Николай Удальцов - Поэтесса
«Избави, Боже, дурака от успеха», – подумал я в ответ телефону.
Но сказал другие слова. Слова, которые показались мне более важными, чем мысль о том, что важнее для Родины: чтобы ее любили или – чтобы на родине занимались делом?
– Мне всегда казалось, что любовь к Родине и общественные акции несовместимы, потому что акция – это явление внешнее, я любовь к Родине – внутреннее.
– В общем, послали ее?
– Да не очень.
– Ну ладно, – рассмеялась трубка. – В конце концов, возможно – она просто дура.
– Не знаю, – вздохнул я. – Возможно, есть люди, которым до «дуры» еще расти и расти.– Ладно, если еще кто-нибудь, кому делать нечего, явится, мы его к вам пошлем.
– Ну что же – если захотим навредить России, займемся тем, что станем учить людей ее любить…
– …Тут вот какое дело. Год у нас выборный, – голос из офиса стал серьезным.
– Слышали… – ответил я.
– Да… – вздохнула трубка. – Из-за выборов трудным будет год.
– Ничего, – вздохнул я. – Если в стране можно отключать горячую воду на месяц, то организовывать выборы совсем уж не сложно.– Думаем, вы поможете нашим людям.
– Разумеется. Тем, кто с вами, мы поможем.
Но чтобы наша помощь была эффективной, мы должны понимать – кто будет против нас?
– Против вас? – трубка ненадолго задумалась:
– …Если вам повезет – никого.
Если не повезет – мировая история…– …А пока – попрактикуйтесь, – мне показалось, что голос из офиса нашего генерального директора поморщился и продолжил как-то грустновато:
– Надо одному человеку помочь. Он не наш, но мы в одной упряжке.
– Поможем. Если сумеем.
– Умные вы – работяги современной культуры.
– Для того чтобы заниматься современной культурой, как минимум нужно быть не глупее своего времени.– Он приедет к вам завтра. Имейте в виду, возможно, он скоро станет очень большим чиновником. Так что вы с ним… Сами знаете, как, – трубка телефона вздохнула, давая понять, что главное сказано. А потом, после нескольких ничего не значащих фраз, повесилась на противоположенном конце.
В ответ на это я вздохнул молча, потому что не люблю встреч с большими чиновниками – людьми, изображающими людей при каком-то особенном, государственном разуме.
Обычно выходит это у них как-то уж больно нарочито.
Да и вряд ли наши чиновники обладают каким-то великим государственным мышлением, если даже от меня они не могут скрыть, что никаким государственным мышлением они не обладают……Совсем недавно мне пришлось разговаривать с одним пристолично-областным заместителем министра, и он, вместо того чтобы поговорить о погоде или футболе, завел разговор о том, что нужно сделать для того, чтобы люди были счастливы.
А если учесть место, где происходил разговор, то нельзя было не признать, что рассуждать о счастье других людей удобнее всего сидя на балконе собственного особняка. Да еще и под заявление:
– Я знаю Россию! И знаю, что нужно для того, чтобы россияне были счастливы!И, наверное, не его вина была в том, что так уж у нас все время выходит – если у человека «Мерседес», то России без «мерседесов» он не знает.
Впрочем, как и я, честно говоря, не знаю России в «Мерседесах».
Видимо, потому я, как обычный проживатель Московской области, довольно долго слушал заместителя министра, пытаясь вникнуть в сложность вопросов, поднимаемых им.
А потом сказал просто:
– Люди счастливы, когда им не мешают быть счастливыми.
Спросите об этом у любого психотерапевта, и он скажет вам то же самое.
Только за деньги.– Вы совсем не верите в добродетели власти, Петр? – областной замминистра был упорен настолько, что имел все шансы стать министром.
А его самоупоение наводило на мысль о том, что эти шансы весьма велики.
– Добродетели – во множественном числе? – переспросил я. – Мне всегда казалось, что у власти должна быть одна-единственная добродетель.
– Какая же, если не секрет? – съерничал будущий возможный министр. А мне стало грустно от того, что представитель власти даже о единственной властной добродетели не имеет понятия.
Я вздохнул:
– Справедливость.– А я хочу вам сказать, что у власти в нашей стране стоят достойные люди.
Это я вам как политик говорю.
В ответ на эти слова замминистра я промолчал, потому что уверен в том, что для того, чтобы рассуждать о достоинствах власти, в ней нужно как минимум не состоять.– И уверяю вас, люди, стоящие у власти, прежде всего очень любят Родину, – неуемничал замминистра передо мной, как перед телекамерой.
И все бы ничего, но мы оба понимали, что он лжет, играя в демократничество.
А ложь – это далеко не самая удачная попытка поуправлять правдой.В ответ я опять промолчал, подумав: вот как чиновник, так непременно про любовь к Отечеству.
И смех не разбирает.
Поневоле задумаешься: а нельзя ли назначение на чиновничью должность сопровождать усекновением языка?Впрочем, этот политик, как и все наши политики, был смешон только до тех пор, пока не сталкиваешься с ним близко.
Если сталкиваешься – становится не до смеха, потому что наш современный чиновник – это человек, чью совесть хочется постирать.
– Вы разделяете мою точку зрения? – обвопросил меня замминистра, видимо, ощущая, что я хоть и собеседник, но какой-то неполный. Вроде рабочего дня перед праздником.
– Нет, – честно признался я. Но тут же навел на свое утверждение макияж:
– Но в этом нет ничего страшного.
Я и свою точку зрения не всегда разделяю…
– …Так, – сказал я Ларисе, присевшей на край стола с чашкой уже остывшего чая в руках, – завтра у нас еще один большой гость.
Просили приготовиться.
– И как мы будем готовиться? – Лариса смотрела на меня.
– Не знаю. Ты – президент…
– Давай думать – одна голова хорошо, а две лучше.
– Ага, – переведя дух, согласился я, – особенно если одна из них отсутствует.
– Ладно, – вздохнула Лариса, – Бог поможет.
– Оставь Бога в покое, милая, и Он сам найдет, чем ему заняться.
– Ты так думаешь?
– Да, Лариса.
Ведь у Бога – мы не единственный шанс сделать что-то хорошее.Не то чтобы я собирался корректировать Бога. Просто что Бог, что человек, по-моему, определяется не тем, что он сделал, а тем, что он сделал хорошего.
– Так что мы будем делать?
– Не знаю, – честно ответил я; потом взглянул на Ларисину чашку с чаем, поставленную на край стола:
– Впрочем, если придет большой чиновник…
Думаю, на всякий случай серебряные ложки лучше попрятать…10
До прихода вечернего классика времени оставалось много, и мы с Ларисой могли заниматься чем угодно.
И что угодно – оказалось телефонными звонками.
На свою голову трубку взял я, и первого звонившего выслушивать пришлось мне:
– Клуб «Белая лошадь»? – я не стал уточнять, что не «лошадь», а «конь». Иногда, умножая подробности, теряешь суть, и ответил:
– Да.
– Современного творчества?
– Да.
– Значит, я попал туда, куда надо, – сказала трубка, и я искренне признался в ответ:
– Такое и со мной тоже иногда случается.
– Надеюсь, вы понимаете, что сейчас необходимо искусство, способное декларировать национальную идею? – трубка говорила голосом человека, привыкшего даже самые простые вещи превращать в митинг.
И что-то в этом голосе вызывало у меня подозрение, хотя я и не мог сразу понять – в чем дело.
Наверное, это можно было назвать интуицией.Я доверял своей интуиции, и она не раз подводила меня.
Впрочем, интуиция подводила и всех остальных людей на свете.
Почти всегда.
Интуиция подводит людей уже тем, что она заставляет себе доверять.Митинговать мне не хотелось, и, чтобы как-то заполнить паузу, я сказал:
– Искусство должно быть… – я притормозил фразу лишь на мгновение, подыскивая подходящее слово, – качественным.
А что ему захочется декларировать – оно само скажет.Видимо, произнесенное мной оказалось слишком сложным для любителя митингов, потому что в трубке раздалось молчание, которое, впрочем, довольно быстро превратилось в размыслину.
Причем не от себя лично, а от всего человечества оптом:
– Н-да… Боюсь, человечеству будет сложно судить по вам – художникам, о том, что происходит в России.
– Вполне возможно.
Впрочем, это большой вопрос – что хуже: если обо мне будут судить по тому, что происходит в России, или о России будут судить по тому, что происходит во мне?– Вы идете не в ногу с нашим временем! – осудила меня трубка от имени эпохи. И мне ничего не оставалось сделать в ответ, как осудить эпоху от своего имени: – Да. Но моя походка мне иногда нравится больше.
– Да вы что, не хотите, чтобы наша самобытная страна стала великой державой?! – спросила трубка заунывным голосом.
И я не ответил на этот вопрос.
Просто потому, что понимал, что великую страну хотят строить те, кто не желает, чтобы страна была нормальной.
Вместо этого я вспомнил одно маленькое Ларисино стихотворение:Ни к каким берегам не прибытные,
