Ксения Велембовская - Дама с биографией
Нет, разумеется, поедет. Ближе к майским, когда распогодится. В четверг вечером туда, в понедельник обратно. Как-нибудь Костя с Тимкой перебьются без пюре с горошком. Разве можно бросить девочку на произвол судьбы только ради того, чтобы насолить Марку? Тем более что оповещать его о приезде необязательно. Лялька тоже не протреплется: судя по всему, она уже давно точит зуб на папочку.
Надо, надо навестить девчонку! – подбадривала себя Люся, шагая все быстрее и мысленно уже прикидывая, как наведет идеальный порядок в Лялькиной съемной квартире, нагладит артистке юбки-кофты, пришьет оторванные пуговицы, набьет холодильник низкокалорийными харчами, а между делами прогуляется по сказочному, говорят, нынче городу Санкт-Петербургу. За четыре светлых весенних дня, если не лениться, много всего можно успеть: и хозяйство поставить на рельсы, и по Невскому прогуляться легкой походкой, и – это уж всенепременно! – не раз и не два перемыть вместе с Лялькой все до единой косточки Марку и его драгоценной тетке Марии.
Вариант веселых задушевных потрепушек со знаменитой артисткой, медийной персоной теперь уже не казался чем-то невероятным. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: пролитые вместе слезы, общие переживания сделали их намного ближе друг другу… Но, видно, не настолько, чтобы можно было прямо сказать в телефон: «Мам, я сняла квартиру, приезжай ко мне, пожалуйста». Хотя бы так, раз уж выговорить «я соскучилась» не позволяет независимая натура… Ох, и поганый характер! Сначала устроила проверку: «Если я когда-нибудь сниму квартиру», – а как только услышала сомнение в голосе матери, сразу же дала обратный ход, стала изворачиваться. Вроде не дурочка, а подчас ведет себя – глупее не придумаешь. Ведь знала же, что Марк собирается в Москву и, значит, все ее тайны мадридского двора выплывут наружу.
Впрочем, от глупых поступков не застрахован никто, заметила себе Люся, только сейчас сообразив, что, расшифровывая алгоритм поведения доченьки, в задумчивости свернула на большой мост через Яузу с несущимися в обе стороны машинами и, вместо того чтобы надышаться, травит себя выхлопными газами. Правда, дорога понизу была значительно длиннее, темнее и опаснее для одинокой, не совсем трезвой женщины. К тому же внизу, в пойме реки, где несколько лет назад разбили дохленький парк и возвели арочный пешеходный мостик, подо льдом наверняка стояла весенняя вода. Ухнешь ненароком – мало не покажется.
По привычке всмотревшись с моста вперед, туда, где на горке возвышалась двенадцатиэтажная башня, Люся невольно сбавила шаг. Перед тускло освещенным подъездом моталась туда-сюда какая-то темная личность. Встреча с психом, у которого сейчас весеннее обострение, или, того хуже, с наркоманом, способным ради дозы содрать с женщины шубу, как-то не вдохновляла.
Уже обозначилась ближайшая к дому автобусная остановка, а мужик у подъезда и не думал уходить. Все подпрыгивал. Видать, замерз. Во избежание столкновения с ним один на один Люся потопталась на остановке, однако из подошедшего полупустого автобуса выгрузилась лишь пожилая бочкообразная тетка, заковылявшая, переваливаясь, в противоположную сторону. А время между тем уже близилось к двенадцати… Ладно, была не была! Переложив в карман юбки деньги, ключи и диоровскую помаду, Люся засунула клатч под мышку и по мостовой, откуда площадка перед домом, забитая «жигулями» и ржавыми «мерседесами», просматривалась лучше, чем с тротуара, поплелась к себе на горку.
Мужик у подъезда зябко передернул плечами, подпрыгнул раз, другой, третий. Заметив приближавшуюся в темноте женскую фигуру, навострил уши, двинул навстречу – и оцепеневшая от страха Люся громко расхохоталась. Не столько над ним, сколько над собой, трусихой.
– Кость, и давно ты тут скачешь?! – весело крикнула она.
Что его так задело – ее смех или нечаянно вылетевший задиристый вопрос, но, когда Костенька подошел вплотную, его глаза – невиданный случай – метали громы и молнии.
– Где ты была? И почему не позвонила? Мы же договорились созвониться вечером. Я звоню – ты не отвечаешь, набираю – мобильник отключен! Перепугался, думал, с тобой что-то случилось, приехал – окна темные! – выпалил он и, переведя дух, добавил с укоризной: – Вот я и скачу. Между прочим, уже целый час. Припарковаться рядом не удалось, замерз ужасно.
