Александр Яблонский - Абраша
Николай посмотрел на часы – обеденный перерыв уже прошел, но идти в столовку не было сил и желания – оторваться от писем он не мог – совсем недавно он и не мечтал о такой захватывающей, такой волнующей его работе. Вот уж поистине счастье – с восторгом засиживаться на работе и радостно бежать домой – к Ирине. Впрочем, сегодня домой идти не получится. Он натянутой струной прогнулся, опираясь позвоночником на спинку кресла, с удовольствием прохрустел суставами скрещенных пальцев вытянутых вперед рук, на минуту расслабился, посидев с закрытыми глазами, затем раскрыл пакетик из вощеной бумаги с иришкиными пирожками – пирожки были с мясом и капустой – и продолжил.
«Однако кроме этого, вспомни, Петр Ульрих:
– прекратил абсолютно ненужную России войну с Пруссией;
– создал первый в России Государственный банк;
– запретил доносы;
– объявил амнистию;
– запретил гонения на раскольников;
– освободил монастырских крестьян от крепостной зависимости, отдал им в вечное пользование монастырскую пахотную землю, объявил государственными крестьянами…
Мало? Причем я перечислил не всё. Смерть помешала ему провести в жизнь закон о свободе вероисповедания для всех подданных России. Всё это не исключает его других, малосимпатичных черт, его же и погубивших. Но…
Resume — о «никчемности» Петра III речь идти не может.
4 . Ты утверждаешь : «При всем трагизме его (Павла Первого) жизни и чудовищности его убийства, нелепость практики его царствования, особенно в последний период, как и “подготовительно-гатчинского периода” с тупой муштрой, иррациональностью законотворчества, с запретами выезжать за рубеж на учебу, импортировать книги, зажигать свет в домах после определенного времени и т. д. и т. п. – всё это не красит его правление».
Отвечаю : Категорически не согласен!!! Я бы мог многое добавить к твоим аргументам: нельзя было ввозить не только книги, но и ноты, или, скажем, были изъяты «из обращения» слова «гражданин» или «отечество» – Французская революция его напугала. И т. д.
НО! Все твои утверждения о нелепости его практики абсолютно не имеют под собой реальной исторической почвы и являются перепевами историков – холуев власти или традиций, что еще хуже. Ты сам того, друг мой единственный, не замечаешь, как становишься невольным соучастником убийства – да, да, убийства, но не реального – первого, а второго, которое совершали и совершают по сей день практически все историки – по заказу власти, по инерции мышления, по убогости мировоззрения: раз Павел – антитеза мамаше и сыну, «сильным» якобы личностям в деле укрепления Империи, то он – дрянь. И ты вторишь им. Понимаю, массовая психология заразительна, но кто, как не ты, учил меня умению и мужеству мыслить независимо и непредвзято?!» – « NB! А вот это уже «теплее»: подчеркнуть «мужество независимо мыслить» – это пока о прошлом… «Историки – холуи власти» – это о ком: о классиках (Ключ., Солов., Платонов…) или советских??? – Вернуться к этому месту!» – «Действительно, многие его поступки и высказывания были странными, психика часто неуравновешенна, но ты не заметил: всё это стало особенно проявляться после его неудачного отравления? А вообще-то он был хорошо воспитан, умен, галантен в общении, приятно удивляя собеседников, иностранных в частности, умением излагать свои мысли «без притворства и лести», прямо и откровенно. Был отлично образован, разбирался в искусстве, чем привлекал литераторов и художников и в Петербурге, и в Париже, если бы не он, то, возможно, «Женитьба Фигаро» не увидела бы свет, ибо именно Павел уговорил Людовика послушать чтение пьесы…
Но главное – он, будучи деспотом – другого не могло быть на русском троне, будучи оригинальным самодуром – иногда это полезная вещь при самодержавии, – отличался: 1) Редкостным для России «инстинктом порядка, дисциплины и равенства перед законом». Цитирую Ключевского по памяти, но по смыслу точно. 2) Первоочередностью укрепления всей государственности России, а не только своей собственной власти. Добивался ли он желаемых результатов? – Далеко не всегда: введение трехдневной барщины осталось на 90 % на бумаге, да и задумано было не столько для того, чтобы облегчить жизнь крестьян, а для ограничения барских бесчинств и, главное, для укорочения дворянства, бывшего оплотом власти его ненавистной матушки. Но, всё равно. Сам факт появления этого указа, равно как и запрещение продавать безземельных крестьян с аукциона, – явления замечательные в крепостной России».
