Дарья Крупкина - Шрамы, что мы выбираем
Фредерик с Кристиной ушли под конец открытия, когда никто не обратил на них внимания. Впрочем, к тому моменту, как наступил вечер, гости предпочли разойтись по клубам и ресторанам – или домой. Фредерик не пожелал рассказать Кристине детали предстоящего мероприятия, поэтому ей пришлось довольствоваться его коротким «увидишь».
Не то чтобы Фредерик хотел придать пущей таинственности происходящему. Он и вправду полагал, что не стоит тратить слова и что-то объяснять, если скоро Кристина сможет сама все увидеть. Впрочем, его молчание во время всей дороги до квартиры Уэйнфилдов было обусловлено вовсе не тем, что он не хотел о чем-то рассказывать.
Он вспоминал.
Фредерик никогда не относил себя к числу сентиментальных людей. Он даже с некоторой снисходительностью относился к вечерам, когда Анабель любила устроиться у большого окна с бокалом вина и долго сидеть, наблюдая за сумерками. В такие моменты она перебирала воспоминания, играла тонко настроенной памятью. Ей нравилось это делать – время от времени.
Но когда подобное желание возникало у Фредерика, он предпочитал отмахиваться от него. Запирать в тайных чуланах собственного мозга и не выпускать оттуда. Долгое время он был уверен, что и Винсент поступает подобным образом.
Но однажды, когда они только поднимали дело отца, Фредерик задержался в издательстве и пришел домой ближе к полуночи. Было темно, и он решил, что все давным-давно спят. Но оказалось не совсем так. Он нашел Винсента в гостиной, где тот уснул на диване после того, как прикончил полбутылки виски. В скудном свете из окна Фредерик заметил на щеках брата дорожки от слез. Только тогда он вспомнил, что этот день – годовщина смерти родителей.
И теперь, пока они петляли по улицам Лондона, Фредерику впервые пришло в голову, а сможет ли Кристина понять то, что будет происходить этой ночью. Сможет ли оценить. Или, может, они вообще слишком быстро решили приобщить ее к их маленькому таинству?
Пока они парковались в гараже, Кристина неожиданно спросила:
– Кто это придумал? Кто первым решил собрать вас?
Фредерик помолчал, обдумывая ответ.
– Пожалуй, наша мать, Мадлен Уэйнфилд. Она была крайне своеобразной женщиной и во многом приобщила нас к тому, чем мы занимаемся теперь. Но, разумеется, она не устраивала подобных вечеринок. Мы были слишком маленькими, а потом я и Винсент уехали учиться. Не знаю, чем она занималась тут с Анабель. Лучше спроси у сестры.
Он захлопнул дверцу машины и проверил сигнализацию.
– Вечер в том виде, в каком его увидишь ты, предложил Винсент. Тогда нас было только трое: он, я и сестра. Позже к нам присоединились Анна с Лукасом.
– Я много слышала о нем…
– Да, он был мужчиной моей сестры. И погиб год назад.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. Дурацкий несчастный случай и очень неожиданная смерть.
Квартира казалась пустой и вымершей, только из-под двери одной комнаты сочился тусклый свет и звуки музыки. Когда они вошли, Фредерика охватил еще один приступ неудержимой сентиментальности.
Винсент стоял у окна и курил. Он кивнул вошедшим в знак приветствия и снова перевел взгляд на окно. Его рубашка была расстегнута, а ноги оставались босыми. Анабель сидела на кровати, одетая только в легкий шифон и кружево пеньюара. Перед ней стоял поднос с пятью стаканами, еще какими-то приспособлениями и бутылкой алкоголя, в которой без труда можно было опознать зеленую глубину абсента. Анны видно не было, и оставалось предположить, что она в ванной, которая как раз примыкала к комнате. Фредерику показалось, еще мгновение, и дверь за его спиной откроется и войдет Лукас, как в старые добрые времена.
– Устраивайся, – Фредерик кивнул Кристине на один из стульев и сам уселся на другой.
В комнате было жарко, очень жарко. Фредерик расстегнул несколько пуговиц рубашки, но не решился все. Кристина явно чувствовала себя не уютно, посматривая то на братьев, то на Анабель. Но никто из них не обращал на нее внимания.
Анабель налила в каждый из стаканов абсента, аккуратно влила в них воды из графина. После этого на первый положила сверху ложечку с дырками, а на нее – облитый абсентом кусочек сахара. Чиркнула изящная зажигалка в ее пальцах, и сахар вспыхнул, пузырясь и роняя сладкие капли.
Загасив остаток сигареты о пепельницу, стоявшую на подоконнике, Винсент наконец-то повернулся к Фредерику:
– Как в старые добрые времена?
– Похоже на то.
Фредерик обратил внимание, что лицо Винсента выглядит неестественно бледным, а под глазами залегли темные тени. Кажется, последние ночи он снова плохо спал.
Анабель размешала остатки сахара в стакане с абсентом и приступила ко второму.
Фредерик покосился на запертую дверь ванной. Сами собой выплыли другие воспоминания. Те, что он старался не вытаскивать из чуланов памяти, но сегодня они явились сами. Это было через месяц после смерти Лукаса, дела вынудили Фредерика уехать в Берлин, но вернулся он на день раньше положенного. Он до сих пор не понимал, что именно заставило его изменить планы. Он не сомневался, что вернется домой в субботу. Но в пятницу утром встал со стойким ощущением беспокойства, купил билет и уже вечером был в Лондоне.
Когда он вернулся, дома стояла тишина. Он знал, что Анабель поехала к Анне, а Винсент, скорее всего, еще не вернулся из своего клуба, где он бывал каждую пятницу до глубокой ночи. Тем не менее, Фредерик проверил все комнаты. И в запертой ванной Винсента горел свет. Наверное, в тот момент Фредерик уже знал, что увидит.
Белая ванная. Свешивающаяся из нее рука, а с кончиков пальцев срываются капли крови и темной лужицей расползаются по кафелю, грозя превратиться во вполне приличную лужу.
Белая ванная. И белое лицо Винсента. Темная вода.
Как потом говорили врачи, Фредерик пришел буквально через пару минут после того, как острое лезвие прошлось по рукам Винсента. Именно это и позволило им успеть. Это и невероятное везение. Потому что Винсент был уверен, что брат с сестрой вернутся только на следующий день, он наполнил ванную теплой водой и резал вдоль вен. Он не хотел привлечь внимание. Он не хотел, чтобы его спасали. Он хотел умереть.
Кристина поежилась на стуле, Анабель приступила к третьему стакану. Винсент хищно улыбнулся и подмигнул Фредерику.
Теперь он в порядке. Фредерик точно знал. Как знал и тогда, когда пришел в больницу к брату. Винсент ждал его, усевшись на больничной койке. Его руки от запястий до самого локтя плотно охватывали бинты. Он был не просто бледен, скорее, походил на тень.
– Прости, – сказал он тогда.
И Фредерик знал, что ничего подобного не повторится.
С заговорщицкой монотонностью Анабель проделала ту же операцию, что и прежде: размешала остатки сахара в стакане. И приступила к четвертому.
На руках Винсента так и остались шрамы. Он не стыдился их, но и показывать не хотел, а потому сделал поверх татуировки в виде змей. «Может быть, я тоже стану мудрее», сказал он тогда.
Когда-то, кажется, в другой жизни, Лукас и Винсент были лучшими друзьями. Они познакомились во время учебы Уэйнфилдов, и Лукас переехал в Лондон на год позже, чем вернулись они сами. Разумеется, их встречи сразу стали постоянными, как и вечерние чаепития, быстро превратившиеся в вечера эстетики и удовольствий. Тогда же Лукас начал близко общаться с Анабель. Они сошлись на любви к Викторианской Англии, а потом решили быть вместе. Хотя Фредерик не помнил, чтобы они когда-то заявляли об этом. Они… просто были вместе. Это казалось таким естественным.
Тогда, год назад, Фредерик радовался, что Лукаса нашел Винсент, а не Анабель. Он и предположить не мог, что все это настолько повлияет на брата. А может быть, просто не стоило оставлять его одного. Фредерик до сих пор с долей вины полагал, что если бы он не уехал в Берлин, ничего не случилось.
И он даже думать не хотел, что могло бы быть, не вернись он домой раньше.
Дверь ванной открылась как раз, когда Анабель приступила к пятому стакану. Анна появилась в шелковом халате и с влажными волосами. Выглядела она довольной и, как показалось Фредерику, чуточку не уместной в создавшейся обстановке.
– Разбирайте, – сказала Анабель, – раз все в сборе.
Анна первой взяла стакан, скептически посмотрев на его содержимое.
– Абсент?
– Чистейший португальский. Вода и сахар – все по рецепту декадентов.
– И пара капель твоего очередного снадобья?
– Разумеется.
Даже Фредерик с Винсентом не имели понятия о том, из чего готовятся снадобья Анабель. Этими секретами с ней поделился Лукас, и никто больше не знал состава. Но, судя по ощущениям, там было или нечто для расслабления, или что-то наркотическое. А может, и то, и другое.
Анабель убрала с кровати поднос и скинула пеньюар, который и так прикрывал не слишком многое. Она расправила плечи и поманила Фредерика. Уэйнфилд поднялся со своего места, на ходу расстегивая рубашку. Бросив ее на пол, он присел на кровать перед сестрой.
