Екатерина Смирнова - Богиня песков
Разговор перешел на другие темы.
Я узнал, что блефовать нашему министерству не потребуется. Их протест был принят как довольно серьезное заявление. Опять же, те механизмы для ружей, которых они не получат, если вздернут или прирежут меня, в Аре уже не производятся – некому восполнять. Так что я, возможно, буду жить.
Но возможность несчастного случая или подавления моей воли, или применения чего-либо страшного не исключается. Есть шанс, что умереть не удастся.
Я бы узнал несколько других тайн, но тут советник начал принюхиваться, как собака, и оглядываться. Я немедленно проснулся и убрал все следы сна из своей бедной головы, так что, когда ко мне пришли, я был полностью одет и готов для чего угодно.
(продолжение)
Мне неожиданно разрешили передвигаться по кварталу башен, не выходя за его пределы, в сопровождении двух человек охраны. Я по-прежнему занимаю башню, всю и целиком. В чем дело, не понимаю – прошлый раз было так же. Но, боюсь, скоро меня придется заменить на более изворотливого представителя, о чем мне и сообщили сегодня из министерства официальным письмом. Вокруг меня закрутилось столько…
Институт и научное ведомство, наоборот, в восторге. Меня уже ждут для ряда экспериментов.
Моя шкура по-прежнему в опасности. Берегу ее как могу. Если придется умереть, прости. Не знаю, умеют ли они оживлять, боюсь этого.
Надо думать о новых магах, которых я надеюсь проводить к источникам мудрости. Ловушку для снов в средоточии мудрости поставить невозможно. Сам господин советник снов, кажется, не видит. Может быть, это единственное, что мне удастся, пока меня не отправят отсюда. Карьера погибла, но остается новое дело.
Когда я прибуду домой – к сожалению, не знаю, когда это будет – встретимся наяву, и я расскажу тебе все, чего не рассказал в письмах. Институт получит то, чего он хочет. При этой мысли во мне просыпается энтузиазм, достойный бестолкового эн-тай. Возможно, ты тоже станешь магом: но этого я точно сказать не могу.
63
Его священное величество спал.
Спал он, как всегда, беспокойно. Постоянные кошмары, в которых ему являлась богиня, прекратились, но ее небесный супруг изнутри напоминал о себе.
Напоминал каждым движением измученного старостью тела, каждым мигом пережитого напряжения, когда под черепом, казалось, свивали гнездо несбывшиеся молнии, тяжестью в руках, на которых вздувались вены: глаза слезились и плакали сами по себе. Он прятался в нем, внутри, прятался с рождения, он хотел выйти наружу. Проклятие не выпускало его, то самое проклятие, от которого нечистая совесть становится еще гаже: та самая нечистая совесть, о которой некому рассказать несколько десятков поколений подряд.
Ему снился посланник, но что он делает, понять было тяжело. Его священное величество видел странные сны – смазанные, обтрепанные, как карты лозоходца.
Так ему и не удалось подглядеть, о чем говорят посланник и две ящерицы.
В это время посланник с трудом заставил себя опустить гудящую голову на подушку, свернулся клубком и отбыл в странствие.
– О чем они думают, эти люди? – спросил Таскат. – Чего они хотят?
Они сидели за столом в комнате с ободранными серыми стенами. Этот сон принадлежал магу. На столе лежали карты и еще несколько странных медных приспособлений – с бубенчиками, с перекладинками – и рамка, как у лозоходца.
Кийли прокашлялся.
– Я говорил с разными людьми. Знаешь, что они отвечали? В общих чертах это звучало так: «Если нас прижмут еще, мы восстанем, только веди нас… Но если все вернут, как было, или не сделают хуже, мы будем довольны и не будем восставать».
Чего же я хотел, думал Таскат – здесь вообще тяга к миру довольно сильна – иначе не было бы такого огромного, почти всепланетного государства.
Я хотел вменяемых людей. Я хотел действия. А они хотят тишины. Тишины и покоя.
Беда в том, что покоя им больше не дадут.
Неловкая пауза слишком затянулась. Нужно было рассказать хоть что-нибудь, чтобы снять напряжение. Это напомнило посланнику недавнюю партию в шахматы.
«Советник был слишком силен… – размышлял Таскат. – Я бы не смог сопротивляться ему, если бы мне не помогало хоть что-то. Ну, не бог же, в конце концов…»
Он вынул из кармана синий диск и повертел в пальцах. Может быть, не зря Тайген так хотел им завладеть? Да, кстати, о дисках…
Кили шарахнулся в сторону.
– Предатель! – захрипел кто-то. – А как же переговоры?
– Не беспокойтесь, мы же спим! – Таскат улыбнулся во весь рот, кладя диск на стол. – Мне кажется, вы преувеличиваете действие этих нашлепок. Кийли, я прошу вас подойти сюда. У меня есть идея.
– Какая? – недоверчиво спросил Кийли, не подходя.
Таскат выглядел таким довольным, как будто его только что как следует отмыли в песке.
– Вы знаете, как работает тот-камень? Тогда припомните поговорку. Он, конечно, бывает большой и маленький, может притягивать железо и вытягивать из крови магию… Так вот, уважаемые работники Сахала опять забыли, с чем они имеют дело.
Маги навострили уши. Таскат сунул изменивший цвет талисман в протянутую руку Кийли.
– Тот-камень работает в обе стороны не только с железом. Вы забыли? Давайте поменяем знак. У него два магических полюса.
…
В лагере Сэиланн состоялся военный совет
– Они готовятся к большой войне. Еще два месяца, и нас занесет песком… – говорил Тайлем. – У них огромное войско, и солдаты полубезумны. Их будет слишком много, и не все они могут быть убиты тобой, богиня. Ученицы не смогут подавить всех – одним лекарством не вылечишь тысячу болезней. Чтобы начать и закончить войну, нужна огромная армия. У нас нет такой армии.
И тогда Сэиланн собрала малый совет, всех своих самых верных, и объявила, что уходит. А потом – что именно нужно делать в ее отсутствие и что именно будет делать она, Сэиланн.
Великий плач и стон стоял бы в цитадели, если бы все могли это знать. Остальные просто считали, что богиня удалится на некоторое время, оставив верных под защитой войска. Такое уже бывало.
На вопрос о том, куда она уходит, Сэиланн отвечала:
– Я направляюсь в столицу, пока не поздно. Там тоже живут свободные люди. Я расскажу им правду о том, как ловить молнии. А сначала я явлюсь к императору. Тогда все будут делать, как мы, и жить, как мы – и они узнают меня, узнают меня!
– Невозможно убить богиню – качали головами старики.
– Император испугается ее! – говорили молодые.
– Ее убьют – тихо плакали те, кто когда-то встречался с людьми из столицы.
А путь до столицы занимает полтора месяца, и трудно узнать богиню в оборванной женщине, которая тащит за собой волокушу с детьми и погоняет одноногую птицу, и почему-то делает все молча.
Через месяц с небольшим Совету доложили, что богиня неожиданно исчезла, но ее последователи и ученики не проявляют беспокойства. Очевидно, это какой-то хитрый ход.
Из секретной комнаты император не выходил по два дня, и даже посланник два месяца как перестал его смешить и радовать. Играть с ним, отпускать его на волю и прибирать к рукам обратно было уже не смешно. Что с ним, советники не говорили: должно быть, сила, которую Его величество чуял в нем, нашла выход. Нет, он не мертв. Но он пойман.
И однажды сны его открылись, и в них с востока вошел Тайлимет.
Тайлимет, как и положено ему, был очень похож на него самого – но гораздо моложе, в серой одежде простолюдина-айдиса с обтрепанными полами, и в руке у него был бело-золотой шар.
– Это наш мир – сказал Тайлимет и принялся сдувать с шара пыль. Рядом висел гобелен, и он обтер шар серебристым краем гобелена. И достал черный шар.
– А это что? – спросил император.
– А это – наша война – сказал бог и подбросил шар в воздухе.
Шар повис в воздухе и начал вращаться, раскачиваясь, и от него расплескивалась тяжелая чернота с вонзившимися в нее звездами. Император в ужасе закричал.
Но тут почему-то появилась богиня, и обняла мир, укачивая его, а войну разбросала на много маленьких лоскутков, так что они стали серыми и погасли. Миру нужны были пеленки, и он пачкал их, и поэтому была война. Война казалась императору останками большого ящера, а стала пеленками для младенца: в них рождалось небо, чистое и новое.
Тайлимет с одобрением глядел на жену и ворчал что-то безопасное.
Уже просыпаясь, император понял, что Тайлимет похож еще на кого-то, но на кого – неясно. Только и знаешь, что на кого-то знакомого.
Ради того, чтобы развеяться, он приказал подать к завтраку отвар звездных ягод, вышел в залу, посмотрел в окна, подумал – и написал приказ об освобождении из-под домашнего ареста посланника Таската. Он хотел опять побеседовать с ним, посмотреть, как тот себя поведет, испуганный, но непобежденный. Может быть, и удастся что-то выжать из него.