Николай отодвинул папку с копиями писем «Лингвиста» и углубился в Ключевского – «Русская история. Полный курс лекций». Не зря он провел время в Минске. Помимо всего прочего, там были замечательные ребята – его сокурсники. Он полагал, что основной контингент Великого Ордена – такие же «технари», как и он. Однако оказалось, что едва ли не большая половина слушателей, во всяком случае, его курса – гуманитарии: выпускники филфаков, юрфаков, истфаков. Вот от них, от своих товарищей даже в большей степени, чем от преподавателей, он выяснил столь необходимую ему сейчас «систему ценностей» в исторической науке. Поэтому, сталкиваясь с проблемами XVIII века, особенно Павла, он обращался в первую очередь к Ключевскому. «Надо просмотреть Мережковского, хотя там ничего ценного не выцарапаю, может – Платонова – это интереснее…»
«5 . Ты утверждаешь : «Всё, что им делалось, делалось беспорядочно, бессистемно, разнонаправленно…»
Отвечаю : Чушь. Однобокая чушь. Павел действительно часто менял свою линию, его реформы часто были двойственны. Точное понимание актуальных задач государства, входящего в ХIХ век, сочетались с романтизацией глубокого Средневековья… Но при всем при этом его отличала гибкость, умение реагировать на изменяющуюся ситуацию: взаимоотношения с Францией – прямое тому доказательство.
6. Ты : «… неудержимое стремление к централизации… этой пагубной болезни русской государственности».
Я: Насчет «пагубной болезни» согласен». – «Ну и хорошо, что согласен. «Централизация – пагубная болезнь» – это уже почти жарко. Надо учиться. Мне надо еще много учиться. Этот Срзн. – умница. Не случайно Влд. Сокр. так к нему прикипел. Чтобы ему и ему подобным оппонировать и, главное, чтобы их ущучить – надо еще много каши съесть. – Съем. «Каша» – вкусная!!! Ух, и интересная эта работа». В соседнем кабинете приглушенно прозвучали позывные программы «Время» – «Не я один «на боевом посту» – это хорошо. Пошли дальше». – « Но ты забыл об административных преобразованиях, расшатывающих или, точнее, балансирующих эту централизацию: говорю о сокращении до 42-х количества губерний, возвращении самоуправления Прибалтийским землям и Малороссии, реорганизации Сената, расширении функций министерств – эти реформы были продолжены его преемниками. А уравнение в правах всех сословий?
7. Ты утверждаешь : «Тупая муштра, бесчисленные парады и смотры на плацу, телесные наказания для солдат и, особенно, для офицеров»…
Отвечаю: Да, «Гатчинская муштра» – притча во языцех, справедливо и закономерно обсужденная, осужденная и порой осмеянная. Нелепостей было предостаточно. Но представь, батюшка ты мой, ежели бы Павел не встряхнул армию, не вдохнул в нее дух армейской дисциплины (порой нелепыми способами), если бы солдаты продолжали корячиться на полях – отнюдь не сражений – на бар, офицерство – и столичное, особенно, гвардейское, да и провинциальное – пить, гулять и разлагаться, представь, если бы в той же пресловутой Гатчине не родилась современная артиллерия, а именно Павел – даже не Суворов, который всегда верил во всепобеждающую силу пехоты, – именно этот «сумасброд» апробировал и закрепил навыки создания самостоятельных подвижных артиллерийских подразделений, регулярного применения картечи в стрельбе из орудий (до него картечь использовалась в исключительных случаях), обратил особое – жестокое, что было, то было, – внимание на подготовку арт. команд – представь, как могла сложиться битва, скажем, под Бородином. Уж Бонапарт-то опробовал силу артиллерии еще в Тулоне и хорошо знал ей цену. Думаю об этом и не знаю, что было бы лучше. Без шестилетнего правления Павла русская армия имела бы бледный вид в 1812-м, но как сложилась бы русская история в этом случае? Гордости за ту кампанию не было бы, но было ли бы от этого нам хуже в ХХ веке? Не думаю. Хуже не бывает». – «Прекрасно, прекрасно, Александр Николаевич! Что и требовалось доказать! Насчет реформ Павла в армии, он, пожалуй, прав. И вообще – умен! Такой бы ум на пользу направить!!! Дальше» – «Наконец, последнее:
