Ника Соболева - Право на одиночество
– Спасибо.
Я чувствовала, что Антон улыбается.
– Пчелка… помнишь, когда мы были на пятом курсе, я пришел к тебе в гости, и ты спросила, смотрел ли я твой любимый фильм? Я ответил, что нет, и тогда ты сказала, что я должен это увидеть. Тот вечер был одним из самых лучших в моей жизни. И я навсегда запомнил одну фразу…
– Какую?
– Помнишь, что сказал Медведь Волшебнику в ответ на эти слова: «Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из-за любви к ближнему. Из-за любви к Родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются в небо и бросаются в самый ад из-за любви к истине. А что сделал ты из-за любви к девушке?»
Я молчала. И тихо плакала, уткнувшись Антону в плечо. Плакала из-за того, что все получилось так странно и глупо. Плакала из-за того, что причинила ему боль. Плакала из-за того, что не могла найти нужных слов…
«Твоя последняя сказка оказалась забавной»…
Антон взял мое лицо в ладони, стер дорожки от слез с моих щек и прошептал, улыбнувшись нежно и светло:
– Я отказался от нее.
Следующий день я запомню навсегда. Целые сутки мы прощались друг с другом, гуляя по печальному городу, глядевшему на нас со стылой обреченностью. Мое сердце наполняла светлая грусть, когда я смотрела на лучшего друга. Я никогда не видела Антона таким раньше. Эта любовь изменила его, сделала мягче, душевнее, спокойнее… И пусть ему было сложно отказаться от меня и принять свою судьбу, от осознания того, что это правильно, Антону становилось легче.
Я больше не считала его эгоистом.
Мой самолет был в пятницу, в два часа ночи. И мы долго стояли в зоне ожидания, взявшись за руки, и просто смотрели друг на друга.
– Пожалуйста, не пропадай, – сказала я. – Пиши мне, звони, приезжай… Я не хочу терять тебя.
– Я обязательно приеду. Только чуть позже, мне нужно время, пчелка.
– Я понимаю.
– И ты меня непременно познакомишь и с Максимом, и со своими девочками. Мне очень интересно будет посмотреть на человека, которого ты полюбила.
– Думаешь, он простит меня?
– Не сомневаюсь. И ты тоже не сомневайся, пчелка.
Мы обнялись, и Антон в последний раз поцеловал меня в губы.
– Будь счастлива.
– Антон… – прошептала я. – Я хочу, чтобы ты помнил – ты занимаешь в моем сердце одно из главных мест. Я люблю тебя, и я принадлежу тебе, и всегда буду принадлежать, потому что ты мой самый близкий друг.
Антон ласково провел ладонью по моей щеке и сказал:
– Я знаю, пчелка. А теперь иди. Иначе я просто не смогу тебя отпустить.
Последнее порывистое объятие, лихорадочные слова любви, которые он шептал мне на ухо…
А потом я ушла. Не оборачиваясь, чтобы не видеть его лица и обжигающих голубых глаз, которые сейчас смотрели на меня с мукой и отчаянием.
Я знала, как это больно и трудно. Но чем хуже тебе сейчас, Антон, тем лучше и легче будет потом…
Я верю. Я знаю.
В самолете я пыталась уснуть, но так и не смогла. Меня трясло, когда я думала о предстоящей встрече с Максимом… Что, если он не сможет простить? Если он выгонит меня?
А еще я думала о том, что мне говорить Лике… Если с Максимом все было понятно, то как разговаривать с девочкой? Я не знала. И от ужаса и отчаяния у меня темнело в глазах.
Сможет ли она простить меня?
Когда я, получив свой багаж, выходила из терминала, то чуть не уронила сумку, увидев прямо перед собой лицо Мира.
Он был здесь, в белом спортивном костюме, и смотрел на меня с такой шальной радостью в глазах, что я поневоле улыбнулась.
И побежала вперед. А в следующую секунду уже повисла на его шее, с удовольствием вдыхая аромат скошенной травы и весеннего солнца, которым всегда пахла его кожа.
– Я знал, что ты вернешься, – сказал Мир с улыбкой в голосе.
– Спасибо тебе за все.
Он поставил меня на землю, в одну руку взял сумку, в другую – мою ладонь и повел прочь из аэропорта.
Мир сразу повез меня в издательство. И я не сопротивлялась, понимая, что чем скорее поговорю с Максимом, тем лучше. Тем более что рабочий день вот-вот начнется.
– Прежде чем ты пойдешь разбираться с Громовым, я хотел тебе кое-что рассказать, – сказал Рашидов, когда мы подъехали к зданию «Радуги». – Знаешь ли ты, девочка моя, почему именно Максиму предложили должность главного редактора?
– Нет… А это имеет значение?