– Бедный ты мой! Прости, прости, прости, – поспешила извиниться Люся, лишь сейчас вспомнив про отключенный в Доме кино мобильник, и, виновато уткнувшись носом в напряженное мужское плечо, спрятала лукавую улыбку: если любовь слепа, то у ревности, похоже, все чувства обострены до предела. Не было еще случая, чтобы Костя вдруг ни с того ни с сего примчался и караулил ее у дома. Стоило же один-единственный раз отправиться на рандеву с Марком – и он уже тут как тут!
– Так где ты была? – отстранившись, грозно переспросил ревнивец.
В надежде разрядить обстановку, сбавить накал страстей Люся потянулась к его посиневшим губам с согревающим поцелуем, однако он досадливо увернулся.
– Ах, ты еще и пьяненькая ко всему прочему!
– Есть малость, – призналась она. Хотела ласковой рукой с модным вишневым маникюром поправить клетчатый шарф, выбившийся из ворота куртки, но Костя опять не дался в руки. – Котик-братик, пожалуйста, перестань сердиться! Есть из-за чего! Думала, приду не поздно и сразу позвоню тебе. Я не планировала долго задерживаться. Правда. Но Марк так запудрил мне мозги, что, видишь, я даже забыла включить мобильник…
Оправдание получилось – хуже не придумаешь. Услышав ненавистное имя, Костя онемел, попятился, и лицо его исказила такая болезненная гримаса, что Люся прокляла тот день и час, когда посвятила его во все перипетии своих отношений с Марком. Вот уж действительно язык наш – враг наш! Жил бы себе Костенька в счастливом неведении и прекрасно себя чувствовал, не нервничал из-за всякой ерунды. Да и сейчас она повела себя глупее глупого. Надо было приврать ему: дескать, отмечали с бабами в кафе день рождения – Алины, или Элеоноры, или Райки. Но врать было уже поздно.
– Пойдем быстрее домой, ты же замерз как цуцик! Прошу тебя! Что мы здесь торчим под чужими окнами?
– Нет, я не пойду, поздно… мне пора домой… завтра рано на работу…
Потеряв всякую надежду затащить упрямца в дом, в квартиру, где тепло, светло, уютно шумит чайник и для доказательства любви и верности существуют неограниченные возможности, она засунула бесполезные руки в карманы и, кутаясь в высоко поднятый воротник, стала популярно объяснять, зачем, исключительно по необходимости, встречалась с Марком.
Напрасный труд! Костя смотрел на нее в упор, но, казалось, ни черта не слышал. Как же непросто достучаться до мужчины, если у него в голове уже сложилась какая-то своя извращенная картина событий! Тем временем все аргументы, взывающие к его здравому смыслу, были исчерпаны. Кроме одного, озвученного уже в сердцах:
– Извини, Кость, но я же не лезу в бутылку из-за того, что ты продолжаешь общаться с Викторией!
– При чем здесь Виктория? – искренне не понял он, а когда понял, то страшно вознегодовал. – Ты подозреваешь меня в неверности?!
– Нет… – не удержалась Люся от улыбки, сраженная его мелодраматической терминологией. – Но мне кажется, пора бы тебе уже завязывать с твоим викторианским периодом.
– Ты отлично знаешь, что я с ним давно завязал, – хмуро, но вполне мирно, кажется, устав ссориться, ответил Костя. И вдруг в него словно бес вселился. – Я же не встречаюсь с Викторией втайне от тебя! – притопнув, с возмущением воскликнул он. – Не хожу на просмотры в Дом кино! И не сижу часами в ресторации, распивая шампанское! (Ага, значит, кое-что он все-таки расслышал!) Если бы Виктория не попросила меня подготовить Тимку к поступлению в институт, у нас с ней не было бы никакого общения! Хотя в отличие от твоего… Крылова она порядочный, достойный уважения человек. У меня просто в голове не укладывается, как ты можешь встречаться с этим отпетым мерзавцем после того, как он обошелся с тобой! Это как-то даже аморально!
Не слабо, подумала Люся, глядя поверх его плеча на темную лоджию своей квартиры: домой хочется! Понятно, что в развыступавшемся Косте говорила бешеная мужская ревность, однако при всем при том он мог бы быть и поаккуратнее в формулировках. Особенно что касается антитезы: мол, его бывшая возлюбленная – достойный уважения человек, а Марк – отпетый мерзавец, – впервые высказанной так откровенно жестко и потому, не в пример прежним вариациям, очень обидной. Насчет аморальности, хотелось надеяться, он ляпнул сгоряча.
– Оставь, пожалуйста, Марка в покое, надоело уже, – тихо проговорила она, изо всех сил стараясь не заводиться. – Он, безусловно, не подарок, однако и не стопроцентный мерзавец, как ты считаешь. В нем много всего намешано – и плохого, и хорошего…
– Уже и хорошего? – с саркастическим смешком, не дав договорить, мгновенно подхватил обличитель, как будто только и ждал, к чему бы снова прицепиться. – Может быть, я здесь уже третий лишний?
