Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда
– Одиннадцать.
– И вы остались без мамы, без папы? Как же вы справились?
– Пас коров в Оверни, в деревне у родственников отца…
– А мама?
– После войны мама работала два года в Нью-Йорке, в аппарате Объединенных Наций как переводчик. А сейчас работает у “Галлимар”, это большой издательский дом… Она, как это? Agent comptable… Кто деньги считает…
– Бухгалтер?
– Да, да, бухгалтер… Вот она…
Он достает бумажник, раскрывает и протягивает фотографию Зинаиде Палне. Она рассматривает фото, потом передает его Любе.
– Красивая женщина…
– Правда, мама была очень красивая…
– А сколько лет вашей маме?
– На этой фотографии – пятьдесят три.
– Как пятьдесят три? – Люба поднимает на Пьера растерянный взгляд. – Не может быть!
– Это я снимал в Ницце в прошлом году. Она очень трудно переживает свой возраст. Красота уходит…
Зинаида Пална встает и выходит. Люба возвращает фото Пьеру и тоже встает.
– Николай Кузьмич, я бы хотел попасть за кулисы Большого театра в Москве и Кировского в Ленинграде. Меня интересует судьба Мариуса Петипа, француза, который создал русскую школу балета. Мне нужно получить доступ в архивы. Не могли бы вы мне помочь?
Чухновский с досадой вертит рюмку в руке.
– Мой тебе дружеский совет: не болтай лишнего. И не доверяй никому…
Поздно вечером Пьер едет в метро. Вагон полупустой, в углу спит пьяный в пиджаке на голом теле, молодая парочка держится за руки, да в другом конце вагона громко разговаривает компания молодых парней.
На станции “Проспект Маркса” открываются двери, Пьер выходит.
Подойдя к гостинице, Пьер оборачивается.
Манежная площадь безлюдна, ползет одинокий грузовик. В тусклом свете фонарей вдоль Александровского сада тащится прохожий. Оживают куранты на Спасской башне, отбивая четверти. Наверху гостиницы “Москва” разом гаснет освещение в кафе “Огни Москвы”. В ночном небе горят рубиновые звезды на башнях Кремля.
В номере Пьер выдвигает ящик стола и цепенеет – ящик пуст. Он принимается лихорадочно шарить по ящикам, хватает куртку, ощупывает карманы.
В коридоре взволнованный Пьер объясняется с невозмутимой дежурной по этажу.
– Да вы не переживайте, это какое-то недоразумение… Все найдется, разъяснится. Это “Националь” – у нас не воруют. Вы поглядите как следует, чего-нибудь напутали, куда-нибудь не туда положили…
За столом в номере сержант милиции составляет протокол. Другой милиционер с погонами младшего лейтенанта расхаживает по комнате, оглядывая беспорядочно разбросанные вещи. Пьер выдвигает ящик, показывает.
– Вот сюда я положил паспорт и деньги…
– Вы сядьте и успокойтесь, – советует младший лейтенант.
Сержант спрашивает:
– В котором часу вы покинули номер?
– Точно я не помню… Около шести часов.
– Около восемнадцати… А вернулись?
– В полночь. Я зашел в гостиницу, как раз куранты били…
– Ноль ноль пять… Где вы находились между восемнадцатью часами и нолем?
– Меня пригласил писатель Чухновский…
Младший лейтенант заинтересовался:
– Депутат Верховного Совета? Какой Чухновский?
– Да.
– Вы с ним знакомы, что ли? Откуда вы его знаете?
– Он приходил к нам в Париже. Он писал о моем отце…
– Он кто?
– Кто?
– Ваш отец? Чем он занимается?
– Он погиб в немецком лагере. Он участвовал в Сопротивлении.
– Паспорт французский? – строго спрашивает сержант.
– Да. Я гражданин Французской Республики.
– Денег сколько было?
– Три тысячи двести франков…
Младший лейтенант вздыхает:
– Ладно, разберемся…
Он смотрит в окно. И Пьер невольно поворачивает голову. Над Красной площадью занимается рассвет.
У знаменитого “Дома Игумнова” на Большой Якиманке, резиденции посла Франции, Пьер разглядывает экзотический фасад. Набравшись храбрости, он взбегает по ступенькам и нажимает на кнопку звонка.
Откинувшись в кресле за письменным столом, второй секретарь посольства Мартен с некоторым раздражением отчитывает стоящего перед ним Пьера:
– Почему я должен объяснять вам подобные вещи? Это не я, а вы изучаете русскую литературу. Достоевский – это, конечно, шикарно. Но разве он советует оставлять деньги в отеле? Ваши профессора не предупреждали вас, куда вы едете?
– Я думал, что… мне сказали, что это прекрасный отель…
Мартен достает бумажник.
– Сто рублей – этого достаточно, чтобы прожить три дня. К счастью, французское государство содержит своих стажеров щедро. В среду вы получите вашу стипендию и, надеюсь, вернете мне эту сумму. И я бы просил вас не оставлять деньги в номере. Я бы не советовал делать это ни в Париже, ни Лондоне, а уж в Москве…
– Спасибо, месье. Разумеется, я верну вам деньги… Я понял, что надо быть осторожным.
– Боюсь, месье Дюран, это вам только кажется. Вот проживете в Москве месяца три, тогда начнете понимать… Эта страна – не такая, как другие. Иностранных банков нет, деньги из Парижа можно перевести только через посольство, и то – ограниченную сумму. За иностранцами следят, любой выход в город контролируется… Мы работаем в этой стране не первый год, но понять, как здесь живут люди, нам очень сложно. Западные дипломаты живут, как в гетто…
В кабинет заходит сотрудник посольства и кладет на стол перед Мартеном бумаги:
– Я исправил, как вы сказали. На два месяца…
Мартен проглядывает документы и протягивает Пьеру:
– Эта справка – временное удостоверение личности. Паспорт ваш, скорей всего, найдется. Я думаю, вас ограбили не воры…
– Спасибо, месье, я все понял…
– Привыкайте, Дюран. Здесь приходится быть мудрым…
В дымке дождя возникает автобус. Из дверей с руганью и прибаутками вываливается, окутываясь паром, разгоряченная толпа пассажиров. Пьер выдергивает сумку из толкучки, опускает чемодан. Люди раскрывают зонты, разбегаются, трогается автобус. Пьер остался один.
За стеной проливного дождя призрачно проступает высотный фасад университета. Огромная площадь пустынна.
Пьер идет, оглядывая памятник Ломоносову.
В вестибюле сектора “Г” университетского общежития дежурный в милицейской форме проверяет бумаги Пьера, сверяется со списком.
– Так… Дюран – шестой этаж, ключи на этаже у дежурной…
Он пропускает его через турникет. Двери лифта открываются, из кабины высыпает стайка девушек. Они с любопытством оглядывают насквозь промокшего Пьера и проходят, смеясь и громко разговаривая.
В полутемном просторном холле стоят будки телефонов-автоматов, кожаные диваны и кресла, кадки с фикусами и пальмами. Дежурная, немолодая полная тетка, ведет Пьера по коридору. Она останавливается у номера 636 и, услышав голоса, толкает дверь. За дверью – блок из двух комнат и прихожая с душевой и туалетом. В одной из комнат за распахнутой дверью плавают клубы дыма, трое парней примостились за столом с бутылкой и закуской.
– Начинается… Криворучко, обратно шалман развел? А накурили! Окно откройте, охламоны!
Микола Криворучко, широкоплечий, плотный парень, выходит в прихожую. Дежурная отпирает дверь в соседнюю комнату, протягивает ключи Пьеру:
– Ну, вот, все прибрато, белье чистая… Устраивайтеся.
– Андревна, ты шо така злыдня? Земляк с Полтавы приехав на химфак…
– Ты мне пожар устрой! Соседа тебе привела. Француз, между прочим…
Она уходит. Микола с улыбкой протягивает руку Пьеру:
– Первый раз живого француза бачу… Микола.
– Пьер. Очень приятно.
– Давай к нам. Со знакомством по махонькой…
– Я… я сейчас не могу.
– Гляди, опоздаешь…
Пьер заходит в комнату, прикрывает дверь. Из динамика на стене льется бодрая песня. Он распахивает окно, за которым видны корпуса университета, все в зелени, начинающей желтеть. Он окидывает взглядом свое жилище – стол, два стула, металлическая койка, шкаф.
Дверь распахивается. С порога Микола с ухмылкой протягивает налитый стакан, краюху черного хлеба с салом и соленый огурец.
В аудитории негде яблоку упасть – сидят на ступеньках, стоят, преобладают девушки. Пьер что-то записывает в тетрадке, поднимает голову. Внизу на кафедре профессор расхаживает вдоль доски.
– Работа текстолога часто представляется каким-то сухим педантизмом, крохоборством, но, по существу, эта работа далека от крохоборства и сухости – в ней исследователь пытается проникнуть в мастерскую гения, подсмотреть его творческую работу. И, глядя на черновик Пушкина, мы не столько понимаем, сколько смутно чувствуем в нем, как в неподвижной, застывшей лаве, следы бурного творческого извержения. Идя последовательно по следам работы поэта, мы невольно заражаемся его волнением. Это особого рода наслаждение – “следовать за мыслями великого человека”. Поздравляю вас с началом учебного года…
