Наринэ Абгарян - Две повести о Манюне
Уж не знаю, чем бы закончилось это беспощадное противостояние, но случилась великая радость – истерзанная бессонницей Маня раскинула мозгами и придумала отличный способ борьбы с комарами. Для этого нужно было вытащить из пододеяльника одеяло, нырнуть в конверт, растопырить по углам руки-ноги наподобие морской звезды и, обхватив себя крест-накрест руками, лечь в постель. Ткань хоть и пахла невкусно сыростью и хозяйственным мылом, но надежно защищала от озверелых насекомых.
Первый эксперимент ставили на мне. Я, скрупулезно следуя инструкции, затянулась в пододеяльник и рухнула с высоты своего роста в кровать. Но чуточку промахнулась и звезданулась лбом о железное изголовье. Рев, который я подняла, ничем не уступал в децибелах Славикову горну. Испуганная товарищ Маргарита метнулась на кухню, выпросила у тети Лины здоровенный замороженный говяжий мосол и, завернув его в ночнушку, приложила к моему лбу.
– Ыыыыыы, – рыдала я.
– Захрмар! – ругалась наша вожатая. – Разве можно с высоты такого роста падать не глядя? А если бы ты сотрясение мозга получила? Или нос себе сломала?
– Нос ей уже ломали, – доложилась Каринка. – Тоже выла будь здоров.
– Кто сломал? – ужаснулась товарищ Маргарита.
– Кто сломал, тот до сих пор расплачивается за это, – мстительно буркнула сестра.
Несмотря на несколько смазанный старт, метод полностью оправдал себя – редко кому из комаров удавалось добраться до нас сквозь ткань пододеяльника. Мы разнесли по «Колагиру» радостную весть, и Манечка мигом стала самой популярной девочкой нашего отряда. Она ходила по лагерю гоголем и важно инструктировала каждого встречного-поперечного, как правильно заворачиваться в пододеяльник.
– Главное – не оставлять ни одного шанса комарам, – назидательно приговаривала она, – залез внутрь, растянул хорошенечко пододеяльник, потом крепко-накрепко обнял себя руками и рухнул в кровать. Прямо на живот. Или на бок. Все! Вход для комаров закрыт.
Спать, завернувшись в пододеяльник, было душно и неудобно – иной раз так навертишься в кровати, что спросонок сразу и не сообразишь, как размотать заботливо свитый за ночь кокон.
– Тутутуту-тутуту-тутутуту-тутуту! – в семь ноль-ноль оглоушивал сонный лагерь духовой маньяк Славик.
В комнатах тут же начиналось броуновское движение. С кроватей сползали мумии пионеров и октябрят и, жалобно стеная и подпрыгивая на месте, пытались нашарить выход из пододеяльников.
– Де-ти, просыпаемся, – вбегала в комнату товарищ Маргарита, на ходу сдирая с головы металлические бигуди – наша вожатая была безвозмездно влюблена в товарища Торгома и дни напролет ходила при полном параде – прическа под Мирей Матье, макияж и сумочка через плечо. По утрам, когда мы прибирались в комнате, она раскладывала на подоконнике косметику и наводила марафет. И мы, затаив дыхание, наблюдали, как она пудрится, немилосердно водя по лицу жесткой губкой, как накладывает указательным пальцем голубые тени, тычет карандашом в кончик языка и обводит глаза стрелочкой (при этом на языке обязательно оставался след от карандаша). Затем, поплевав в коробочку с тушью и повозюкав там щеточкой, товарищ Маргарита щедро подкрашивала ресницы и, растопырив глаза, осторожно разъединяла слипшиеся реснички иголкой.
– Только вы так не делайте! – назидательно чревовещала она (ходить лицом в столь ответственный момент было опасно). А то можете иголкой угодить себе в глаз.
Далее, под наше дружное стенание, товарищ Маргарита подкрашивала губы зеленой химической помадой. Помада мигом схватывалась малиновым цветом и держалась намертво до вечера.
За эту зеленую помаду мы готовы были душу дьяволу продать.
– Ааа, – протяжно вздыхали мы каждый раз, когда товарищ Маргарита выдвигала из тюбика нежно-салатовый конус помады, – аааа!!!
– Вам пока рано краситься, – грозно нахмуривалась наша вожатая.
– Да мы знаем. Но вы тааакааааая красивая, товарищ Маргарита, прямо тааааакаааая красивая! И эта помада тоже такаааая красииивая!!!!
Хорошо, что товарищ Маргарита ходила круглые сутки с сумочкой через плечо. Хорошо, что она хранила всю свою косметику в этой сумочке. Иначе добром бы дело не кончилось, я вам отвечаю.
А еще наша вожатая хранила в сумочке портрет очень красивой девушки и периодически демонстрировала его нам.
