Юлия Лешко - Мамочки мои… или Больничный Декамерон
– Да нет, произошло все раньше. Он один не демонстрировал, как мы ему неинтересны. С шуточками не прохаживался, на «вы» с отчеством не называл. Надо – камин растопит, надо – рыбу почистит. Мужики его подкалывали, археологом называли. А он – ноль эмоций: как ходил к нам, так и ходил. Я даже и не поняла, когда им увлеклась. Почему – понятно, а вот когда – не знаю. В общем, последние две ночи мы провели вместе. И поверьте, не для того только… чтобы забеременеть.
Настя заторопила Валю, предвосхищая счастливый конец:
– И потом – поженились…
Валя подняла на нее свои лукавые и мудрые глаза:
– Эх, девочка… Жизнь – не кино. Поженились… Отнюдь, графиня, как говорили в прошлом веке. Никакого продолжения не было и быть не может: он моложе меня лет на 10, живет где-то на Урале, у нас у каждого своя жизнь. Все, что было, – просто подарок судьбы… Я так решила…
Мила сочувственно покачала головой:
– Что ж ты будешь теперь делать одна с этим подарком судьбы?
– На что ты будешь жить, пока ребенок маленький? – забеспокоилась Настя. – На одно пособие не протянешь… Вот у меня… Я в разводе, между прочим, официально. Но алименты будут в любом случае.
Мила с улыбкой подтвердила:
– Ну да. Точно – будут. Потому что твой «алиментщик» по сто раз на дню звонит, передачи носит пудовые и вместо «здрасьте» «выходи за меня обратно замуж» говорит…
Настя, как будто не слышала Милу, все сокрушалась:
– Нет, я не представляю… То есть он там, рыбачит где-то на Урале. А вы, значит, с ребенком тут кукуете…
Валентина не сдавалась:
– Ну, ты не представляешь, а я все прекрасно представляю. Не пропаду, у нас с подругой свой маленький салон-парикмахерская, своя клиентура, очередь расписана на месяц вперед. Мы автономны и независимы, как атомная подводная лодка, да и непотопляемы, кстати!
Мила даже поаплодировала немного:
– Вот это да! А ведь ты еще и завидная невеста. Жаль, что он не в курсе…
Валя стала серьезной:
– Не только это жаль: жаль, что я не знаю, какая у него наследственность. А надо бы знать. Врачи сказали… И снова объясняли, что все анализы надо вовремя делать, если рожаешь… не вовремя. В общем, поэтому-то я здесь и залегла. Не знаю, насколько.
Настя предложила:
– Может, надо ему позвонить?
Валентина отрицательно покачала головой:
– Я не должна ему звонить. Это мое решение, мой выбор, мой ребенок. А он… Он здесь, в общем, не при чем.
* * *В ординаторской на диване лежал, для удобства подтянув колени к животу, высокий Саша Сосновский. Он спал как младенец.
Наташа тихо вошла и закрыла за собой дверь. Подошла к дивану и села на край, рядом с Сашей. С улыбкой посмотрела на его лицо, протянула руку, чтобы погладить по волосам и…
…он открыл глаза. И тут же оценил ситуацию!
Слабеющим голосом, с трудом приоткрывая веки, выговорил:
– Наталья Сергеевна… Я потерял так много крови… Сегодня людям пришлось отдать гораздо больше обычной нормы… Я молод… Все могло быть впереди – карьера, счастье, семья, любовь… Но… Не помню, как добрался до родного отделения… И сейчас я тихо… умираю от любви…
Наташа засмеялась:
– Ах ты, хитрюга!
Но Сашка все так же тихо проговорил:
– Это все раньше… Раньше… Теперь я другой…
И вдруг сильным ловким движением он схватил Наташу за плечи и мягко привлек к себе на грудь!
– Поцелуйте меня, Наталья Сергеевна… А то ведь… Не ровен час…
И Наташа, приглядевшись к Сашиным глазам, поцеловала его – быстро, легко, и хотела уже вырваться… Куда ей против десантника, хоть и потерявшего больше нормы донорской крови…
– Ну, все, пусти. У нас там праздник… Пойду, – Наташа сделала движение уйти. – Давай, приходи. Хватит валяться…
Саша отпустил ее, но остался лежать, глядя ей прямо в глаза, начав шепотом читать стихи:
Хрустальный ангел, золотые глаза,
Твой детский голос – как поцелуй в тишине.
Я тебя видел, но никому не сказал:
Мне показалось, ты померещилась мне.
В багет старинный оправлю ангельский лик,
Янтарным лаком покрою простенький холст,
И станет вечным случайно пойманный миг,
А между нами возникнет призрачный мост.
Твой зонтик пестрый и сигарету в руке
С картины этой без сожаленья сотру.
Когда затихнут твои шаги вдалеке,
Я буду думать, что ты стоишь на ветру.
И точно знаешь: сейчас подует норд-ост,
Холодный ветер, ему с тобой по пути.
