Борис Некрасов - Просто металл
Геннадия при этом не было. Укрывшись с головой, лежал он на своей койке и дышал на припухшие, натруженные и прихваченные морозом пальцы. Но не только боль не давала ему уснуть — в горле твердым комом стояла обида.
Вечером директору прииска позвонили из райкома партии и поинтересовались, как устроены новоселы. Горохов ничего определенного ответить не смог, так как всецело перепоручил заботу о приехавшей молодежи подчиненным. Получив легкую телефонную проработку, он появился с утра пораньше на участке.
На мосту, оторвав на добрых полчаса людей от дела, он произнес запоздалую приветственную речь. Неосторожный Геннадий что-то во всеуслышание брякнул во время этой речи и тем привлек к себе внимание директора. Горохов тут же не преминул напомнить новоселам, что они должны не только хорошо работать, но и воспитывать друг друга, особенно тех, кто приехал сюда в поисках длинного рубля и легкой жизни…
— Есть, есть и среди вас такие! — возвысил он голос, уловив протест в пробежавшем среди слушателей ропоте. — Вот и сейчас, я всех при деле вижу, а одного — с гитарой. Это что же получается? Один пашет, а другой пляшет?..
Как опытный оратор, он сделал паузу, ожидая услышать смех. Но смеха не последовало. Геннадий же с наигранной развязностью вскинул гитару и, тренькая на ней, как на балалайке, пошел к общежитию. В наступившей тишине отчетливо слышался его глухой, охрипший за ночь голос: «Один пашет, другой пляшет, третий песенки поет…»
Откуда ему было знать, что ребята тут же, не очень связно, но горячо и дружно вступились за него и что позднее в конторе участка Гладких при молчаливом одобрении Проценко не на шутку сцепился из-за него с директором?
Уставшие до предела, но возбужденные радостью одержанной победы, в общежитие ввалились ребята.
— Воронцов, — тронул Генку за плечо Сергей, — сходи в контору наряд подпиши.
Геннадий притворился, что спит. Сергей стянул с него одеяло.
— Не слышишь, что ли?
Геннадий нехотя повернулся.
— Какой еще наряд?
— Аккордный, за мост.
— За гитарные аккорды наряды не выписывают, — снова укутываясь одеялом, буркнул Воронцов. — Пусть те деньги директор получает. А для меня это мелковато, я за длинным рублем приехал.
— Вот чудак! Иди, тебе говорят! Директор тот благодарность тебе объявил, а ты ломаешься. Да скажите вы ему, ребята!
Сергея поддержали. Горохов и впрямь подписал заготовленный начальником участка приказ с благодарностью рабочим, принимавшим в эту ночь участие в строительстве моста, в том числе и Воронцову. Подписал не читая, — все равно пофамильно новоселов он еще не знал.
Но идти в контору Геннадий все же отказался. Не пошел он с ребятами и на следующий день получать деньги.
А еще через нескольку недель мост снова стал предметом внимания и тревоги всего участка.
Бурный Тарын бушевал каждую весну, но таким его не помнили даже самые давние старожилы. Река, вскипая и пенясь, металась в тесных берегах, неся на себе вырванные с корнем кусты, ободранные о камни стволы деревьев, целые кочки желтой прошлогодней травы. Мутный поток с нарастающей силой бил в правый крутой берег и, подмывая его, обрушивал в реку тяжелые, еще сцементированные мерзлотой глыбы земли. Сердито ворча, перекатывались по дну пудовые валуны.
Ивана Гладких поднял с постели ворвавшийся в его комнату Витька Прохоров.
— Мост! — только и мог выдохнуть он. — Тарын взбесился!
И тут же умчался обратно.
Иван быстро, как по тревоге, оделся и вышел на улицу. Еще издали разглядел собравшихся на мосту людей. Здесь были Проценко, участковый механик Павлов, Виктор Прохоров и еще несколько рабочих. Они о чем-то горячо спорили. Иван, и без того шедший очень быстро, прибавил шагу.
Под напором воды деревянный, в два пролета мост трясло мелкой лихорадочной дрожью. Глухо гудело дерево, угрожающе скрипели опоры. Кряхтит, как живой, подумал Иван. Сдюжит ли? Этот главный вопрос занимал и остальных.
— Выдержит! — горячо убеждал Проценко. — Даже если подъем воды не прекратится, все равно выдержит!
— Н-да-а, — протянул Павлов. — Если так будет продолжаться, то через часок-другой плавать нам, как пить дать. — Потом, помолчав, добавил уже более решительно: — Снести его надо самим к чертовой матери! А то она, проклятая, вон что делает.
