Георгий Богач - Бегство из психушки
– Заточка, говоришь? Это неплохо. Ты ее руками лапал?
– Нет. Я ее в бинтик завернул. У меня в кармане всегда чистый бинт есть на всякий случай. На заточке только пальцы Кошкарова отпечатаны.
– Это очень хорошо. Дай-ка сюда заточку.
– Вам-то она зачем?
– Пригодится, еще не знаю для чего, но пригодится.
– А вы заточку из гвоздя в руках держать умеете? – Изеринский заговорщицки улыбнулся. – Это надо уметь.
– Я воспитанник детдома и в руках такие штуковины держал, что тебе и не снилось.
Изеринский с недоверчивой улыбкой протянул Нежкову заточенный гвоздь.
Владимир Андреевич зажал завернутую в бинт заточку между безымянным и средним пальцами руки так, чтобы шляпка гвоздя уперлась в ладонь, сжал руку в кулак и ударил им в грудь Изиринскому. Заточенный гвоздь с легким хрустом вошел в хрящ между ребрами и попал в сердце Александра Петровича. Тот изумленно посмотрел на Нежкова.
– Вы это что? А? Зачем? – на его губах запузырилась кровавая пена.
– Ты бы все равно спекся. А так – легкая смерть. Нет человека, нет проблем. Считай, что это Кошкаров тебя убил. И так все неприятности из-за него.
Легким шагом Нежков пошел к больнице.
Из-за тучи вышла луна и осветила худощавого человека, который, держась за камыши и припадая на одну ногу, выходил из озера. Мокрая одежда прилипла к его телу, с нее стекала вода. Он остановился около тела Изеринского и внимательно его осмотрел.
– Ну и зверь же вы, Владимир Андреевич. А еще академик. Моим гвоздиком человека убили, чтобы меня же и подставить. Нехорошо.
Кошкаров взялся пальцами за шляпку гвоздя и попытался вытащить его из груди Изеринского, но сил у него не хватило – гвоздь плотно застрял в хряще. Тогда Кошкаров стал на колени, наклонился над фельдшером, зацепил шляпку гвоздя зубами и, напрягаясь, медленно вытащил его из груди мертвеца.
Затем Кошкаров уперся руками в бок Изеринского и, стоя на коленях, из последних сил покатил его к воде. Он вошел по пояс в воду и оттолкнул мертвое тело на глубину. Подводное течение медленно понесло его к середине озера.
Обессиленный Кошкаров вышел из озера, упал на мокрый песок и, тяжело дыша, стал смотреть в небо. Тучи заволокли луну, и землю покрыла мгла.
…Нежков вошел в седьмое отделение. Николай Павлович сидел за столом.
– Коля, в твоем доме выпивка есть?
– На любой вкус. Коньяк, виски, водка, вино.
– Пошли выпьем.
Глава 6. Учитель и ученик
Николай Павлович налил еще по рюмке коньяка. Друзья не чокаясь выпили.
– Коля, свой дружеский приезд к тебе я представлю официальным визитом в твою больницу, о чем немедленно сообщу в Москву. Для такого случая у меня заготовлено командировочное удостоверение, в котором указано, что я направлен в добываловскую психиатрическую больницу с целью детальной проверки ее работы, и начну я это делать сейчас же.
– Зачем?!
– Затем, чтобы к тебе не прислали кого-нибудь другого и он не начал бы копать слишком глубоко и не в том направлении. Двое твоих больных покончили с собой, утопившись в озере. Куда-то исчез фельдшер Изеринский. Такие совпадения не случайны. Что-то подсказывает мне, что эти события взаимосвязаны. Ты, Коля, в своем Добывалове оторвался от реальной жизни и забыл, что события надо просчитывать на два-три хода вперед. Ответь мне на такой психологический вопрос: если на тебя движется разъяренная толпа, что ты будешь делать?
– Куда-нибудь от нее спрячусь.
– Неверный ответ. Надо к ней присоединиться и вместе с ней искать тех, кого ищет она. Желательно при этом громче всех кричать, возмущаться и ругать тех, с кем она хочет расправиться. Второй вопрос: а что ты будешь делать дальше?
– Незаметно улизну из этой толпы.
