Лара Продан - Тонкая нить судьбы
Страшная догадка полоснула по сердцу. Она вспомнила, что Лида, всегда имевшая обыкновение звонить ей, если задерживалась, за целый день ни разу не позвонила.
– Ирина, что случилось? – холодно-тревожным голосом спросила Ольга свою гостью.
Девушка ерзала на диване, не зная, как мягче донести до матери страшное известие о ее дочери. Наконец, собравшись с духом, она на одном дыхании выпалила:
– Лида арестована. Я видела, как она входила в сопровождении мужчины с военной выправкой в здание НКВД. Это было около часу дня. У меня брат служит в органах. Он предупредил меня, чтобы я бросила Родди, моего Родди. Вы его знаете, он друг Дэвида. За всеми иностранцами ведется постоянная слежка. И за теми, кто с ними в знакомстве. Сегодня Дэвида депортировали из страны. Слава Богу, что он смог легко отделаться. Лиду арестовали за связь с ним. Мой брат говорит, что вряд ли ее отпустят…
Ирина еще что-то говорила, но Ольга ее не слышала, в глазах помутнело и она потеряла сознание.О том, что мать умерла от сердечного приступа Лида узнала из записки, которую ей сунул конвоир, передающий баланду в камеру.
«Лида, прими наши соболезнования. Твоя мама, Ольга Владимировна, скончалась в больнице не придя в сознание, первого октября 1940 года. И и К» Почерк был незнакомый, слегка корявый. Похоже писал мужчина Первой мыслью Лиды было, стучать в дверь, чтобы выяснить, от кого записка. Потом до нее дошло, что делать этого нельзя, иначе она подведет сразу нескольких людей, желающих ей добра. Смысл записки до девушки дошел не сразу. Она стала читать ее вновь.
«Мама, мамочка!!! Как же так?» – в голове у Лиды стучало, мозг не хотел осознавать написанное. Она почувствовала как к горлу подступил комок слабости, перед глазами поплыли мушки, Лида еле дошла до шконки.
Через неделю она была в лагере, что располагался в Архангельской области в поселке Воркута Коми АССР, в известном Воркутпечлаге. Она была осуждена по статье 58 – 4 как агент мировой буржуазии. Особого следствия проведено не было. Главным обвинительным аргументом служил факт ее близкого знакомства с американским подданным Дэвидом Стюартом. Этого оказалось достаточно засадить ее на десять лет в один из самых страшных лагерей системы Гулага.
Лидия, как и все женщины лагеря, работала на лесоповале. Однажды, когда в очередное утро Лида взяла в руки топор и сделала несколько размашистых бьющих движений по дереву, острая боль внизу живота пронзила ее, она потеряла сознание.
Очнулась Лида в больничке. Около нее сидела старенькая медсестра, которая жила при больнице.
– Очнулась, милая? Сейчас врача позову.
Пришла врач – крупная, грубой внешности женщина с руками, похожими на мужские. Звали ее чудно – Доротея Аристарховна.
– Так, Ухтомская, ты беременна, десятая неделя пошла. Что будем делать? – деловито спросила врач.
Лида смотрела на Доротею Аристарховну не понимая.
– Нет. Не может быть. – прошептала она.
– Что не может быть? Спала с мужиком? Знаю, что спала. Не девочкой к нам прибыла. Не может быть! Все может быть! – грубо отпарировала врачиха.
Однако посмотрев на побледневшую и растерянную Ухтомскую, женщина взяла руку Лиды в свои руки, которые оказались на удивление мягкими и теплыми, и произнесла спокойно и ободряюще:
– Не бойся. Сделаю, как хочешь. Не ожидала ты беременности? Первый и единственный, наверное, был у тебя половой акт, да?
Лида кивнула головой.
– Понимаю. Ну, хоть с любимым мужчиной или так, абы с кем?
Лида слабо улыбнулась, в глазах появился еле тлеющий огонек радости, весь ее облик начинал светиться внутренним огнем любви, делающим любую женщину королевой.
– Ясно, девонька, помогу тебе – заметив удивительные изменения в Лидии, убежденно сказала Доротея Аристарховна – полежишь здесь у меня немного, сил наберешься. А потом я постараюсь перевести тебя на кухню.
Врач сдержала свое слово. Еще неделю Лида пролежала в больничке. Это время Доротея Аристарховна максимально использовала для восстановления подорванного здоровья Ухтомской. Она поила ее морковным чаем, делала инъекции витаминов, которые хранила в своей домашней аптечке для себя, на случай личного недомогания, требовала, чтобы Лида больше спала, набиралась сил. Доротея Аристарховна добилась, чтобы Лида была переведена для работы на кухню. Для этого ей пришлось переспать с начальником лагеря, добивавшегося ее несколько месяцев.