– Имеет. Понимаешь, Наташа, его позвали по просьбе Ломова. Я это знаю точно, потому что после единственной встречи с Максимом Мишка пришел ко мне и сказал, что я должен добиться, чтобы именно Громов стал главным редактором. Когда я спросил, почему, он ответил, что вы подходите друг другу. И если он еще хоть что-то понимает в жизни, то вы будете вместе.
Я смотрела на Мира с изумлением.
– Да, Наташ, я тоже очень удивился. И, чего греха таить, не поверил. Теперь понял, насколько Миша хорошо знал тебя и разбирался в людях.
Я застыла на месте, не в силах осознать… То есть Максим появился в моей жизни благодаря воле Михаила Юрьевича? Какие причудливые узоры ты плетешь, судьба…
– А теперь иди, девочка моя. Рабочий день уже начался. Удачи тебе. Позвони мне вечером, пожалуйста.
– Если останусь жива, – кивнула я. Мир рассмеялся.
– Куда ты денешься…
Заходя в издательство, я почему-то вспомнила, как пришла сюда в первый раз. Как тряслась от страха, поднимаясь по лестнице, как недоумевала, что я вообще здесь делаю – такая маленькая и неопытная.
И теперь я, мудрая и взрослая, чувствовала себя похожим образом. Последние несколько лет меня ни разу не посещало подобное ощущение страха и беспомощности. Отчаяния и надежды. И, конечно же, стыда.
Охранники ничего не сказали, только поздоровались. Хотя, если учесть, что с начала рабочего времени в этом году прошло полторы недели, приказ о моем увольнении должен быть уже подписан, и всем отделам известно, что снежная королева в «Радуге» больше не работает.
Может, Королев еще не успел его подписать? Подумав так, я поспешила наверх, к кабинету генерального, надеясь перехватить эту бумажку, надеясь, что не придется потом всем отделам объяснять свое неожиданное воскресение из уволенных.
Судя по реакции Кати, мое появление ее не удивило.
– Привет, Наташ, – она приветливо улыбнулась. – Ты к Сергею Борисовичу?
– Да, – я кивнула.
– Секундочку.
Катя набрала внутренний номер генерального.
– Сергей Борисович, к вам Зотова. Да, конечно, – она положила трубку. – Проходи.
Я кивнула и толкнула дверь в кабинет Королева.
Сергей Борисович сидел за своим столом и улыбался. И прямо перед ним лежало мое заявление… на котором не было ни единой подписи, кроме подписи Громова.
– Я знал, что ты вернешься, – повторил Королев слова Мира, – поэтому и не подписывал твое заявление.
– Почему вы так думали, Сергей Борисович? – поинтересовалась я, подходя ближе. Королев хмыкнул.
– Потому что ты не совершаешь настолько глупых поступков, – ответил он, протягивая мне заявление. – За эти пять с половиной лет я успел убедиться в том, насколько ты умная девочка. Поэтому я знал, что ты передумаешь.
Я взяла в руки доказательство собственной глупости. Неровная, нервная подпись Громова красовалась в нижнем правом углу… Бедный Максим.
– Он принес мне эту бумажку сразу, не сходив к Ивану Федоровичу. Я не говорил Громову, что до сих пор не подписал ее. Поэтому иди, объясняйся сама. Надеюсь, вы уладите это недоразумение.
Я кивнула и направилась к выходу из кабинета. Уже на пороге меня догнали тихие слова Сергея Борисовича:
– Никогда не видел Максима в таком состоянии…
Я так быстро бежала вниз, в редакцию, что чуть не подвернула ногу. Не видя лиц, не слыша голосов здоровающихся со мной людей…
На пороге нашего со Светочкой кабинета я остановилась, переводя дыхание. Глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в коленках… И вошла внутрь.
Увидев меня, Светочка на миг окаменела. А в следующую секунду сорвалась с места, подбежала ко мне и, сжав своими руками мои плечи, завопила:
– Зотова!! Ты что творишь?!
Я захлопнула дверь и неуверенно спросила:
– В смысле?
– В прямом! – подруга зло сощурилась. – Ты что с мужиком творишь, а?! За эти полторы недели Максим Петрович превратился в свою бледную тень! Разговаривает так, как будто завтра помрет, на обед не ходит, задерживается допоздна, похудел, в глазах – тоска. Ты обалдела? Нафига ты от него ушла? А уволилась зачем? И самое главное – зачем ты сейчас сюда приперлась, после всего того, что натворила?
Слышать такие слова от Светочки почему-то было невыносимо.
– Я пришла для того, чтобы попросить прощения. И сказать Максиму, что я люблю его.
В этот момент подруга будто сдулась, как проколотый воздушный шарик. Плечи опустились, из глаз исчезли обида и злоба, и она, вздохнув, произнесла:
– Наконец-то доперло.