– Опять неверный ответ. Надо внедриться в руководство этой толпой, потом ее возглавить, направить на собственных врагов и ею же их раздавить. Привести пример? Пожалуйста. Кто громче всех при советской власти позорил, топтал и клеймил «шарлатанов, знахарей, и неучей, позорящих советскую медицину и называющих себя костоправами»? Те, кто сегодня возглавляет кафедры мануальной терапии, «имеющей глубокие народные корни костоправства». И они же сегодня ругают своих врагов, которые якобы были против костоправства – «чистого и глубокого родника и истока мануальной терапии». Хотя все было наоборот! Прав тот, кто громче всех кричит, а тот, кто молчит, всегда неправ, потому что молчание – признак страха, а страх – признак неправоты. Чтобы тебя не раздавили, надо быть с теми, кто давит. Это аксиома. Ты даже не подозреваешь, как легко управлять толпой. Нужно только раньше всех бросить клич, лозунг или обвинение. И толпа пойдет за тобой, потому что все подумают, что именно тебе поручили ее повести. Я, академик Нежков, который разработал критерии, симптоматику и лечение вялотекущей шизофрении, первым назвал ее маской, прикрывающей борьбу с инакомыслием. А почему? Потому что сейчас инакомыслие и плюрализм стали модными. А от моды отставать нельзя, ибо модники, которые ратуют за плюрализм, тебя же и затопчут как ретрограда. Плюрализм – это тот свисток, в который уходит пар протеста. Он отбирает все силы у возмущенной толпы. На остальные действия у нее уже не остается ни сил, ни желания. И ее, уставшую от плюрализма, можно потом вести куда угодно.
– Об этом я как-то не думал.
– Вот поэтому ты сидишь здесь, в Добывалове, а я руковожу тобой из Москвы. Ты, Коля, нужен мне здесь, а я тебе – там. И нам друг без друга не обойтись. Я бы тоже с удовольствием работал в клинике среди леса, на свежем воздухе, обнимал молоденьких учениц и не дышал бы выхлопными газами в каменных мешках Москвы. Но – увы! – в Москве тоже надо кому-то быть. Сейчас мы с тобой должны раньше всех найти виновных в самоубийстве твоих больных. Если их не найдем мы, то их найдут другие, и скорее всего не тех, кого хотелось бы нам. Твоя ученица Софья Валко говорила о гештальт-терапии, применяемой для отдельно взятого человека, но есть и гештальт-терапия толпы. Это секретные психологические манипуляции. Для успокоения возбужденной толпы нужен злодей, которого она разоблачит, обвинит во всех смертных грехах и бедах, а после этого… успокоится, ибо гештальт будет завершен. Психология толпы – это усредненная психология людей, причем худшей их части. Толпой правят инстинкты, а не мысли. Ей не нужна логика, ей нужны лозунги и призывы. Ты знаешь, что сделали в одной японской фирме для повышения производительности труда? В небольшой закрытой комнате со стенами, обитыми резиной, установили резиновый манекен начальника сборочного цеха. После работы сотрудникам фирмы разрешили заходить в эту комнату и колотить манекен изо всех сил. Через две недели манекен пришлось заменить новым: он был так разбит, что не подлежал ремонту. Зато как повысилась производительность труда! Это и есть гештальт-терапия в действии, когда унылый пустой стул, на котором представляешь своего оппонента, заменен манекеном, которого можно бить. Начальник сборочного цеха был очень придирчив, ругал и штрафовал рабочих по любому поводу. И они ему это припомнили, но лупили-то не его, а его резиновое подобие. Некую боксерскую грушу, макевару, фантом, мешок. Понимаешь? Толпе нужен мешок, но – живой мешок, козел отпущения, виновник всех бед.
– Значит, вы знали о гештальт-терапии?
– Конечно, знал! Ты думаешь, что я знаю меньше, чем твоя смазливая ученица с большой грудью и вертлявой попой? Просто я притворился этаким старым советским болваном, который ничего, кроме научного коммунизма и истории КПСС, не знает. Мы, брат, тоже не лыком шиты. Кстати, на основе гештальт-терапии в моем институте разрабатывались секретные методики работы с различными группами людей – от уличной шпаны до научных сотрудников. Но вернемся к нашим баранам. Сейчас мы с тобой просто обязаны найти виновного в самоубийстве твоих больных.
– Не мою ли ученицу Софью Валко вы хотите сделать виновной?
– Молодая красивая девушка, только-только получившая диплом врача, не может вызвать у толпы чувства мести. Софья – человек будущего, а виновным в глазах толпы чаще всего бывает человек прошлого, и не просто прошлого, а мрачного советского прошлого. На эту роль больше всего подходит фельдшер, успокаивающий психов смирительными рубашками и уколами серы, бывший старшина и коммунист, служивший в Венгрии, Александр Петрович Изеринский.
– Между нами говоря, Владимир Андреевич, я думал, что фельдшер Изеринский – ваш человек. Это же вы привезли его в Добывалово три года тому назад из какой-то закрытой психушки и настоятельно мне рекомендовали, чтобы я взял его на работу фельдшером.
– Этого я не помню и тебе советую забыть. Изеринский – расходный материал. Им можно пожертвовать. Если бы его убили беглые больные, когда он встал на их пути, то я бы об этом не пожалел. Этот палач не стоит жалости.
– Да! Я совсем забыл позвонить в милицию и сообщить о самоубийстве больных вверенной мне психиатрической больницы. О таких происшествиях надо сообщать немедленно.
