Игорь Соколов - Ураган
О, Яна! О, как строг твой профиль, твои волосы, твой взгляд… Так же вот покойницы, лежащие в гробу, вызывают безжалостную скорбь и отчаявшееся моление на звезды… Нежные псалмы распространяет ночь, а с ней белый туман…
В лунном серебре и дорожки, словно в снегу.
Ты идешь с ней, взявшись за руки… Жена в одиночестве вышивает крест на твоем белом платке…
Вы проходите в квартиру, снятую тобой, и ложитесь с Яной на белую постель…
Ее волосы легкими змеями извиваются на твоих плечах…
Еще немного, и ты войдешь падшим ангелом в ее все обнажающееся творение… И ее лихорадочный запах мгновенно устремится верх – сквозь призмы широко раскрытых ноздрей к взлетающей к солнцу душе, охваченной пастью звериной… и человеческим сном…
Все так оно и происходит…
Ты Яной владеешь с блаженством…
Как будто не зная, что скоро…
Она навсегда испарится…
По воле твоей же растает,
Как снег на горячих ладонях…
Не хочется думать – понятно —
Любая беда нестерпима…
Забыться в ней или умчаться
В какие-то вечные дали…
Не скроешься – всюду мученье
И люди грешат, словно верят —
Что там за внезапным паденьем…
Бог жалость даст каждому зверю…
А здесь на земле редок праздник…
С радостью детской… с мечтами…
Чаще мрак обретают
Чьи-то печальные тени…
Вот и жена, словно призрак…
Бесшумно летит на колесах…
И черной отточенной спицей…
В сердце к душе твоей входит…
В Яну под левой лопаткой…
Сзади без слов погружает…
Разум свой помраченный…
В рану твою огневую…
Крик Яны весь мир облетает…
Короткий, как всякая память…
Людей уходящих вдруг с болью
В немые холодные камни…
Кто-то уж точно в мирах —
Иных – ее Светом встречает…
Так думал ты, обладая ее остывающим телом…
В плечо твое носом уткнулась…
С губ кровь проливает на сердце…
А с сердца на белую простынь…
Как будто ее ты – девчонку…
Несчастною женщиной сделал!
И сам то ль смеешься, то ль плачешь…
Уснувшую Яну целуешь…
Вот какой жалкий убийца…
В рай провожающий жертву…
Твоя жена молчала… Ее не было рядом с вами… Сглотнув ком обиды, она все еще пыталась вернуть себе назад свой прежний неразрушенный ураганом облик, и твою светлую беззаветную любовь…
Впрочем, это были напрасные мечты… Однако, они ей были нужны, чтоб защититься от ужаса… Своего же бесполезного греха…
Она бы рада тоже умереть…
Но страх невольный ей пройти мешает…
Во тьму безмолвную, где вечно правит Смерть…
Где люди льдинами в реке весенней тают…
Не замечая, что их боль уже прошла…
Так вы в слезах молчали очень долго…
Разглядывая тело мертвой Яны…
Откинувшись назад… как будто птица…
Почувствовавшая быстрое паденье…
Она лишь удивленье сохранила…
В застывших жизнью, но иной, больших глазах…
Пронзенный скорбью до нутра ты ощущал…
То, что было для Души ее жилищем…
Теперь же прахом будет для кладбища…
И нежный рот ее закроет злой оскал…
Лишь в этот миг еще безумно улыбалась…
Ну, что, мой друг, свой грех заполучил?!
Проснулась в твоем сердце жалость?!
Ты словно ток через себя вдруг пропустил…
И осознал, что жизнь была сплошной ошибкой,
Что смысла нет с земною правдой воевать…
Ибо она насквозь прошита белой ниткой…
И проще Смерти свое тело доверять…
Быть может, там Душа и разгорится…
И ты увидишь, как две райских птицы
Летят по мановению луча…
Товарищ твой, тобою же убитый…
И Яна – его вечная сестра…
В огне летят как два метеорита,
Сорвавшись в даль с могильного креста…
Иногда бывали минуты, когда тебе хотелось отказаться от своего подлинного, настоящего «я» и вместо этого почувствовать себя актером, неудачно сыгравшим роль в такой же бездарной пьесе, из которой в любое время можно было бы уйти и сыграть другую роль – жизнь…
Возможно, трагедия заставляет нас весьма условно представлять собственную жизнь, превращая ее в игру мгновенных неожиданных радостей и печалей, сулящих нам только одно проживание себя как какого-то не найденного здесь смысла… И чаще всего сбываются не надежды, а опасения…
Полгода пролетело незаметно…
С тех пор, как вы покинули квартиру…
Той ночью ты не спал и видел Яну…
Как ели на постели ее черви…
И смрад ужасный в щели разливался…
И кто-то дверь ломал в ожесточенье диком,
Предчувствуя по духу мертвеца…
Покойницу, держащую свечу,
Но незажженную, оставленную вами…
Как странный знак, вселяющий тоску…
Тебя не знал никто из близких твоей Яны…
Огромный город скрыл страстей водоворот…
Глазам людей дав крепкие затворы…
Из самых фантастических пород…
Итак, вы скрылись. Словно в чаще звери…
С одной единственною тайной на двоих…
Словно лишенные навечно своей цели…
Готовые любой постигнуть миг…
О, лишь бы вас страдания не съели!
Но в закоулках памяти темно.
Все агнцы Божии есть избранные судьи,
Которым как бы ни было грешно…
Дано убийц своих судить, верша их судьбы…
Так по ночам к тебе стучался друг,
За ним шла робко призрачная Яна…
Их боль… их страх… их каждый грустный звук…
В тебя с болезнью поселялся странно.