«От меня не убудет, а девочку спасу.» – решила врач, соглашаясь на связь с полковником – «Хоть так искуплю свою вину перед… перед …»
Доротея Аристарховна тихо заплакала. Перед ее глазами вновь возникла картина двухлетней давности. Тогда ее дочь, Маша, которой только-только исполнилось восемнадцать, пришла к ней и радостно сказала, что ждет ребенка от любимого человека. Этим человеком оказался мужчина, старше Машеньки лет на десять. Когда он пришел просить руку дочери, она отказала ему и пригрозила заявить куда следует за развращение малолетних. Доротея Аристарховна схватила Машу за руку и потащила в больницу, где договорилась сделать ей аборт. Во время аборта у дочери открылось кровотечение, которое не смогли остановить, и Маша через два дня умерла от потери крови. Лида была чем-то похожа на ее Машу. Помогая Лиде, Доротея Аристарховна надеялась, что хоть так искупит свою вину перед дочерью.
В положенный срок у Лиды родилась дочь. Роды принимала Доротея Аристарховна. Девочка родилась слабенькой. И снова врачиха договорилась с начальником лагеря, что Ухтомская побудет хотя бы неделю в больничке вместе с ребенком. Счастью Лиды не было предела. В каждой черточке своей дочери она видела то Дэвида, то маму, то папу.
– Как хочешь назвать дочь? – спросила ее на следующей день Доротея Аристарховна.
– Анечкой. Так звали мою бабушку, о которой мне много рассказывала мама. Я давно решила, что если у меня будет дочь, назову ее Анечкой.
– Красивое имя, царственное. Дай Бог, девочка будет счастлива – резюмировала врач.Глава 29
Через неделю после родов Лида вернулась в барак. Девочку взять с собой не разрешили. Доротея Аристарховна обещала позаботиться о ней. Лида продолжала работать на кухне. В ее обязанности входило драить котлы, кухонную утварь, мыть полы в кухне и столовой, убирать территорию вокруг столовой, а также быть на подхвате у повара. В барак она возвращалась, когда остальные смотрели не первый сон. Вставала, когда остальные начинали только смотреть свой последний сон. Недели две она еще приходила в больничку, где под присмотром врача находилась ее дочь. Лида кормила ее грудью, не отрывая глаз от маленького еще красненького личика девочки, стараясь до мельчайших подробностей запомнить его. Покормив, Лида прижимала девочку к себе, вбирая родной, сладкий запах ребенка, держа ее так, пока не приходила медсестра и не забирала дочку. Ровно через две недели ее вызвали к начальнику лагеря.
– Ухтомская, хватит тебе прохлаждаться на кухне. С завтрашнего дня идешь работать на лесоповал.
– Но я кормлю свою дочь. Я не буду успевать, ведь лесоповал далеко. – голос Лиды дрожал от волнения.
– А тебе и не надо будет никуда спешить. Все, дочь твою отдали в приют. Иди работай. Совсем разленились тут. Пошла отсюда! Конвойный, вывести – последние слова полковник прокричал.
Лида побежала в больничку. Она настежь открыла дверь, закричала:
– Доротея Аристарховна, где Анечка, где моя дочь? – и остановилась.
Посреди больничной палаты на шатающемся стуле сидела Доротея Аристарховна. Голова ее была опущена, плечи подрагивали, руки прижимали к глазам детскую пеленку, сшитую из старой, отслужившей свой век простыни. Врачиха подняла голову и заплаканными глазами посмотрела на Лидию.
– Прости, моя девочка, прости. Сегодня рано утром приезжала комиссия из приюта. Забрали нашу Анечку, увезли… – вздрагивающим от плача голосом тихо произнесла Доротея Аристарховна.
– Куда увезли? Они сказали, в какой приют увезли? – прокричала Лида.
Врачиха встала со стула, подошла к Лидии, обняла ее за плечи и дрожащим от горечи голосом прошептала:
– Девочка моя, крепись. Скорей всего ты никогда не увидишь свою дочурку. Система построена таким образом, что детей, рожденных от врагов народа, забирают в приюты, дают им новые фамилии и имена, чтобы родители, выжившие в лагерях, не смогли найти их и оказывать на них свое пагубное влияние.
Лида оттолкнула Доротею Аристарховну от себя:
– Я вам не верю… Я найду Анечку, найду, чтобы мне это не стоило…
Глубокой ночью, когда все в бараке спали, одна из заключенных услышала плач, больше похожий на вой, подавляемый подушкой. Она встала и пошла между нарами на звук. На нижней наре недалеко от входной двери лежала Лида, уткнувшись лицом в подушку. Она рыдала. Заключенная села к ней на кровать и положила свою руку Лиде на спину.
– Не убивайся так…
Лида повернулась и бросила заключенной:
