Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО
«Он мне сегодня звонил, ему нужен хороший человек для работы в Леноблисполкоме» – сказал Боря. Я заверил его, что лучшей кандидатуры, чем ЖОРА – Папаня, Диме не найти.
Тут же созвонились с Димой и договорились о встрече завтра в 10.00, в здании на ПДП (Площади Диктатуры Пролетариата, так она тогда называлась). Рядом с Леноблисполкомом находился Дом Политпросвещения.
Про него была присказка тогда : «ДПП на ПДП»).
Мы расстались с Борей в самых лучших чувствах.
«Процесс прошел», как говаривал тогда Горби. Выпив на радостях еще бутылочку портвейна, отправились по домам. Я строго наказал Папану завтра быть в костюме и прилично выглядеть, не опаздывать на судьбоносную встречу.
Я дежурил у облисполкома с полдесятого… Папан, в лучших традициях, приехал с 15-минутным опозданием, небритый и без галстука. Галстук нашелся в его «Жигулях».
В общем, внешний вид Андрюхи был наглядным подтверждением народной присказки: «Вы что, художник?! Нет, я просто с похмелья!»
Прибыв к Диме, я представил ему ЖОРУ – Папана уже лично, всячески расписав его достоинства. Побеседовав с Папаном, Дима вдруг попросил меня выйти в коридор.
«Слушай, а он не сильно поддаёт?» — задал Дима сакраментальный вопрос. Я его заверил в Папиной непримиримости к пьянству. Очевидные признаки Папанина бодуна я объяснил нашей вчерашней встречей и взял вину на себя.
«Ну ладно, берем ЖОРУ!» – принял Дима решение.
Папан проработал в исполкоме полтора года, успев получить отличную квартиру. Его мятежный дух не выносил трудовой дисциплины, и он ушел оттуда «по собственному желанию». На освободившееся вакантное папанино место претендовали два генерала, которые чуть не подрались в ходе борьбы…
Папан успел поменять множество мест, профессий и должностей после этого: начальник картинной галереи, «независимый» художник, компаньон коммерсанта, офицер пожарного училища, сотрудник органов МВД, вольный «бомбила», охранник и снова художник. Он нигде не теряет оптимизма и бодрости духа, комментируя все превратности судьбы с «шутками и прибаутками».
Можно рассказать об одном опыте его участия в «бизнесе по-русски».
Перед Новым, 1993 годом, Папан уже трудился в коммерческой фирме, которой руководил Боря Думаев. У них возникла идея слегка поднажиться, или, как тогда было модно выражаться «приподняться» на торговле новогодними елками. Искусственных ёлок в продаже тогда ещё почти не было, всё покупали к празднику настоящие.
Сказано – сделано. Договорились с лесничеством, получили порубочный талон, заготовили целый Камаз – «длинномер» отличных ёлок и привезли их в Питер, где и планировали выгодно продать. Елки ввезли на этом Камазе в город и свалили их, в виде огромной кучи, у самого офиса Бори, прямо на улице. Камаз уехал.
«Поначалу торговля шла отлично», – рассказывал потом Папан об этом коммерческом проекте. «Ёлки народ расхватывал на «ура». Если бы не позднее время и страшный мороз (градусов 25), в первый день мы продали бы больше половины. А так, часов в 11 вечера, народ с улиц зимнего Питера пропал. Пришлось и нам идти греться, и ждать утра. Двое сидело в помещении офиса, еще двое компаньонов – стерегли ёлки на улице. Потом менялись, когда уличные сторожа замерзали. У нас был арендован древний, как дерьмо мамонта, автобус вместе с его водителем. Автобус тоже был весь забит елками. Автобус этот совершенно не отапливался, но в нём было чуть теплее, чем на улице.
Через некоторое время возникла мысль выпить «для сугреву», что мы и сделали с большим успехом. Постепенно настроение повышалось, а бдительность несения службы – пропадала. Потом всем надоело торчать в ледяном автобусе, да ещё ночью, и мы стали присматривать за ёлками из окна офиса. Ночь, кромешная темень и сильный мороз давали надежду, что желающих их украсть не найдётся. Под утро всех, потихоньку, сморил сон.
Проснулись от жутких воплей Вити Иванова, который первый почуял неладное. Вокруг наших ёлок копошился целый муравейник народу. Такое впечатление, что весь район, стар и млад, каким-то образом прослышав о халявных елках, сбежался к нашей куче, и тащил их во все стороны. Некоторые бабули ухитрялись волоком тащить по 4—5 штук зараз.
Минут 10 шла наша битва с халявщиками, которые всё прибывали. Уговоры, мат, крики и отталкивание самых настырных воришек, не помогали. Народ всё подтягивался, норовя нас просто затоптать в борьбе за вожделенную бесплатную «лесную красавицу».
В конце концов Витя сбегал за газовым пистолетом и при помощи его выстрелов, нам удалось отпугнуть публику. Поняв, что халявы больше не будет, жители, ворча, стали расходиться по домам.
Елочная куча за время нашего сна и битвы изрядно уменьшилась.
Было решено удвоить посты и бдительность, а с рассветом продолжить торговлю. Меня отпустили съездить домой, поспать. Часам к 16 я вернулся на своей машине к офису, где компаньоны торговали елками. Машину оставил метров за 500 от елочной кучи, у дома Вити Иванова.
Оставшиеся у ёлок были замерзшими и злыми, как псы. Торговля шла из рук вон плохо. Видимо, мороз и ночная халява отбили у местных аборигенов желание честно покупать ёлки. Не помогали ни призывные вопли, ни неоднократное снижение цены. Через пару часов вялой торговли возникло желание выпить, чтобы опять же согреться. Это и было, с энтузиазмом, осуществлено. Сначала кто-то сбегал за бутылкой, а потом – догадались обменивать ёлки на водку. Торговля оживилась. Ещё через пару часов мы промёрзли до костей. В чёртовом автобусе, где мы пытались согреваться, было холоднее, чем на улице. Возникла мысль подогнать мою машину и греться в ней.
Единственным человеком, кто не пил, был водила автобуса. Ему я и отдал свои ключи и рассказал, где стоит машина. Он сказал, что через 5 минут приедет, благо машина стояла всего в квартале от нас.
Водила ушел и – пропал. Прошел час, второй, мы уж не знали, что и думать.
Через 2 с половиной часа к нам подъехал милицейский «уазик». За ним следом – моя машина. За рулём у неё сидел, почему-то, мент. Наш водила сидел в «собачнике» ментовского «уазика», в наручниках.
«Это чья машина?!» – грозно спросил старший мент, показывая на мои «Жигули».
– «Моя!» – отвечаю и показываю ему документы.
Постепенно ситуация разъяснилась.
Водила пришел, увидел бежевые «Жигули» и спокойно открыл их моими ключами. Но «Жигули» никак не заводились, почему-то. Решив, что всё дело в морозе и аккумуляторе, водила открыл капот, и стал копаться в моторе, ища проблему. В это время настоящий хозяин этих «Жигулей» увидел в окно, как какой-то негодяй открыл его машину, и копается в моторе, пытаясь её завести и угнать.
Владелец вызвал милицию, которая приехала на удивление быстро. Милиция, в свою очередь, дала похитителю прикладом по зубам, надела на него наручники, а уж потом – приступила к разбору.
Водила же, получив по морде, мгновенно поумнел и, вдруг невдалеке увидел мою машину, которую просто перепутал, в темноте, с открытой им.
«Вот эту, эту машину попросили меня подогнать! Вот и ключи от неё!! А эту я просто перепутал с ней!» – начал он горячо втолковывать ментам.
В, общем, пока с ним разбирались, пока устанавливали его личность, времени прошло много.
Машину мою нам, конечно же, отдали. Мы заверили, что пьяные на ней ехать никуда не собираемся. Просто погреемся в ней.
Так и сделали. В тепле водочка «пошла» ещё лучше. Тут и торговля наша пошла повеселей. К часу ночи мы за бесценок распродали остатки ёлок и стали разъезжаться по домам.
Я, уже изрядно поддавший, засунул в свой багажник елку, которая торчала из него на полтора метра. Потом развёз по домам Борю, Витю и поехал через весь город к себе домой, пьяный и с торчащей из багажника машины ёлкой. Поразило, что улицы города в ту ночь были абсолютно пустыми.
Наутро мы свели баланс. Расходы, понесённые на эту коммерческую операцию, были ровно в два раза больше всей полученной выручки.
Такой вот получился «бизнес по-русски!».
В органах МВД Папан некоторое время служил заместителем начальника курса факультета повышения квалификации, в Академии МВД. Он рассказывал о памятном диалоге, состоявшимся на одном из подведений итогов работы этого факультета. Дело происходило в годы ельцинского правления.
«Забрался начальник факультета на трибуну и давай читать доклад. Периодически отрывается от текста и грозно поглядывает в зал.
Внезапно он замечает, что у майора-химика, сидящего в первом ряду, рваные ботинки.
Генерал поднимает его и начинает «по-отечески» стыдить:
