Елена Селестин - Москва – Таллинн. Беспошлинно
– Ты начиталась собственных советов замужним женщинам. «Как оживить умирающий брак? Купите сексуальное белье, устройте ужин при свечах, внезапно пропадите из дома на три дня. Чаще ходите голой». Даже если пропаду на пять, никто не заметит. Если оставить запас еды, конечно.
– Во-первых, замужним я никогда не советую, только тем, кто мечтает выйти замуж. Спорим, поможет?
– Оля, дай сосредоточиться.
– Главное – ты хорошо выглядишь. Лариса! Накрасилась по-новому, что ли? Знаешь точечный массаж…
– Дамы! – Появился Витал. – Ларик, ты красивая женщина, я тебе сегодня не говорил? Поцелуешь, только по-настоящему?
– Витал, ну что?
– Повысили зарплату, на днях приглашу в ресторан.
Ольга, радостно повизгивая, попрыгала перед Виталом, придушила, расцеловала и убежала брать интервью у футболиста. Витал достал платок, вытер лоб и щеки, нежно приобнял Ларису:
– Ступай бодрыми шажками к новому шефу. Я ему сказал, что у нас с тобой будет совместная рубрика, и он отнюдь не возражал.
– Отнюдь… какая?
– Придумаем вместе. Что-то одновременно глуповатое и экстравагантное. Надо всех заинтриговать, «люкс, культура и современность», что-то вроде. Сплетни и интриги богемной тусовки.
– В такие игры не играю, не хочу.
– Отнесись к этому легко, у тебя хорошо получится. Надо иногда меняться, мы еще молоды, Ларис!
– Не люблю мелкотравчатый идиотизм, – Лариса встала и потянулась за сумкой. Ей не нравились слова, что получались у нее сегодня. – И я ухожу.
– Да он везде, во всех изданиях – идиотизм, давно не обольщаюсь на сей счет, и тебе не советую, – Витал подхватил Ларисину сумку и поднял высоко над головой. – Твое упрямство такая же пошлость, потому что негибко. Высокомерно, в конце концов. Я вообще беспокоюсь, что-то в тебе такое наросло – знаешь, Ларис, как отложение солей в позвоночнике у рыбы, он гнуться перестает. Или наш чайник, электрический… Валька не может его отчистить от накипи. Даже с уксусом кипятит.
– Не надо беспокоиться, Витал, за мой позвоночник. Подумай о своем, чрезмерно гнущемся. У рыб, чтоб ты знал, на костях никогда – ничего – не нарастает. И не смей сравнивать меня со своим чайником! Фильтр купи нормальный и фильтруй воду.
– Я-то куплю, вообще куплю два новых чайника. Ты вот – на что семью кормить будешь?
– По субботам экскурсии, – она приподнялась на носках, чтобы дотянуться до сумки, которую Витал продолжал держать на вытянутой вверх руке. Но ее роста оказалось недостаточно. – У меня есть муж, если ты помнишь, Лариса подпрыгнула как могла высоко, но сумку ухватить не сумела.
– Ага, муж… На одни русские экскурсии не прокормишься. Ходит всего один поезд: Москва-Таллинн, Таллинн-Москва, туда-сюда, туда-сюда, чу-чу-чу, Витал запыхтел паровозиком, бегая по комнате.
– Отдай, а то обижусь.
– Если бы ты знала, сколько женщин обижены на меня.
Подскочив еще раз, Лариса выхватила сумку и стала собирать вещи.
– Это моя ручка или твоя?
– Моя ручка. И мой карандаш. Ларис, не уходи вот так, прошу. Хочу работать с тобой, пить кофе из одного стакана…
– Кофе пьют из чашки. Не будем пить из одного стакана не воду мы…
– Не поцелуемся мы утром рано.
– Вот именно – не поцелуемся. Не поругаемся мы утром рано! Букетик хотя бы мой?
– Давай поругаемся. Ты истеричка, Ларис, менталитет у тебя подростковый.
Инфантильный менталитет.
– Сам дурак, – грустно сказала она. – Менталитет ему мой не нравится! Может, в сто раз получше твоего.
– Мне будет плоховато без тебя.
– Мне тоже.
– И поцеловать, пока еще утро?
– Обойдешься.
* * *«Я была с ним груба, он этого не заслужил. Столько лет работали вместе, здорово, когда можно разговаривать, ходить пить кофе, обедать и работать. Романа не было, было состояние предвлюбленности, которое лучше, чем роман, поскольку может и не заканчиваться. Оно не способно никого обидеть, хотя в любой момент может начать развиваться, от единого прикосновения. Было все здорово, и теперь закончилось, – оттого, что я плохо говорю по-эстонски. У меня затвердели хрящи, он прав. Мне трудно меняться, и вот я сбежала, обидев единственного друга. Напоследок даже не заняла у Витала денег, а ведь собиралась».