Так по ночам стекал холодный пот,
Покойники из глаз не выходили,
Ты тяжело вставал и пил сто грамм,
Но трезв твой разум был, хотя и жил в могиле…
В какую сам себя живым ты закопал…
Одна жена как кокон шелкопряда…
В гробу бессмертном на таинственных лучах,
Как будто крик возмездия из ада…
Ее не проницал твой черный страх…
Бессовестна в своем же униженье,
Ее, калеку, Бог всегда простит,
Укажет вход к прекрасному спасенью
В то время, как тебя ест смертный стыд…
Она блаженно спит и улетает…
Куда-то смысл земного бытия…
Не потому ль, что истина святая…
Едва ли сводит всех обманщиков с ума…
Вот так солжешь и тут же повинишься…
Но только тем, кто вмиг тебя простит…
Душа бродила по могильному затишью,
Поскольку всякий ей казненный чутко спит…
А может и не спит, а только дремлет…
Или плывет среди могил…
И ждет когда… Твой прах дозревший бросят в ту же землю… Ну, а душу в мир иной, чтобы судить тебя… Поэтому и потянуло в церковь… Ты тихий храм на берегу нашел… Там старый вежливый служитель спокойно отпускал грехи… Там свечи жгли во славу Бога… И во спасение себя… родных и близких, чья дорога… так одинаково строга…
Болезнь в тебе как зверь проснулась…
Всего лишь день один назад…
И сердце тут же чутко встрепенулось…
Обжить пристанище земных утрат…
Хотя б пред смертью насладиться…
Своею чистою и детскою Душой…
Чтобы она – легко – как божья птица —
Сбросив муки – улетела на покой…
Или может быть внезапно исцеленье…
По божьей милости найти…
О, как бы свое новое рожденье…
Во храм ведущие безумные пути…
Еще когда-то в прошлом детстве,
Когда храм брошен был народом,
Ты залезал сюда погреться,
И вдруг полюбоваться ненароком
На эти древние волшебные иконы,
На пыльный брошенный алтарь,
Хранящий в себе смутные погромы,
Еще когда низвержен был наш царь…
Веков вдали раскрытые страницы
Тебя к безумной пропасти вели,
Где люди собственные лица
Изничтожали вечным пламенем войны…
Сейчас и ты игрой без правил…
Завел с женой себя в тупик,
В то время как апостол Павел…
Семье свой памятник воздвиг…
Так он сказал… что каждый должен
Только свою жену иметь…
Во избежание от всяческого блуда…
И пусть разводит их лишь Смерть…
Еще сказал он, что уж лучше…
Во всем лишения здесь на земле терпеть,
Чем осквернять грехами Души…
И торопиться к Бесу в ег сеть…
Попасть… как будто потеряться…
Вот в этой жизни сразу – навсегда…
Как все раздробленные царства…
В пучине векового сна…
Да, он сказал… Их было много…
Пророков… отроков святых…
Свидетелей распятья Бога…
Ртом раскрывающих священный стих…
Но если все грешат пред Богом…
В притворстве мерзком и земном…
И ни с кого не спросишь строго…
Наш чудодейственный закон…
Тогда кого позвать для стражи…
Кому дозволить осудить…
Души прескотские пейзажи…
Портреты нашей сумрачной тоски…
Дать заглянуть в свою темницу…
Любому хитрому зрачку…
Поведать свои горести убийцы…
Клеветнику, и может быть лжецу…
Иль в жалость чью-то напроситься…
Склоняя голову к кресту…
Все, что угодно мог ты сделать,
Но только ты вошел во храм…
Служитель был почти что другом…
Он с чудной нежностью к тебе приник…
Грех отпустил, и с медовухой…
Вмиг развязал святой язык…
Так в полутьме его же кельи…
Вы пили сами за себя…
За обретенье вечной цели,
Еще за Бога и Царя!
Матвей… Священник моложавый,
С тоской разглядывавший баб,
Судил их очень строго… право,
Поскольку сам был Божий раб…
Вот нечестивицы, плутовки.
Куда заводят мужиков?!
От ихней дьявольской сноровки…
Дерьмо везде как семь грехов…
И Ева тоже учудила,
Хоть из Адамова ребра…
Без мужа яблоко вкусила,
И и ей открылся Сатана…
В тумане сих речей обильных…
Тебя… как небо, развезло…
И ты учуял, как постыдно…
Иметь Адамово ребро…
А, впрочем, все это морока…
С цепи собак на баб спускать…
В грязи бескрайнего порока…
Всех утешает Божья Мать…
Так равноправье в Божьем Царстве…
С времен Творенья введено…
И даже Вечный был в мытарствах,
Коль в Марью Духом занесло…
Вот это, Бог мой, просветитель!
С такою верой в чудеса,
Он баб ваял как сам Пракситель,
Хоть и ругал их за глаза…
С такою странною молвою…
Ему быть братом Сатане,
А, впрочем, он дитя Душою…
И грех твой закопал в себе…
Так в это время вы одною…
Волной бегущей по реке…
Спешили к вечному покою,
В раздумьях тающих во тьме…
Он говорил. Ты его слушал,
Молчал, боясь ему солгать,
Так вот огонь летящий в Душу…
Лекарством Божьим может стать…
Потом вы плакали в обнимку,
Матвей читал тебе псалмы,
Псалмы священного Давида…
Ложились в память как стих…
Две тыщи лет вас разделяло…
Забвенье, мрак, кромешный сон…
Однако Слово, словно жало…
Тебя пронзало и сквозь рану…
В тебя… излился… весь Сион…
Закрыв глаза, ты слушал Матвея как свой собственный голос… «Живущий под кровом Всевышнего под сению Всемогущего покоится. Говорит Господу: „Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю!“ Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями своими осенит тебя, и под крыльями Его ты будешь безопасен: щит и ограждение – истина Его».
