Анатолий Грешневиков - Дом толерантности (сборник)
После этого крестьян повторно загнали на собрание. Расчет оказался прост: на примере 35 семей охватить коллективизацией оставшиеся 30 семей. Однако в разгар собрания поступило сообщение, что в семье записавшегося в колхоз К.Д. Кулебякина повесилась жена. Сельчанам едва удалось спасти ее… Но колхоз распался.
Шел 1930 год. К крестьянам нашего села был применен последний вариант – раскулачивание. Вновь организовывались собрания бедноты. Его представители начали вершить судьбы своих односельчан. Поскольку среди нас не было помещиков и кулаков, то простых крестьян обложили твердыми заданиями. У крепких середняцких хозяйств отобрали все зерно, фураж, картофель. Забирали даже солому. У не выполнивших твердое задание производились описи имущества и оно распродавалось. Так, в 1932 году в селе появился колхоз «Земледелец № 3».
Статья о раскулачивании восполнила многие пробелы в некогда засекреченной теме. Развеяла также окончательно миф о безропотном характере вступления крестьян в колхозы. Вскоре Владимир Пушкин поведал мне о том, почему через десяток лет колхоз, вставший крепко на ноги, вдруг стал разваливаться. Произошло это после того, как на крестьян, кроме денежного, повесили еще и натуральный налог: 280 литров молока, 50 штук яиц, 40 килограммов мяса. Это была тема уже второй статьи.
* * *Мои поиски родственников раскулаченных крестьян приходились на то время, когда колхозы и совхозы плохо или хорошо, но работали, засевали поля, обеспечивали страну продовольствием. Сегодня наступило время, когда следует писать не только о ликвидации кулаков как класса сельских капиталистов, но и о разорении коллективных хозяйств, с таким трудом и бедами создававшимися в годы Советской власти.
В поисках ответа на вопрос, а какую роль сыграла колхозная система в жизни сельского человека я отправился в село Неверково. Когда-то бывший председатель колхоза А.В. Кузнецов рассказывал мне о коллективизации и борьбе с кулаками, теперь мне хотелось поговорить о колхозе, который одним из первых в районе прекратил свое существование.
Первый колхоз в селе Неверково появился в 1923 году. Но быстро распался. Попытки создать новый тоже проваливались. Из воспоминаний А.В. Кузнецова следовало, что виной всему стало обострившаяся классовая борьба. Кулаки, помещики и их подпевалы просто-напросто не хотели мириться с тем, что их власти приходит конец. Малограмотные члены-пайщики выбирали в правление кулаков, а те саботировали работу. Порой дело доходило до криминала. Не без участия кулаков погиб Н. Воронин, приехавший для агитации из Нового села. В общем, колхоз «Маяк» на Неверковской земле утвердился лишь в 1929 году. Главным инициатором его создания стал агроном Найденский.
– Кулаки по этому поводу злорадствовали, настраивали бедняков против сельхозартелей, – рассказывал мне А.В. Кузнецов. – Наш колхоз стал опытным. После того, как председатель колхоза спасовал перед трудностями и сбежал, крестьяне предложили мне стать у руля управления. Помню, до сева тогда оставался один месяц. Но я успел подготовить «Маяк» к севу на 100 процентов. Сев начали 5 мая. Вся тягловая сила колхоза состояла из десяти лошадей. Мы перепахали много межников. Поля стали шире. Закончив сев, помогли беднякам соседних деревень. Урожай оказался неплохой, собрали 80 пудов ржи с гектара да 60 пудов овса. Хорошо уродились и другие сельскохозяйственные культуры. В результате мы смогли выделить колхозникам по 2,5 килограмма ржи и по 90 копеек на трудодень. Натуральный расчет колхозников на этом не ограничился, они получили мясо, картофель, солому, сено. В 1930 году колхоз начал строительство свинарника с кормокухней на 50 голов. А со следующего года у нас стало развиваться подсобное хозяйство, мы открыли валяльно-катальную мастерскую. По решению правления колхозники снабжались валяной обувью. Кулачеству приходил конец. Из их хозяйств весной поступило к нам шесть лошадей, девять коров.
– Зачем вы отнимали живность у кулаков? – интересовался я. – У вас в колхозе был свой скот, вы развивались, а семья кулака без лошади и коровы обрекалась на гибель.
– Шла классовая борьба, – отвечал жестко А.В. Кузнецов. – Мы должны были поставить колхоз на ноги, и мы это сделали.
Действительно, Неверковское хозяйство долгое время считалось в районе одним из самых крепких и перспективных. В трудные военные годы, когда в колхозе вынужденно сменилось четыре председателя, там все равно продолжалась жизнь, и селяне собирали и посылали денежные средства на танковые колонны и эскадрилью самолетов.
