Майя Белобров-Попов - Русские дети (сборник)
К официальному разговору готовятся, понял Данька. Он знал, что такой разговор называется собеседованием или интервью, как по телику. Расскажу потом, что, как звезда, интервью давал, подумал Данька, беззвучно хихикая, но веселье тут же растворилось в совсем большом и остром чувстве приближающегося счастья. Скоро у него будет Громовик. Кареглазый. Вот прямо сейчас.
Прямо сейчас не получилось – в дальнюю дверь никто не входил и в кресло не усаживался.
И Данька с мамой, в отличие от соседей, стульев не занимали. Хотелось сказать, что не больно и хотелось, весь день ведь почти сидели. Но сесть хотелось, очень. И от усталости, и от нервов, и от невыносимой уже близости счастья. Колени ощущались как ноющая пустота, и лимонад с печеньем превратились в прохладный туман.
Наконец Данька украдкой опёрся о спинку стула, и мама сразу заметила – как, в общем, и планировалось. Она прислонила чемодан к стенке, сняла с Данькиных плеч и поставила на пол рюкзак и велела садиться. Сама не села, а встала рядом, поглаживая Даньку по голове и плечу. Данька такого не любил и обычно досадливо уклонялся, но сейчас решил перетерпеть.
В соседних кабинках появились дядьки, почти одинаковые, в костюмах, темноволосые и худые. Данька заметался глазами, сравнивая. Нет, всё-таки не близнецы. В дальних кабинетиках, вид на которые Даньке заслоняли соседи, тоже вроде бы началось шевеление, но вглядеться не удалось. Дверь за креслом беззвучно ушла в сторону и вернулась – и перед ними уже стояла тётка почему-то, а не дядька. Круглая и хмурая.
Даньке это показалось плохим знаком. Он не ошибся.
– Без приглашения, вообще-то, не входят, – буркнула, усаживаясь, тётка в ответ на мамино «здравствуйте». Данька тоже поздоровался, но сам себя почти не расслышал.
– Нас, вообще-то, пригласили, – запнувшись, сказала мама.
– Кто? – спросила тётка, вообще не глядя на них. Она копошилась в ящиках стола, чем-то там шелестя и погромыхивая.
Мама показала за спину, где остался охранник. Тётка, как ни странно, увидела – или догадалась.
– А, этот. Вы бы ещё дворника послушали.
– Знаете что, – сказала мама, багровея, – вы у себя сперва разберитесь…
Данька вцепился в стул и уставился в обтянутые брюками коленки. Стрелки даже на натянутых штанинах топорщились, как утром, – мама нагладила их, похоже, навсегда.
– Ладно, ладно, достаточно, – сказала тётка. – Устроили тут. Давайте.
Она похлопала по столу. Мама вытащила пачку листков из прозрачной папки и положила перед тёткой. Тётка, опять не глядя, отпихнула стопку так, что листки рассыпались и чу дом не спорхнули на пол.
– Что вы мне суёте? Направление давайте.
– Оно сверху лежит, – сказала мама, не двигаясь.
Тетка подождала, помотала головой, кряхтя, дотянулась через стол до рассыпавшихся листков и подтянула их к себе, сводя толстыми наманикюренными пальцами в перстнях в аккуратную стопку. Ловко так. И принялась молча листать и шелестеть.
Мама постояла некоторое время, прожигая тётку прищуренным взглядом, широко шагнула и села на стул – на самый краешек.
Тётка перебирала бумаги и бормотала: «Так, копия паспорта… Свидетельства… О-мэ-эс, обе… Справка из школы…» Подняла голову и спросила, кажется, с ленивым торжеством:
– А опекунское?
– И опекунское, и завещание там, – твёрдо ответила мама.
– Что-то не нахожу, – пробормотала тётка, шелестя листками. – А, вот.
И зашелестела дальше, бурча: «Опекунское, копия, завещание, отказ от претензий…» Данька посмотрел на маму с гордостью – какая она всё-таки победная, как здорово держится и одолевает всех нахальных дураков. Мама тоже посмотрела на Даньку. Как-то отчаянно. Глаза у неё блестели, губы были белыми, костяшки пальцев тоже – она, как Данька, стиснула край стула. Данька понял, что мама сейчас передумает. Встанет, извинится перед нахальной тёткой, подхватит Даньку с вещами и убежит. Может, вещи даже бросит. И Данька останется без Громовика. И получится, что он всех обманул. И как докажешь, что это его обманули. Опять.
– Ну мам, – сказал он почти беззвучно. – Ты обещала.
Глаза у мамы дёрнулись от двери к двери. Она разомкнула будто склеенные губы, подбирая, наверное, слова. И тут тётка оторвалась от бумаг и спросила непонимающе:
– Громовик?
– Кареглазый, – поспешно уточнил Данька.
– Это… игрушка?
– Это не игрушка, – оскорблённо начал Данька, но мама поспешно перебила:
– Да-да.
