Фарид Нагим - Танжер
Няня снова поймала губами мой член. Удивляет ее механическая приученность к тому, что мужчине нужен секс, как, например, нужно сливать отработанное масло у двигателя.
А потом подняла удивленное лицо, отерла рот ладонью.
– У тебя почти ничего не вышло, – сказала она. – Как это?
Мылся под душем. Сегодня нужно было поспеть к восьми, и вдруг почувствовал, что никто из них не любил меня так, как Серафимыч. Всем своим голым телом я почувствовал многоярусные кольца его объятий. Асель, Няня и все другие, вместе взятые, любили меня только вполовину, нет, на одну третью любви Серафимыча. Я мог теперь мерить его любовью всех, кто скажет мне, что любит меня. Измерение любви – один Серафимыч или одна десятая Серафимыча.
Ездили с Няней в новый супермаркет. Мы ездили туда как на работу, каждые выходные, она заранее радовалась и уже в дороге начинала прикидывать, что нужно купить, и с пренебрежением поглядывала в список Татуни.
В этом огромном ярко освещенном ангаре странным образом она успокаивалась и утверждалась в жизни.
Крупные, мягкие и женственные мужчины с прилежными лицами, огромные тележки, нагруженные с верхом. Женщины ходили вдоль этих ярких стен, размышляли, прикидывали, пробовали, переваривали. И я вдруг понял, что это игра, они только делают вид, что пришли за покупками, а на самом деле следят только за мной одним, и то, что вот эта женщина держится за подбородок, это явный знак. Кружится голова, ярчайший свет и как будто падает давление. С тележкой в руках я стоял в переходе между жизнью и смертью.
– Ты рыбу будешь? – спросила она, будто скрывая свое тайное знание.
– Смотри сама, Нянь.
– Нет, скажи, что ты хочешь.
– Мне нравится скумбрия холодного копчения.
– А давай окуня купим? – толкнула меня Няня.
– Давай. Но только он дорогой такой.
– А тебе окунь горячего копчения нравится?
– Мне нравится скумбрия, я только ее ел.
– Как ты думаешь, какого окуня взять?
– Может, лучше скумбрию? Она дешевле.
– Знаешь – за три рубля на три рубля… Ты только скажи, ты сам будешь окуня?
Супермаркет был как бы место для мужчин и женщин, узаконивших свои уикендные встречи. Они ходили с умильными друг к другу лицами, но готовые в любую секунду разъяриться.
– Скажи, что из мяса надо взять?
– Смотри сама, Нянь, что ты будешь, то и я.
– Нет, я же мясо не особенно, это чтобы тебе, зая, быренько перекусить.
– Может, сосиски?
– Ты что? Нет, ты скажи, что тебе нравится?
– Мне нравятся котлеты.
– Какие?
– Вот эти.
– Может лучше кусок мяса купить? Кто знает, что в этих котлетах. Ты скажи…
От ярости у меня онемели ноги, стало подташнивать и чтобы сдержать себя, я спокойно и нараспев спросил:
– Ня-а-нь, а почему Гарванич – Гарванич? Фамилия такая?
– А-а, – обрадовалась она нашему совместному общению. – Он сам всем говорит, что он сербский князь.
– Смешно.
– Да, как ты – Степной барон… О, Анваруля, я люблю этот сыр!
– Этот?
– Да, ты понюхай его, чем пахнет… ну чем, скажи?
– Спермой.
– Точно, а ты откуда знаешь?
– Ну, у тебя вопросы…
– А у тебя ответы!
– Хочешь, джин-тоник Greenalls возьмем, как он тебе, Анвар?
– Ненавижу, у меня с ним плохие воспоминания связаны.
Я встал на подставку тележки и катился за Няней.
– Какой ужас, – вздыхала она. – Какое-то царство потребления.
Она ужасалась, но ей нравилось здесь.
– А там смотри книги, видео. Кустурица снял какую-то комедию, возьмем?
– Надоел мне Кустурица. Сам себя пародирует. Все кончено.
Какие-то люди искали друг друга и перекрикивались на весь зал. Я чуть не врезался в электрокар.
– Подожди меня, я схожу в бытовые товары. Купить тебе что-то для бритья?
– Нет, я так, мылом.
– Ты што говоришь-то, зай?
– Купи пену.
– Пену, может, лучше гель? Что с тобой?
– Мне плохо, Няня.
– Как?
– Мне просто пиздец, у меня руки отнимаются, давай быстрее и все, пять минут еще и все. И все, все…
– Но куда же ты все спешишь, Анвар? Куда тебе спешить?
