Кристина Хуцишвили - DEVIANT
– Павел Петрович, а вы знаете, что по этому поводу говорил Бродский?
– Нет, расскажите нам, пожалуйста.
Она не сразу расслышала фамилию и потому не обернулась. Ты уверенно продолжил:
– Каждый раз, когда кто-то нажимает на курок, чтобы исправить ошибку истории, он лжет. История не делает ошибок, поскольку перед ней не стоит никакой цели. Чтобы делать ошибку, нужна цель. Курок нажимает как раз тот, кто преследует свои личные интересы, а к истории он обращается в двух случаях. Либо чтобы избежать ответственности, либо чтобы заглушить укоры совести.На эту мудреную фразу она, конечно, оглянулась. Свет софитов. Внимание красивой девушки. Начало положено. А потом, уже вместе, вы часто вспоминали этот случай. Как будто бы это было началом чего-то важного, всеобъемлющего. Как будто все остальное, что происходило с вами после, находилось уже в контексте ваших отношений.
Ощущение, что все-таки лучше нее тебе не найти, появилось, только когда после бизнес-школы ты вернулся в Москву – обаятельный, успешный, ищущий. Попытки были, потом они сменились просто девушками, потом сексом без обязательств, а кончилось тем, чем кончилось. И вот тогда-то ты уже был не настолько труслив, чтобы не искать с ней встреч. Московский мир очень тесен и упорядочен. Она была с серьезным романом, практически замужем…
Вот это «практически», ты надеялся, было каким-то образом связано с тобой, ну, или с воспоминаниями, а может, с кем-то другим, с кем тоже было непросто, или же с обыкновенным «не знаю, чего хочу». Любой неуверенный ответ – и она снова твоя. Но так сразу не получилось.
Близость была, но все оказалось не так просто. Она говорила, что ты эгоист, а в ней просто играет детство. Было лето, ты брал у отца красный «мерседес-купе», она надевала красивые платья и шпильки. У ваших старых друзей – брата с сестрой Галоян – была в распоряжении квартира с окнами на Старый Арбат. Как-то вы провели там целых пять дней и ни разу не соскучились по внешнему миру.
У нее были длинные волосы, которые она распускала или убирала в хвост, и чудесное ярко-синее платье без бретелей, державшееся резиночками.
Вы тогда не думали, не говорили, что любите друг друга, ничего не обещали. И это и было чудесно. И этого уже никто не отнимет, оно стало частью вас.
Вы даже остались на фотографиях туристов: влюбленная пара, очень красивая девушка с крупным камнем на пальце, холеный небритый мужчина, курят, смеются, целуются на балконе. Oh, whose Russians.
В той квартире на Арбате она по старой памяти (помнила ведь все твои юношеские увлечения, каждое предпочтение – в музыке ли, поэзии, прозе) распечатала тебе нобелевскую речь Бродского. А когда съедено и выпито было достаточно и запахи духов крепко смешались в один, она, пьяная, зачем-то начала упрекать тебя за эти годы порознь, ссылаясь на «Мастера и Маргариту»:
– Знаешь, почему Мастер не заслужил света, а заслужил только покой? Потому что он струсил. Покой он заслужил, потому что много страдал. Но Маргарита тоже страдала, она сделала все для него, ничего не боялась, а когда все уже было хорошо, все было сделано, выстрадано, он просто струсил. А ты струсил перед такой мелочью. Ты же испугался, это было видно. И поэтому возникали все эти другие женщины. Ты сам оправдывался в своей трусости. Это было унизительно. Я ничем такого не заслужила. Как ты думаешь, я буду с тобой после этого?
Ты молчал. А потом переключался на разговор о работе.
Ты говорил ей, что идти за своим талантом – величайшая глупость, потому что это самый простой путь. А на самом деле ты умалчивал о том, что это и есть настоящее счастье.
Но вины ты не чувствовал. Какая разница, что было. В этом арбатском доме, на виду у туристов и прохожих, прошлое казалось неважным. И все воспоминания о двух годах в бизнес-школе номер один в мире, все предложения о работе казались такими дурацкими и неуместными. Рядом с такой красивой женщиной слова – даже оправдания – не имели смысла.
Имели смысл только прикосновения.* * *...Пишущий стихотворение, однако, пишет его не потому, что рассчитывает на посмертную славу, хотя он часто и надеется, что стихотворение его переживет, пусть ненадолго.
Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал.
Человек принимается за сочинение стихотворения по разным соображениям: чтоб завоевать сердце возлюбленной, чтоб выразить свое отношение к окружающей его реальности, будь то пейзаж или государство, чтоб запечатлеть душевное состояние, в котором она на данный момент находится, чтоб оставить – как он думает в эту минуту – след на земле.
Иосиф Бродский. Нобелевская лекция
Ты никогда, к сожалению, не писал ей стихов. И не умел, и глупо казалось. Она очень любила разную музыку, кино. В этом она гораздо лучше тебя разбиралась. И даже слушала иногда самую пошлую попсу. Она во всем видела душу, и если там была даже крошечка, маленький осколок души в море пошлости, она чутко обращала внимание и именно этот осколок умела ценить. И умела мириться с недостатками, но с твоими почему-то не захотела.
* * *12 апреля 2008 года
В России, как оказалось, тоже любят строить небоскребы. Самое высокое здание в Европе (или в мире – не помню точно; понимаю, что важная деталь, но там столько раз повторялось слово «самое», что я забыла, о чем, собственно, шла речь). Что-то с богатырским размахом, такое… глобальное, одно-единственное. Как будто мы хотим заявить, что мы особенные, в который раз, и кому-то что-то доказать. Соревнуемся с Дубаем или с Бангкоком, а может, с Нью-Йорком? А может, кто-то на больших деньгах – данных взаймы – хочет прокатиться, как на горках, а там, внизу, может, и не разглядят – гигантизм, масштабы проекта, личности, причастные к осуществлению… и спутают все это с масштабом личности. Они рассчитывают, что в людских умах все смешается, так ведь расчет верен – у меня смешалось, я ведь не могу вспомнить, каким было сравнение по высоте. Вот так. А вообще, строить выше и выше – это фанатизм. Это неврозы и до смешного старая история.
На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город [и башню]. Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле. (Быт. 11:1–9)
– Здравствуйте, Алексей! Извините, что чуть припозднилась; я, конечно, знала, что у вас тут пробки, но это что-то запредельное. Как вы ездите?
– А я не езжу, я живу на работе. Шучу. На самом деле и не надо никуда ездить. Здесь все есть – вот вам ресторан, в мире второго такого нет, вот вам отличная работа, вот ко мне приехала красивая женщина, которая будет задавать каверзные вопросы, а я в ответ буду из кожи вон лезть, чтобы ей понравиться. Вот вам и ответ. Да и вообще здесь, в Москве, мне даже и не хочется особо ездить. Вот, вы знаете, как бывает, едешь на «роллс-ройсе», а все остальные на японских машинах – и чувствуешь себя человеком. А тут едешь ты, например, на том же «роллс-ройсе», а вокруг все тоже на «роллс-ройсах». И чувствуешь себя полным лохом.
– Понятно. Вернее, я не совсем согласна, тем не менее понимаю, о чем вы говорите. Свет, вижу, уже выставили. Ну, давайте начнем с того, что вы расскажете о кадровой структуре.
– Как скажете. Но на самом деле здесь ничего особенного нет – у нас так же до фига менеджеров всяких-разных, как и везде. У нас собственно стройкой занимается только одна десятая всех сотрудников, а остальные на чисто менеджерских, управленческих позициях – бухгалтеры, финансисты, архитекторы.
– Дамы в менеджменте присутствуют?
– У нас да, есть женщины, но их очень мало – три-четыре всего. На самом деле я знаю, что у женщин есть колоссальное преимущество по отношению к мужчинам – это интуиция. У женщин интуиция работает раз в пять лучше, чем у мужчин. В пять раз, представляете!.. А знаете, у меня есть предложение. Давайте оставим эти скучные темы. Такая красивая женщина рядом, я просто не могу сосредоточиться на этой ерунде. Давайте лучше я вам расскажу о самом сокровенном, раскрою, так сказать, душу. Вот поговорите со мной просто как с человеком, с мужчиной.