Иван взглянул в кипящую под мостом воду и сразу же понял, какую опасность имел в виду механик. Засоренный мутный поток, несший вместе с кустами, деревьями и разным мусором песок и гальку, сам намывал себе здесь плотину. Вода прибывала на глазах, и было ясно, что очень скоро поднятая ею же созданной преградой она хлынет на левый, более низкий берег. Под угрозой затопления были полигоны, дизельная электростанция, шахта, компрессорные и насосные установки, жилые и производственные помещения участка.
Подбежал начальник электростанции.
— Надо решать что-то, товарищи!. Или взрывайте его вместе со всем этим мусором, или я участок отключаю.
Проценко вскипел:
— Взрывать?! Прыток ты больно, я тебе скажу. Он здесь по щучьему веленью вырос. Когда потом построишь такой?
Но здравый рассудок одержал верх, и, как-то сразу стихнув, Павел Федорович добавил, как бы оправдываясь:
— Жалко, понимаешь?! Ведь еще б двести лет стоял.
— Намоет плотину доверху — все равно снесет. Только тогда уже поздно будет.
— Снесет, снесет!.. Что я сам не вижу?! Только я б его удержал, если бы наводнение не грозило. Десяток вон тех камушков уложил бы на мост, они бы его и попридержали.
Проценко показал на гранитные глыбы, сползшие по осыпи к подножью ближней сопки. Потом устало махнул рукой.
— Вызывайте взрывников. — И отвернулся.
Гладких потянул его за рукав, отвел в сторону.
— Я думаю, мост можно сохранить, Павел Федорович.
— Ну! Как?! — снова воодушевился Проценко.
— Экскаватор поставить надо. Ему ремонт закончили вчера только, и обкатка все равно нужна.
Проценко отмахнулся разочарованно:
— С ума сошел! Берег вон обрушивается. Опрокинется машина вместе с машинистом — ахнуть не успеешь.
— Я же говорю, не на берег, а на мост его вывести. И камушков твоих не понадобится. Двух зайцев убьем.
Проценко начал, по-видимому, сдаваться: уж больно велико было желание сохранить мост.
— А кто? Копытко за запчастями уехал, а помощник у него из новоселов, ученик фактически.
— А я? Не бойся, Павел Федорович, справлюсь. А для гарантии пусть взрывники произведут зарядку на всякий случай. Не буду поспевать — взорвать всегда успеют.
Проценко высказал последнее сомнение:
— Пока разогреешь машину, поплывем уже.
Гладких протянул руку в направлении машинного парка.
— Смотри.
Над двором тек относимый ветром дымок, комочками рваной ваты взлетали белоснежные клубы пара.
— Ребята котел проверяют, — пояснил Иван.
Проценко опустил кулак на перила.
— Ну, добре! Была не была, выводи!
…Когда неумолимый сон, казалось, окончательно одолевал его, Гладких, стиснув зубы, упрямо тряс головой и открывал воспаленные глаза. Кипела под мостом вода, нырял в седые буруны и взлетал кверху ковш, Иван уже не чувствовал лихорадочной дрожи моста под машиной, не слышал гневного рокота потока. Исчезло и легкое головокружение, которое он испытывал первые часы, глядя в бурлившую под ним стремнину. Его напряженное, гудевшее от усталости тело втянулось в темп работы, и руки, перемещавшие рычаги, уже механически подчинялись этому ритму.
Когда он выводил экскаватор на мост, солнце еще не показывалось из-за сопок. Теперь оно накалило крышу кабины, и Гладких едва успевал стряхивать со лба заливающий глаза пот. Ныряла в мутный поток огромная стальная чаша и через мгновение, зачерпнув очередную порцию песка и камня, взлетала вверх, чтобы выплюнуть содержимое на берег.
Вправо-влево, вправо-влево. Как маятник гигантских часов, скользила по голубому небу стрела экскаватора.
Иван не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он вывел машину на мост. Но стоявшие на берегу это хорошо знали. Уже многие часы машина работала, как хорошо отрегулированный хронометр. Но не это вызывало удивление. Машина могла выдержать нагрузку и значительно большую. Удивляла не безотказная работа механизмов, а казалось, неисчерпаемая энергия того, кто этими механизмами управлял. Вода не давала ему передышки, и кругом понимали, что если Гладких даже ненадолго прервет работу, то все придется начинать сначала. Создалось как бы равновесие сил. Пока Иван успевал вернуть ковш к плотине, поток почти полностью закрывал пробитую в ней брешь. Но — почти. Гладких это видел и не позволял себе ни минуты передышки.
Вода теперь прибывала медленнее. Приостановился ее естественный подъем в реке, да и Ивану, хоть и медленно, но удавалось разрушать преграду.