Лариса смотрела в сторону работающего телевизора, переключала программы и жевала хлеб, запивая его пивом. Собака сидела рядом, следила за каждым её движением. Повинуясь гипнотическому импульсу, Лариса протягивала пекинесу шарики из хлеба. Мякиш прилипал к редким зубам пекинеса, он наклонял голову, стараясь жевать тщательно, показывая, что для него хлеб – тоже пища. Пива Ларисе не хотелось, а хотелось, чтобы зазвонил телефон. Виллик звонко тявкнул, напугав хозяйку, – просил еще. Можно позвонить Виталу, сказать что-нибудь ласковое, возможно, он даже обрадуется ее звонку. Но гораздо лучше, если Витал позвонит сам. Лариса отвернулась от телевизора, чтобы вымыть стакан, услышала текст рекламы: «Препарат эффективно устранит заболевания мочеполовой системы у женщин пожилого и среднего возраста». И она разревелась.
Тут же зазвонил телефон, это была Ольга.
– Я подумала насчет нашего дела.
– Какое еще дело, – шмыгнула носом Лариса.
– План с запиской, забыла что ли?
– Оля, мне не до чего, долг за квартиру. Дети шатаются неизвестно где, муж тоже.
– Проблемы надо решать по порядку. У меня есть заначка, могу одолжить на полгода. На подольше не смогу – хотела в Норвегию, знаешь, там фьорды… Безработные живут как депутаты нашего парламента! Когда придумаешь с работой, будешь отдавать по частям. Теперь главное, твой муж. Лариса! Просмотрела я том Ахматовой, и с трудом, но нашла подходящие слова. Перепишу красивым почерком, надушу, и мы подбросим. У меня есть японские духи, у Мартина как с обонянием?
Лариса всхлипнула:
– Откуда я знаю… у нас все поменялось: осязание, обоняние, зрение тоже сильно просело.
– Проверим зрение и все остальное. Подбросим записку и проследим за реакцией. Мне хочется посмотреть, как он возродится! Не возражаешь, если я подъеду с запиской, когда Мартин будет дома?
– Оль, мой муж депрессивный, слегка, но не идиот. Ты приедешь, мы подбросим ему в коридоре записку, и будет считаться, что это послание от незнакомки?
– Значит, не получится … – Ольга загрустила, – Лариса! Можно положить записку на переднее сиденье машины и убежать. Еще лучше будет, он подумает, что какая-то женщина его страстно преследует. Неотступно… точно говорю, они это очень любят.
– Решит, что послание от дорожной полиции, штрафная квитанция. И все равно машину продали.
– Я перезвоню, – заключила Ольга.
Вернулся Мартин – тихо произнес слова приветствия в коридоре. Лариса вышла к нему, хотела попросить прощения за разбитую модель яхты. Взгляд мужа казался неживым, костюм был мокрым и местами грязным – похоже, Мартин перестал быть аккуратным как прежде, – вообще как узнать, каким он стал, ее муж?
– Ты откуда?
– Ходил.
Он не виноват, что не может ни на что решиться; злиться на него все равно что обижать собаку, – растроганно решила Лариса, наблюдая за бурной встречей мужа с пекинесом. Стоя посреди холла, Мартин медленно поворачивался и слегка наклонялся, как великан над любимым братом, которого фея превратила в мелкую собачонку. Пекинес прыгал и падал на бок, звучно ударяясь головой, коротко взвизгивал от боли, вскакивал и снова прыгал, счастливо поскуливал и чихал, брызгаясь во все стороны. Почему они друг с другом нежнее, чем со мной?
Зазвонил телефон.
– Придумала! Я придумала, Лариса! – Это была Ольга. – Завтра приду к вам, засуну записку в карман его плаща, и тогда получится, что он принес ее с улицы. Ты спросишь: «Посмотри, не надо ли отнести в химчистку твой плащ? Только проверь карманы, Мартин!». Поняла, Лариса? Поняла?! Текст хочешь послушать?
Муж от ужина отказался, ушел в свою комнату строить корабли. Спустя недолгое время вернулся Томас и молча устроился за обеденным столом, косясь в телевизор. Лариса хотела сказать сыну, что не так давно он был ее лучшим советчиком, напомнить, что с раннего детства удивлял ее мудростью и точностью суждений. Возможно, теперь он снова поможет ей. Лариса подыскивала достойные слова.
– Почему так поздно? – неожиданно для себя спросила она. Томас удивленно бросил взгляд на настенные часы.
– Репетировали.
– А что именно вы репетировали – можно поинтересоваться?
– Музыку.
– Почему ты мне никогда не рассказываешь – на чем играешь?
– Ма, на басу, – протянул он одной, тоже низкой, нотой.
– Почему же не на скрипке? Ты что, ее вообще больше в руки не возьмешь? И музыкальная школа – коту под хвост? – Еще не договорив, Лариса осознала, что сказала глупость, но это было сильнее ее, как обязательная реплика в прописанной роли. Томас отвернулся, едва заметно пожав плечами. Она не могла вспомнить, как раньше удавалось разговаривать, не пугая его материнскими штампами, надо снова и снова пытаться находить слова, – подбадривала она себя.