Тётка смешно булькнула и спросила, не отрывая глаз от мамы:
– То есть вы из-за игрушки… Вы понимаете, на что идёте из-за игрушки? Он вас, думаете, любить больше будет, ценить? Вы вообще…
– Да, да, да! – сказала мама, и каждое «да» было громче и звонче предыдущего.
Тётка вздрогнула, привстала и всем большим туловищем, как башня танка, повернулась к Даньке:
– Мальчик, а ты знаешь…
Даньке в нос ударила неприятная смесь запахов – сладких духов, пота и ещё чего-то знакомого и очень здесь ненужного.
– Прекратите, – скомандовала мама. – Немедленно. Вам неприятности нужны?
Она опять была красивой, решительной и победной.
Тётка развернулась к ней, опершись на руки, которые с трудом удерживали такую массу, ещё и покрасневшую да с вылезшим подбородком. Заорёт – тоже заору, нельзя так на маму, подумал Данька. Но тётка сказала почти шёпотом:
– Женщина, ну вы ведь… Вы ведь знаете, на что идёте. Из-за игрушки?
– Какая разница, – горько сказала мама, тоже почти шёпотом.
Тётка некоторое время хлопала густо накрашенными ресницами, медленно развернулась вправо, потом влево. Данька машинально проследил за её взглядом. За окнами не было ничего интересного – пожилой дядька часто кивал, гладя сына по кудрявой башке, а толстая тётенька, некрасиво морщась, сморкалась в платочек, пока дочь и дядька брезгливо смотрели мимо.
Тут Данька вздрогнул, потому что обнаружил, что служащая смотрит уже на него, неудобно перекосившись в кресле. Данька опустил глаза, но потом разозлился. Он что-то плохое сделал, что ли?
Данька вскинул взгляд, но победить тётку в гляделки не удалось. Она со скрежетом, как холодильник по железному люку, отодвинула кресло, которое, вообще-то, умело беззвучно ездить на колесиках, и вышла, катнув последнюю волну запахов. Лапша из коробки это была, вот что за неопознанный запах. Лапшу Данька любил, но сейчас она была вообще никуда и ни за чем.
Данька растерянно посмотрел на маму. Она поморгала, нерешительно улыбнулась и привстала, явно собираясь окликнуть дядек за стеклом, не обращавших на маму с Данькой внимания, или даже пройти за дверь и привести кого надо. Но дверь опять убралась и вернулась, поставив в комнату дядьку. Примерно такого же, как в соседних кабинетах, при костюме, только постарше, поэтому не такого темноволосого.
Он сел в кресло, быстро пробежал крепкими пальцами по разложенным тёткой бумагам, поднял голову, улыбнулся и сказал:
– Добрый день. Прошу прощения, у нас тут небольшие неполадки, но задержек больше не будет, обещаю. Я смотрю, вы хорошо подготовились, да, Даниил?
Он подмигнул Даньке, который малость опешил, но быстро сообразил, что его имя написано сто раз подряд в бумагах, лежащих перед дядькой. Данька кивнул, мама решительно начала:
– Вы бы указали своим сотрудникам…
– Тщ-тщ-тщ, – сказал дядька, улыбаясь всё так же, да не так. – Мы укажем, вам указывать не советуем. Объяснить, почему? Напомнить, куда вы приехали и с каким намерением?
– Нет.
Мама ответила негромко, но очень чётко и снова стиснула краешек стула.
– Разумно, – пропел дядька и углубился в бумаги. – Так, счета оплачены, анализы, ответственность за запрещённые вещи… Всё есть, подписи… Всё подписано, домашний адрес, код подъезда…
Мама торопливо сказала:
– Вы только запишите, там два двенадцатых дома, наш – который у самой остановки.
Дядька убрал улыбку, опустил руки с листами на стол и осведомился:
– А вы это не написали, что ли?
– Написала, – растерянно сказала мама. – Но…
– Ну и всё, чего талдычить-то. Я ничего записывать не должен, ваша забота, ваша ответственность. Хотите проверить ещё раз – пожалуйста.
Он ловко, так, что ни листочка не выбилось, метнул пачку бумаг к маме.
Мама ещё сильнее стиснула пальцы и сказала, чуть улыбнувшись:
– Нет, спасибо, не стоит.
Дядька улыбнулся, снова став симпатичным, ловко забрал документы, расписался на нескольких листах, мазнул ими по столешнице, рассовал по папкам, которые убрал в стол, из стола же вытащил две бумаги и вручил маме.
– Вот, это накладная, двадцать девятый склад. Громовик, правильно?
– Кареглазый, – торопливо добавил Данька.
Дядька добродушно согласился:
– Кареглазый, Данил, кареглазый, тут помечено. Это на четыре месяца дольше обойдётся, вы в курсе, конечно? Да-да-да, прекрасно. Это направление для вас. Как заказ получите, мальчика… ну, вы знаете, по инструкции, а сами с этим вот в эйч-ар. Ну, там подскажут, уж не промахнётесь, уверяю.
![Юлиана Еременко - Один шаг, навстречу жизни [СИ]](/uploads/posts/books/4888/4888.jpg)
