Елена Харькова - Девочка моя ненаглядная
– Баро, не гневись, – обратился к барону его двадцатилетний брат Гудло. – Разреши, пусть девчонка переночует.
– Цыгане всегда славились своим гостеприимством, – поддержал Гудло худощавый цыган Хохан.
– Она гадже, чужая! Она не знает наших законов и осквернит нам жилище! – продолжал хмуриться Шандор.
– Негоже выгонять слепую девочку ночью на улицу! – послышался тихий скрипучий голос из угла комнаты. Там в клубах дыма в кресле сидела старая цыганка Замбила и с закрытыми глазами курила трубку.
Замбила была старейшиной рода Пэтрэшив, поэтому её очень уважали и с её мнением считались.
– Ладно, пусть переночует. Янко, отведи девчонку на женскую половину, – разрешил Шандор. – А завтра проводишь её до вокзала.
– Я сама её отведу, – поднялась кряхтя Замбила.
– И позови мою жену, – приказал Шандор, – разговор у меня будет с ней серьёзный.
– Как скажешь, баро, – покорно кивнула Замбила и, подойдя к Даше, взяла её за руку. – Пойдём, деточка.
Цыганка повела Дашу за собой. Дверей внутри дома не было, а арочные пролёты между комнатами загораживали занавески или прибитые к притолоке ковры.
Старуха отодвинула полог тёмно-бордового ковра, и они оказались в комнате, где на низких лежанках, покрытых парчовыми и бархатными покрывалами, возлежали четыре женщины разных возрастов и следили, как маленькие дети играли на очень красивом персидском ковре, расстеленном на полу во всю комнату.
– Эта девушка с нами переночует, – объявила им Замбила. – Она наша гостья, поэтому отнеситесь к ней с уважением.
– Она же гадже! – возмутилась сорокалетняя цыганка Шанита. – Она осквернит нам все вещи! Придётся потом выбрасывать!
– Она не будет ничего трогать. Правда, деточка? – ласково обратилась к ней старуха.
– Конечно, я ничего не буду трогать, – испуганно пробормотала Даша. – Обещаю!
– Вот и умница, – одобрила Замбила и приказала родственницам: – Постелите ей что-нибудь на эту лежанку. Она здесь будет спать.
Но ни одна из женщин не пошевелилась. Они исподлобья смотрели на чужачку, посмевшую заявиться к ним. Род Пэтрэшив продолжал жить старым укладом, каким жили ещё их предки, строго следя за исполнением всех цыганских законов. А испокон веков гадже (нецыгане) не пускались в дом дальше общей залы. А вещи в доме, к которым прикасался чужак, потом выбрасывались на улицу или сжигались.
Старуха, укоризненно покачав головой, сама сняла с себя большую шаль, повязанную на бёдрах, и расстелила на лежанке.
– Ложись, деточка, отдыхай, – она помогла Даше сесть на постель, а потом обратилась к очень красивой молоденькой цыганке: – А ты, Мирела, иди в зал. Тебя баро зовёт.
– Шандор? Что ему надо? – насторожилась Мирела. – Скажи ему, что я уже сплю.
Замбила бросила на молодуху недовольный взгляд, но промолчала. Мирела недовольно повела плечами, медленно встала, потянулась и не спеша пошла в зал, напевая песню и всем своим видом демонстрируя, что ей как бы и нечего бояться разговора с мужем.
– Ох, и достанется же ей сейчас! – хихикнула двенадцатилетняя рыженькая Кхамали, как только Мирела скрылась за пологом ковра. – Будет знать, как с Гудло заигрывать!
– А ты откуда знаешь? Подглядывала? – дала ей подзатыльник её мать Хитана. – Уж не ты ли её выдала Шандору? А? Говори?
Мать схватила Кхамали за ухо. Девушка запищала от боли.
– Нет, я ничего дяде Шандору не говорила! Клянусь!
Хитана отпустила дочь, и та, как ни в чём не бывало, тут же заулыбалась и стала играть с младшим братиком на ковре.
– Зря Шандор женился на этой потаскухе. Я говорила брату, что негоже брать жену из табора Бабалая. Не уважают они нас. И цыганский закон не чтут! – тяжело вздохнула Хитана. – Но она же его своей красотой просто околдовала! Чёртова девка! Как бы из-за неё теперь братья не разругались!
Замбила опять раскурила свою трубку.
– Чему быть, того не миновать, – сказала старуха. – А Гудло уже пора отделяться, своим домом жить. Ульяна, почему мужа не уговариваешь?
Ульяна, пятнадцатилетняя девушка, лишь пару месяцев назад пришедшая после свадьбы в этот чужой пока ей дом, стыдливо опустила голову.
– Да что ты ей говоришь! – махнула на Ульяну рукой Хитана. – Была бы она хорошей женой, Гудло на Мирелу бы и не засматривался!
Ульяна ещё сильнее опустила голову и заплакала. Замбила хотела утешить молодую сноху, но тут всех отвлекли громкие крики из залы.
– Кнутом её хлыстает! – довольно улыбнулась Хитана. – Так ей и надо, паршивке!
Даша сидела на постели, испуганно сжавшись. Она была в шоке от всего, что происходило в этом доме. А крики всё продолжались и продолжались. И с каждым криком Мирелы Даша вздрагивала, будто хлыстали именно её.
– Он же её насмерть забьёт! – в ужасе прошептала Даша.
– Так ей и надо! – с ненавистью сказала Ульяна.
Женщины с удивлением и в то же время с одобрением посмотрели на неё. Наконец-то Ульяна начала вести себя как взрослая цыганка, а не безмолвная и безропотная девочка.
Вскоре крики затихли. Полог ковра отодвинулся, и Янко помог пройти в комнату Миреле. Блузка на её спине была разодрана в клочья, и вся спина и плечи были в кровавых полосах.
– Ульяна, принеси воды и чистые тряпки! – приказала Замбила. – Ну! Что стоишь? Неси быстрее!
Девушке пришлось подчиниться. Она принесла таз с водой и тряпки. Мирелу положили животом на ковёр. Хитана разорвала на ней блузку и аккуратно промыла раны от крови. После этого Замбила прогнала всех от бедной женщины, села рядом с ней на ковёр и стала шептать какие-то заклинания. Выполнив обряд, Замбила пересела в своё любимое кресло и опять закурила. А Мирела встала, накинула на больную спину платок и гордо прошествовала на свою лежанку. Ни слезинки не пролилось из её глаз.
Наступило тягостное молчание. Даша чувствовала себя настолько подавленно, что вынести этого больше не могла.
– А я несколько цыганских песен знаю! – сказала вдруг она, желая разрядить обстановку.
– Вот как? – повела бровью Замбила. – Ну-ка спой.
Даша откашлялась и запела:
– Две гитары за стеной жалобно заныли. Сердца сладостный напев: милый, это ты ли?
– Эх, раз! Ещё раз, ещё много-много раз! Эх, раз! Ещё раз, ещё много-много раз! – подхватила припев Замбила.
– Поговори-ка ты со мной, гитара семиструнная! Вся душа полна тоской, а ночь такая лунная! – включилась в пение и Хитана.
– Эх, раз! Ещё раз, ещё много-много раз! Эх, раз! Ещё раз, ещё много-много раз! – закружились цыганки в танце.
– Отчего да почему на глазах слезинки? Это просто ничего, по любви поминки! – запели все, а громче всех Мирела, которая, несмотря на больную спину, тоже пустилась в пляс.
– Эх, раз! Ещё раз, ещё много-много раз! Эх, раз! Ещё раз, ещё много-много раз! – пошли колыхаться разноцветные юбки по кругу. А Кхамали упала в центре на колени и мелко затрясла плечами, позвякивая золотыми монетками монисто.
– Хорошо поёшь! – раздался вдруг хриплый голос Шандора.
Цыганки резко остановились. Увлечённые танцем, они не заметили, как в комнату вошёл барон.
– Как тебя зовут? – спросил он гостью.
– Меня? Даша, – робко ответила девушка.
– Ну давай, Даша, рассказывай свою историю.
Янко принёс барону стул, на который он важно сел.
– Я приехала сюда на машине с дядей Жорой. Мы ехали в гости к его другу, дяде Стасику. А в этом городе пошли на рынок. И я там потерялась… Вот и всё.
– И тебя твой дядя не искал? – прищурился Шандор.
– Конечно же, искал! – убеждённо заявила Даша. – Просто рынок очень большой и народу много. Вот мы и потерялись.
– Что же ты дальше собираешься делать? – пристально посмотрел на неё барон.
– Не знаю, – тяжело вздохнула Даша. – Мне бы денег где-то взять, чтобы до Москвы доехать…
– Значит, тебе деньги нужны… – задумчиво сказал Шандор, разглядывая девушку. – Деньги всем нужны. Но они просто так не даются. Их надо заработать.
– Да я бы с удовольствием заработала! Но только что я умею? – печально ответила девушка.
– Ты петь умеешь! – чуть улыбнулся Шандор. – Причём хорошо поёшь, душевно, по-цыгански. Вот давай сама и заработай себе на билет. А мы тебе поможем.
– Вы мне поможете заработать? Спасибо! – обрадовалась Даша, что нашёлся выход из этой ужасной ситуации.
– Вот и ладно. Принимаем тебя на время в наш табор, – сказал Шандор, хлопнув рукой по подлокотнику стула.
Женщины недовольно загудели.
– Я так решил! – грозно сказал барон и вышел из комнаты.
Замбила обняла девушку за плечи.
– Радуйся, что тебя в табор приняли. Приглянулась ты, значит, нашему баро. А это редкий случай!
– Вы никогда в свой табор чужих не пускаете? – спросила Даша.
– Почему же, бывает, что беспризорников берём. Вон, Янко грудничком на помойке нашли. Какая-то дрянь его, словно ненужную вещь, выкинула. Еле я его тогда выходила. Он совсем слабенький от голода был, одной ниточкой за этот мир держался. Зато теперь он вон какой чернявенький красавчик вырос! И не отличишь от наших!