У меня падало давление. Девушка у касс оглядывала свои покупки с якобы детским, но на самом деле бездумно-животным взглядом, и закусывала губу, будто бы перед некой проблемой. Толстый женственный мужик с абсолютной уверенностью в законности своего существования обхватил губами горлышко Guinness, глотнул. Безостановочно пищали кассовые аппараты и играла компьютерная музыка, верещали игровые автоматы, хрустели пакеты. Пахло синтетическим переходом от жизни к смерти. Кто-то звонил по мобильнику и трепал барсетку. Я чуть дольше посмотрел на женственного парня и сразу же увидел страх в его глазах, еще немного, и я бы разоблачил его, он отвел взгляд и беспомощно оглядывался. Я увидел в руках кассирши «Печень трески». Вспомнил, как Серафимыч покупал мне печень трески, и, если она была горькая, он сам ее съедал, а мне покупал новую. Как он умудрялся так делать покупки, что я ничего не замечал?! Он будто бы и не покупал еды, но мы не умирали с голоду.
Няня обиделась на меня и нервничала с красным лицом. Из-за ее обиды и этого лица, и оттого, что я очень хотел, чтобы все было мило, как у людей, я рассвирепел еще больше и готов был орать на весь магазин и не упаковывать все это в аккуратные пакеты, а расшвыривать. Вот сейчас. И я глубоко вдыхал и считал до тридцати.
– Что случилось, Анвар?
«Десять, одиннадцать, двенадцать…»
– Так… ничего, Нянь, – я укатывался от нее на тележке.
– Я уже не понимаю, что я такого сделала?
«Семнадцать, восемнадцать».
– Могу же я знать. Ведь ты от меня скрываешь…
Мы вышли на улицу, я катился на тележке к нашей машине.
– Няня, я просто ненавижу всех этих людей!
– Да что они-то тебе сделали?!
«Двадцать девять, тридцать».
Няня закричала и поднесла ладонь ко рту.
– Я их…! – спрыгнул и пытался затормозить, но тележку и меня заносило, а они все ехали, я увидел нагнувшееся ко мне лицо водителя в куртке «Аляска», и вдруг чужой и неожиданно сильный удар… этот запах и медный привкус крови в носоглотке.
Открытые двери машины, Няня что-то объясняет какому-то мужику… а что случилось?
Нелли Рубер-Волкадаева – 500 $
Куда бы мы с Няней не пошли, всегда было ощущение, будто я выглядываю из кармана чужого мне мужика, и вздрагиваю, когда его называют моим именем, и стыжусь перед своим вечным сторонним наблюдателем.
– Нянь, а что за необходимость такая координировать работу в сфере пиар, в целях создания положительного имиджа налоговой полиции Российской Федерации?
– Так, подожди, Анвар, мне некогда.
– У них один имидж…
На этих светских мероприятиях Няня подходила к нужным людям и с особенной беззаботностью быстро проговаривала свою должность, слегка выделяя «налоговой полиции».
– О-о, – с шутливым испугом отстранялись собеседники.
Няня сдержанно улыбалась.
– Да-а, поднялся я, поднялся, – говорил парень с комсомольски-плакатным лицом 1970-го года.
Он с гордостью выпячивал свой цинизм, это было модно, и Няня слушала его с уважительным одобрением и намеренно преувеличенной завистью.
– Эх, мне б еще два таких дефолта, – сожалел он.
Няня понимающе кивала головой человеку, благодаря которому моя стипендия уменьшилась теперь в три раза. Они словно бы состояли в циничном и радостном заговоре против всех нас – лохов.
Welkome-cocktail.
Я ходил с занудным мучением в груди – все лица были знакомы, но я никого не знал и с задумчивым видом пытался вспомнить, где же я их видел всех. Вспоминал – ах, да, по телевизору, но и это ничего мне не давало.
Взял еще водки и бутерброд, официант недоуменно глянул на меня с той стороны баррикады. Рядом, ожесточенно шепча, решали вопрос мужчина и женщина, вдруг что-то вспыхнуло. Ба-а… Они одновременно развернулись и как бы вогнулись внутрь себя. Мужчина поднял бровки, округлил глазки и состроил лицо простого, открытого и доступного полуидиота, а женщина, чуть склонив плечо, а другим как бы прикрываясь, улыбнулась такой располагающей, простой и скромной улыбкой деревенской девчонки, что я сразу узнал в ней одну актрису.
– Что ж это, бля, водочка есть, а огурчиков нету? – спросил бородатый мужик.
Рядом с ним стояли и косились на него две девушки модельной внешности. Наверное, банкир.
– Олежа, бери стакан.
– Слушайте, я, бля, такой мини-мотик купил…
– Смотри, какие девчонки.
– Да ладно ты, бля.
– Девчонки, вы не уходите, постойте пока.
Вдруг группа женщин у стены развернулась и картинно замерла. Вспышки фотоаппарата. Потом фотограф весело шутил и щелкал молодую пару – они стояли, улыбаясь с задорной и милой простотой.
Удивительно, что все они радовались. Часто показывали фотографу язык. И всё радовались, как простые и открытые люди. Ходил кругленький «газетный человечек» со своими инсталляциями, и неинтересно приставал ко всем, настойчиво пытаясь что-то объяснить. Потом тетка, к которой Няня тоже подходила, с хохотом оторвала у его инсталляции нечто похожее на мужской член и, пьяная, дразнила этим свою декоративную собачку. «Газетный человечек» ушел, приподняв плечи и с этой своей застывшей улыбочкой.