В свой очередной приезд в село Неверково я уже не застал в живых бывшего председателя, борца с кулачеством. На мой вопрос, как современному крестьянину живется-можется в колхозе, решил ответить ветеран труда В. Пушкин.
– После войны в наш колхоз из 120 человек вернулось всего 9, в том числе два инвалида без ног. Фронтовики сменили женщин, возглавили бригады – В.А. Базаров, А.И. Торбин, а А.С. Мозин был избран председателем. На колхоз обрушились первые трудности: отсутствие фуража для общественного скота, нехватка зерна для посева, отсутствие севооборота. Для того чтобы спасти скот, решили попросить излишки сена у колхозников. Но их оказалось мало. Тогда мы раскрыли соломенные крыши. Но и этого не хватило. Пошли искать сено по лесам, заготовленное во время войны. Нашли 100 пудов. Вывозили его на себе женщины, кто на санках, кто вязанками. Так был спасен скот. Пришла посевная. Ее женщины опять проводили вручную. Пахали на лошадях и быках. В моей бригаде пахарями были четыре двенадцатилетних мальчика – И. Скворцов, А. Самоленков, М. Мозин, А. Рябов. Когда лошади падали, впрягались женщины…
– Было ли государство справедливо в те годы к крестьянам? – спросил я бывшего бригадира.
– Ни в коем разе, – ответил он. – Урожай мы выращивали хороший, убирали его серпами и косами. Однако колхозников хлебом почему-то не обеспечивали. Объяснение было глупое: выдавать хлеб на трудодни имели право только 15 процентов от сданного зерна государству. И так шло из года в год: сеяли, убирали и все подчистую сдавали государству. Забиралось даже зерно для посева. А весной для посева давали ссуду зерна, но за эту ссуду нужно сдавать 15 процентов, то есть взяли 1 тонну, сдай 1150 килограммов. Колхоз имел три обязательства по сдаче зерна: госпоставки, натурплата за работу МТС и ссуда, взятая на посев. Рассчитаться с государством колхоз не мог. На трудодни не получали ничего. Люди старались любыми путями уехать. Чтобы удержать их, ввели обязательный минимум трудодней. Придумали наказание – запретили выгон личного скота в общее стадо, урезали приусадебные участки.
– После всех этих издевательств у вас не складывалось впечатление, что колхозы создавались для того, чтобы превратить крестьян в бесплатных наемных работников, а по сути рабов?
– Для чего проводилась коллективизация, я не знаю. Обещания были красивыми. На деле вышло все плохо. Деревня всегда была заложницей политики. Но при Советской власти крестьян стали массово и открыто уничтожать ради всяких великих и многообещающих политических авантюр. Помню, как в 60-е годы пошла эпопея посева кукурузы. Где только ее не пытались посеять – в торфоперегнойные горшки, вручную, квадратно-гнездовым способом, привлекали школьников и стариков, сторожа отстреливали грачей…. Но эта «королева полей», вытеснив клевера, овес, ячмень, принесла только убытки колхозу – тогда он назывался «Земледелец № 3». Из-за нехватки кормов пришлось даже частично ликвидировать скот. Потом вдруг деревни объявили неперспективными. Закрылись школы, больницы. Колхозникам предложили переезжать на центральные усадьбы – в агрогородки. Но в то время и на это уже рассчитывать было нельзя, люди рвались в города любыми путями, хотели нормально жить, трудиться и получать зарплату. Теперь чтобы возродить жизнь в деревне, нужно возрождать не колхозы, а крестьянство.
Слова старого бригадира-крестьянина о том, что жизнь в деревню вернется лишь с возрождением крестьянства, будут долго меня мучить, не отпускать, заставлять искать пути спасения и развития.
* * *Прежде чем поставить точку в очерке о лихом времени раскулачивания борисоглебских крестьян, мне довелось побеседовать с родственниками крестьянина-середняка Ивана Семеновича Борисова, попавшего под каток репрессий. Он жил в родной деревне Старово-Смолино. Перед тем как жениться на жительнице села Селище Екатерине Груздевой и завести крепкое хозяйство он прошел службу на Варшавской железной дороге в звании унтер-офицера.
В деревне его ценили за трудолюбие, грамотность, религиозность. К началу коллективизации у Борисовых в собственности находились небольшой парк с техникой, с плугом и бороной, цикорно-обжигательное товарищество «Нанси», занимающееся выращиванием, сушкой и продажей цикория, на дворе содержались лошадь и корова. Все имущество было нажито собственным трудом. Когда большевики пришли в хозяйство Груздевых с грабительскими целями, хозяйка объяснила им, почему у одних селян земля родит, а у других нет. Она эти слова повторяла всю жизнь: «Мы уже с поля едем, а они только собираются на него!».
