасил Николаев.
И сразу со всех сторон:
— Гляньте-ка, еще огрызается!
— Привыкли, боровье, на нас ездить! Мы коров дой, землю паши, ребят корми, а вы что?..
— Заелись в тылах, паразиты!
Николаева задергали, завертели во все стороны, повалили. Водители помоложе, отмахиваясь от баб, хохотали над Николаевым:
— Валяй его, бабоньки, шибче!
Богатырь натужился, поднял на себе баб, крутнул корпусом. Бабы посыпались в снег, завизжали. Николаев поймал рябую, вскинул над головой.
— Ты пуще орала? Расшибу!..
— Мамонька родная! Пусти, ирод, дите раздавишь!
— То-то!.. — ухмыльнулся в усы Николаев и, осторожно опустив женщину и тяжело отдуваясь, отер от снега лицо, глянул, как парни в снегу барахтаются с девчатами, рявкнул:
— Буде! Пошутковали — и хватит! Рублев идет!
Подошли остальные водители. Рублев поглядел на возню, крикнул:
— Ну чего, наигрались, бабоньки? Братцы, бери пехла, помогай бабам!
Через минуту-две все, уже молча, с ожесточением принялись за расчистку пути. Где-то далеко, со стороны Киренска, тоже чистят дорогу люди — до встречи.
3К вечеру мороз спал, но зато подул легкий ветер. Небо на северо-западе заволокло хмарью. Пора, давно было пора отдохнуть, но люди продолжали работать настойчиво, дотемна торопясь соединить дорогу с идущими навстречу сельчанами.