– Вот на кого хотела бы я быть похожей, – вздыхала она.
Девушка на портрете была невероятно хороша – светлые волосы, высокие тонкие брови, круглые бусы на длинной шее. Мы сначала подумали, что это родственница товарищ Маргариты, но она рассмеялась и объяснила, что это известная певица из шведской группы «АББА».
– Оооооо, – затрепетали мы, а Сюзанна сказала, что в Лосанжлесе живет такая же красивая певица, только она не помнит, как ее зовут.
– И вообще в Лосанжлесе очень много красивых певиц, – надулась от гордости она.
А Маня обиделась и сказала, что в Советском Союзе тоже много красивых певиц.
– Ты Софию Ротару видела? – засопела она и для пущей убедительности, пригладив ладошкой боевой чубчик, тоненько завела «Лебединую верность».
Мы почтительно дослушали до конца песню, хором пустили в финале слезу и согласились, что лосанжлесские певицы Софии Ротару в подметки не годятся.
Сразу после побудки нас выгоняли на плац. Утреннюю зарядку проводил Гарегин Сергеевич собственной персоной. Девочки, старательно выпрямив под его орлиным взором хребты, выполняли наклоны, разрабатывали плечевые суставы и пытались сесть на шпагат. Мальчикам было не до плечевых суставов – Гарегин Сергеевич их немилосердно муштровал, заставляя отжиматься по десять раз через каждые пять минут и бегать по кругу до полного изнеможения.
– Правой-левой, правой-левой, вдох-выдох, – покрикивал он, – бегаем ритмично, парим в воздухе, а не плетемся тюфяками. Асланянц, прекращаем синеть и хватать ртом воздух, здесь вам не там! Здесь серьезное учреждение!
Асланянц – вожатый пятого отряда товарищ Карен. Несчастные вожатые надрывались наравне со всеми, ибо стремление Гарегина Сергеевича сделать из любого человека боеспособную единицу не знало границ. Будь на то его воля, он привлек бы к муштре и тетю Лину с дедом Сако. Но тетя Лина в это время хлопотала на кухне, готовя очередную замазку под условным названием «каша», а дед Сако отсыпался в сторожке после неустанного ночного патрулирования.
Сразу после утренней зарядки всех загоняли к рукомойникам – умываться и чистить зубы. Далее дети выстраивались на плацу и под торжественные Славиковы завывания поднимали флаг лагеря. Потом маршировали в столовую – медитировать над тарелками с жидким гречневым проделом или ненавистной манной кашей. После завтрака дружно убирались в комнатах, а несколько дежурных ребят проводили ритуальное кормление обитателей живого уголка. О чем вы подумали, когда услышали о живом уголке? О хомяках небось или о попугайчиках? На худой конец, о какой-нибудь небольшой черепахе? Если бы!
Живым уголком служила небольшая, метр на метр, бетонная лохань. Уж не знаю, с какой целью возвели под открытым небом это странное сооружение, может быть, для сбора дождевой воды в период тотальной засухи, но сейчас лохань служила аквариумом. Дед Сако удил в речке какую-нибудь мелкую рыбешку и торжественно запускал ее в лохань, а дежурные по живому уголку, вооружившись лопаточками и ведерком, добывали рыбе корм. Под кормом подразумевались дождевые черви.
Но! Каждый уважающий себя ребенок считал своим долгом вынести из столовой щепоть гречки или горсть манки и воровато запустить ее в аквариум. А также закидать рыбу хлебной крошкой. Я уж молчу о сонмах невинно убиенных жучков-паучков, коими аквариум сдабривался в несметных количествах. Поэтому к вечеру несчастные рыбки всплывали на поверхность кверху брюхом, а дежурным ничего не оставалось, как тети-Лининым большим дуршлагом выловить почившую в бозе мелочь и скорбно выпустить ее обратно в речку – на прокорм другим рыбам.
А дед Сако, скрипя и негодуя, по новой шел на речку – за следующей порцией ни в чем не повинной рыбы. Впрочем, и этой рыбе не суждено было продержаться долго – к следующему вечеру ситуация повторялась с точностью до мелочей. Ибо гуманность детей не знает границ – любого до смерти залюбят.
После ритуальной уборки наступала счастливая пора «водных процедур». Дети полтора часа резвились в воде, загорали на берегу и ловили огромных, величиной с ладонь, бирюзовых стрекоз, которые в большом количестве роились окрест. Девочки, соорудив себе зубодробительный макияж из цветочных лепестков, ходили парами по берегу, кокетливо прикрывшись от солнца большими листьями лопуха. Если лист попадался на крепком стебле, то его можно было держать над головой зонтиком. Если стебель оказывался слабеньким, то «зонтик» элегантно обтекал голову и плечи очередной кокетки в тряпичном купальнике на простеньких пуговках.