Пусть не до дома, а лишь до северных звезд!..
Расправишь крылья и – остановишь такси…
Наташа опустила глаза:
– Это ты – мне?
Саша приподнялся на локте, пятерней расчесался:
– Про тебя. Я тебя столько раз до дома провожал… Хоть бы раз заметила.
Наташа внимательно посмотрела на молодого человека. И без всяких поползновений с его стороны наклонилась и поцеловала его так, как он и не мечтал, – по-настоящему. Одним поцелуем ограничиться не получилось, но и слишком задерживаться возле «больного» было опасно. Наташа и так чувствовала, что заразилась…
– Значит, дорогу ты знаешь. Ладно, проводи сегодня… – сказала она вероломному поэту.
И вышла из палаты.
* * *Телефон Милы зазвонил в тишине: вся беременная троица после рассказа Валентины долго молчала. Каждая мамочка думала о своем. Мила нажала на прием и услышала самый родной голос…
– Слава! Ты где? Да, сейчас спущусь… – она спустила ноги с кровати, сказала соседкам по палате:
– Муж пришел, пойду, повидаюсь…
Доктор Бобровский выходил из одной палаты, сопровождаемый аплодисментами…
…и направлялся к следующей…
А следующая была седьмая, и из нее как раз выходила Мила!
– Мила! Это – ты?!.
По его ошарашенному лицу было заметно: у него просто нет слов!
– Я, Володя, – развела руками Мила.
Бобровский, похоже, окончательно забыл, зачем пришел:
– Мила, и ты… – он протянул перст, указующий в сторону маленького, но вполне беременного животика Милы.
Все это было очень смешно, и Мила не могла не пригласить его посмеяться с ней вместе:
– Владимир Николаевич, я чувствую себя в серьезной опасности. Вы же тут отделением заведуете, а знаете только два слова – «Мила» и «Ты»… Ну, и как будем строить наши дальнейшие отношения? Дайте-ка пройти…
И засмеявшись, как девчонка, Мила пошла к выходу, ускоряя шаг.
И ушла! Бобровский понял, наконец, комизм ситуации и торопливо обратился к соседкам Милы с поздравительным спичем:
– Девушки! С праздником вас наступающим, с первым праздником весны и любви! Поздравляю и желаю всего… Всего… И всякого! Я еще потом зайду…
И врач устремился за Милой…
Валя с интересом прослушала поздравление, но от комментария не отказалась:
– Это он всегда такой странный или только по праздникам?
Настя, тоже не придя в восторг от скомканного поздравления, улыбнулась:
– Ой, нет, он такой замечательный… Это же Владимир Николаевич Бобровский, завотделением.
Валентина, судя по всему, авторитеты назначала себе всегда сама, поэтому прореагировала сдержанно:
– А… Понятно…
* * *А недооцененный по достоинству доктор Бобровский, игнорируя фактор солидности, со всех ног догонял неторопливо шествовавшую на встречу с мужем Милу. Поймал ее на самом выходе:
– Мила! Мила!..
Она остановилась и ждала его с улыбкой. Бобровский – к чести его – быстро восстановил дыхание:
– Я… У меня действительно нет слов: вот только – Мила и ты… Ты и Мила. Как… Как все это получилось?
Мила сложила руки на животе, прищурилась лукаво:
– Володя, меня уже спрашивали некоторые мамочки, не ЭКО ли это. И знаешь, что я им ответила? Как в анекдоте: «А чем старый-то способ плох?»
Если честно, Мила не ожидала, что в ответ на «бородатый» анекдот Бобровский нахмурится:
– Слушай, а я не люблю этот анекдот. У меня моментом чувство юмора пропадает, когда я думаю о тех, кому… не дано.
Мила, приподняв подбородок («Как в юности…» – мелькнуло у Бобровского), ответила со спокойной гордостью:
– Не обижайся, Бобровский. Мне кажется, я заслужила право пошутить. Даже неудачно. Знаешь, смеясь, мы прощаемся со своим прошлым.
Бобровский усмехнулся, глядя в пол:
– Человечество прощается… Это Карл Маркс писал… И то – про античную литературу.
– Да бог с ним, с Карлом Марксом, – сказала Мила, став прежней. – Я простилась со своим прошлым, Володя.
Бобровский помассировал виски, как от головной боли. Ее прошлым был он сам. И спросил:
– Какие у тебя проблемы? Хотя… Я сам посмотрю, в истории болезни.
– Посмотри, – разрешила Мила. – Ну, я пойду, муж ждет.
Вышла и закрыла за собой дверь, оставив Бобровского стоять в коридоре…
* * *В палату Милы вошел Бобровский и поставил на общий столик большой букет мимозы. Подмигнул дамам и уже почти вышел… Потом, спохватившись, спросил:
– Как самочувствие, мамочки?
Валентина озорно подмигнула красивому врачу:
